Чтобы предупредить возможную попытку скрыться, решили Шаповалова задержать.
В процессе следствия чекисты установили, что задержанный — опасный военный преступник.
Благополучно приземлившись в июле 1942 года в окрестностях хутора Погорелово Станично-Луганского района, Шаповалов и не думал выполнять разведзадание. Вместе с напарником Кашубой — затаившимся антисоветчиком — он добровольно явился в полевой пункт «Абвергруппы-2», которым руководил кадровый разведчик майор Лемке, и предложил гитлеровцам свои услуги.
Фашисты зачислили его на службу в состав контрразведовательного органа «Мельдекопф-Тан», обосновавшегося в Старобельске, и использовали для поиска и опознания советских разведчиков. Шаповалов выдал 43 советских патриота, большинство которых после пыток и истязаний погибли, сохранив верность Родине и воинскому долгу.
Отступая под ударами Красной Армии, гитлеровцы оставили Шаповалова в Ворошиловграде с заданием внедриться в органы госбезопасности. Ставка делалась на почти безукоризненную легенду, разработанную «Абвергруппой» для своего агента, и уничтожение всех следов и возможных свидетелей преступлений предателя.
В июле 1943 года военный преступник Шаповалов предстал перед военно-полевым судом.
ОЛЕГ ВОЛЬНЫЙ«СООБЩИТЕ В СМЕРШ»
13 сентября 1944 года.
Окрестности Транобжога (Польша).
Войдя в комнату, Малов увидел брившегося за большим обеденным столом молодого майора в расстегнутой гимнастерке.
— Товарищ майор, разрешите обратиться?
— Слушаю вас.
— Разрешите закрыть дверь.
— А в чем дело?
Малов прикрыл дверь, расстегнул ремень и положил кобуру с пистолетом на стол.
— Примите, пожалуйста, оружие и сообщите в «Смерш», что сержант Малов, раненный и плененный в октябре сорок третьего года, после окончания разведшколы абвера из плена прибыл.
Офицер вскинул удивленные глаза и схватился за телефонную трубку…
Первая беседа с советскими контрразведчиками длилась более десяти часов.
18 октября 1943 года.
Запорожская область. Окрестности села Альбери.
Сменив на пулемете опустевший диск, сержант Малов огляделся. Дно окопа устелено стреляными гильзами, патронный ящик опорожнен еще полчаса назад, в нише, где хранился запас боеприпасов, тоже пусто, только единственная граната лежит с краю.
Последний диск и граната. В таком бою хватит минут на пять, не больше.
А может, удастся задержать атакующих гитлеровцев дольше, опять огнем прижать к земле и, используя складки местности, уйти вслед за своими? Неужели не найдется спасительный овражек или ложбинка?
В ходе наступательной операции батальон 312-го стрелкового полка далеко опередил боевые порядки дивизии и попал под удар гитлеровцев, контратаковавших большими силами. Возникла угроза окружения. Командование распорядилось оттянуть подразделение на основные линии полка.
Стрелковая рота, где сержант Малов командовал отделением, оставалась в арьергарде, сдерживая натиск врага, а когда батальон соединился с другими подразделениями полка, получила приказание прорываться к своим.
Собрав поредевшие взводы, ротный подозвал Малова.
— Прикрой отход, сержант. Половина бойцов — раненне. Если противник рванется следом, нам не уйти. Вся рота ляжет в степи. Продержись, Саша, сколько сможешь.
Малов давно потерял счет времени и атакам, следовавшим одна за другой почти беспрерывно.
Яростные попытки гитлеровцев сбить с небольшой возвышенности заслон, перекрывавший им путь, раз за разом захлебывались — меткие очереди ручного пулемета швыряли атакующих на землю. «Дегтярь» раскалился от непрестанной стрельбы, но работал безотказно, словно знал, что от него зависит судьба роты, жизнь десятков израненных бойцов, под его прикрытием уходивших на соединение с основными силами полка.
Сколько еще удастся продержать гитлеровцев у подножий возвышенности?
Сквозь чавканье минных разрывов донесся отдаленный тяжелый гул.
Сержант прислушался, выглянул за бруствер окопа. На сердце похолодело — танки! Конец. Теперь сомнут. Пулей танк не остановить и «лимонкой» не возьмешь.
Ой, как не хочется умирать восемнадцати лет от роду.
И жизни осталось несколько минут, пока танки доползут до окопа.
Жалко сестренок-сирот, плакать будут, когда узнают, что единственного брата убило. Росли без матери и отца, а теперь — совсем одни на белом свете. А ребята с ротным успели добраться до наших? Как пить хочется, и фляжка куда-то запропастилась…
В голове вертелся калейдоскоп мыслей, а руки делали свое дело. Ствол пулемета развернулся в сторону ближайшей группы гитлеровцев, бросившихся в атаку.
— Я с Донбасса, сволочи! — скрипел зубами Малов, ловя на мушку движущиеся фигуры. — Вы меня запомните!
Взрыв, взметнувшиеся на бровке окопа. Тяжелый удар по ноге. Страшная пекущая боль…
26 июня 194 4 года.
Львов. Концлагерь советских военнопленных.
Перед шеренгой изможденных, обессиленных пленников прохаживались двое. Одни — назвавшийся Антоном Семененко, другой — бывшим подполковником Красной Армии.
— Повторяю, господа пленные, — говорил Семененко, вытирая накрахмаленным платком потное лицо, — германское командование готово предоставить желающим исключительную возможность овладеть профессией шофера. Каждый получит хороший паек, новую одежду вместо вашего рванья и жилье, не за колючей проволокой, разумеется.
«Речистый прохвост», — подумал Малов.
Александр многого уже навидался за восемь месяцев неволи. И в темном, грязном сарае, когда очнулся среди шестнадцати истекающих кровью советских солдат и понял, что попал в плен. И в Никопольском лагере-госпитале, где соседи по нарам сгорали от гангрены, тифа, дизентерии, а он выкарабкался из горячечного бреда. И в концлагере под Кривым Рогом. И здесь — в третьем по счету лагере, где фашистская машина уничтожения уносила сотни жизней.
Он искал выход, дающий хоть малейший шапс, и не находил.
Пока срасталась перебитая нога, Малов строил разные планы побега из плена. Однако ни один из них осуществить не удавалось, а в истощенном организме оставалось все меньше сил. И погибнуть в плену он но мог себе позволить — не отомстил еще гитлеровцам за все их злодеяния, а мертвый солдат — уже не мститель.
Теперь, стоя в шеренге узников на лагерном плацу и слушая потных «ораторов», Александр прикидывал новый план.
«Подполковник», разглагольствовавший о «непобедимости армии великого фюрера», объявил:
— Согласные учиться на шоферов выйти нз строя!
Малов знал, что «улов» у вербовщиков окажется небогатый: рядом с ним стояли люди, готовые на муки и смерть, но не на предательство.
«А что, если попробовать воспользоваться этим? — подумал Малов. — Применить солдатскую находчивость, воинскую хитрость. Главное — вырваться из концлагеря. А там — обмануть врага и уйти к линии фронта…»
Он шагнул вперед, ощущая спиной полные ненависти взгляды стоявших в строю.
«Простите, ребята! — мысленно произнес Александр. — Я не предатель, я — в бой!»
27 июня 1944 года.
Львов. Гостиница у Стрыйского парка.
В это трудно было поверить: кровать, застеленная белоснежной простыней, лампа под абажуром, на столе скатерть и графин с водой, мягкие стулья, коврик, картина на стене, цветные шторы на окнах.
После фронтовых окопов и лагерных бараков казалось, что ничего подобного на свете уже не существует.
Александр преодолел оцепенение. Надо взять себя в руки, приготовиться к любым неожиданностям. Не случайно же его привезли из концлагеря в гостиничный номер да еще поселили отдельно, приставив к двери часового.
Бежать из гостиницы невозможно, она охраняется, словно важный военный объект. Даже если попытаться, далеко; без оружия и документов не уйдешь — первый же патруль схватит.
Остается усыплять бдительность врага и терпеливо ждать удобного момента.
Вскоре дверь открылась, вошел гитлеровский офицер, расположился за столом и на сносном русском языке начал задавать вопросы, интересуясь мельчайшими деталями биографии. Опрос длился около трех часов. Потом явился другой офицер, тоже владевший русским языком, и стал задавать аналогичные вопросы.
На следующее утро все повторилось: несколько офицеров, сменяя друг друга, допрашивали почти без перерывов, по многу раз возвращались к одним и тем же вопросам.
Малов понял: идет серьезная проверка. Тут пахнет не шоферскими курсами…
2 июля 1944 года.
Городок Бжоза (Польша).
Грузовик въехал в ворота и остановился за высоким глухим забором. Вслед за автоматчиками, конвоировавшими группу из восьми военнопленных, Малов спрыгнул па землю, внимательно осмотрелся.
Плац, небольшие казарменного типа здания, по углам забора — сторожевые вышки с прожекторами и пулеметами.
Вот как выглядит змеиное логово…
Накануне вечером, на последнем допросе, гитлеровский офицер в полевом мундире с майорскими знаками различия сказал Малову «по секрету», что его, «как благоразумного молодого человека», германское командование направляет в разведшколу, по окончании которой забросит в тыл Красной Армии со спецзаданием.
Значит, здесь из предателей готовят шпионов и диверсантов.
«В веселенькую ситуацию угодил», — думал Александр, оценивая сложившееся положение.
Как в запорожской степи, отступать было и некуда, и нельзя.
Он опять почувствовал себя в бою, в настоящей схватке с врагом.
Внедрившись в разведшколу, можно собрать важные сведения о гитлеровской агентуре, предназначенной для использования в тылу Красной Армии, методах ее работы, планах и задачах, чтобы сообщить советскому командованию. Он — разведчик в стане фашистов.
Для сестер, земляков, однополчан он — погибший или пропавший без вести, а по бумагам гитлеровцев отныне — изменник, согласившийся на службу. Никто — ни по ту сторону фронта, у своих, ни здесь — не знает, что он не предавал Отечество, а только надел маску. Единожды приняв присягу, он был и остается ей верен.