На её ресницах заблестели слёзы. Несколько шагов она безвольно следовала за отцом, а потом, будто опомнившись, дёрнула руку, пытаясь освободиться:
– Пусти, я закричу!
– Я тебе закричу. Придём домой, там поговорим.
Всю дорогу девочка молчала, угрюмо уткнувшись в серый асфальт, в прихожей сбросила туфли, швырнула куртку и, не удостоив отца взглядом, направилась в свою комнату.
– Сейчас придёт мама, поговорим с ней о твоих увлечениях, – строго сказал Сергей Викторович.
Она с ненавистью в упор посмотрела на него.
– Я думала, ты человек, а ты… Если ты хоть слово скажешь маме…
– Непременно скажу. Подумать только! Влад! Он же тебе в отцы годится!
Девочка в приступе ярости бросилась на отца и, задыхаясь от слёз, стала молотить его кулаками:
– А ты? Ты на двадцать лет старше своей девицы, это нормально?
– На восемнадцать, – машинально поправил он и, чувствуя, что сморозил глупость, прикрикнул, чтобы остановить её истерику: – Прекрати сейчас же! И вообще это разные вещи.
Плач оборвался, и Лена язвительно произнесла:
– Почему? Какая разница? И вообще, если ты хоть слово скажешь маме, я заявлю, что это ты мне показываешь пример и что Влад – твой знакомый, только ты просил меня об этом не говорить. Посмотрим, кому мама поверит.
– Ах ты паршивка!
Он хотел шлёпнуть негодную девчонку, но она ловко увернулась и, громко хлопнув дверью, скрылась в своей комнате. О том чтобы уйти и оставить её дома одну, не было и речи. Он позвонил Наде предупредить, что сегодня прийти не может.
Атмосфера в доме была пронизана электрическими разрядами вражды. После эйфории примирения Сергею Викторовичу было особенно больно осознавать, что его дочь, его маленький Ленок, в одночасье стала совсем чужой, далёкой. Он не мог докричаться до неё. Да и как заставить её слушать, если она сравнивала несовместимые вещи!
Нужно что-то предпринять, но что? Поругать, отшлёпать? Но она уже не маленькая девочка. Прежде, когда он слышал разговоры родителей про опасный переходный возраст, он думал, что его сия чаша минует. Как это могло случиться? Почему?
Сергей Викторович лихорадочно искал способ решения проблемы, но все мысли были зыбкими, расплывчатыми. Он терял дочь. Она пришла к нему за одобрением и поддержкой, но как он мог одобрить этот чудовищный кошмар?! Однако если продолжать в том же духе, она наперекор ему наделает глупостей.
Он вошёл в комнату дочери. Она сидела на диване, склонившись над книгой. Густые русые волосы упали, полностью закрыв лицо. Девочка неторопливым жестом откинула прядь со лба и, подняв голову, посмотрела на отца. Её глаза были прозрачно-голубыми, как льдинки. Он всегда видел в ней только ребёнка и впервые осознал, как сквозь детскую хрупкость и угловатость в ней уже проглядывала чисто женская грация. Проклятье! Лучше бы она была уродливой, косой, кривой!
Он приблизился к дочери и положил руку ей на плечо, надеясь прикосновением перекинуть мостик через разделяющую их пропасть.
– Может, поговорим?
– Нам не о чем говорить, – отрезала она, сбросив его руку с плеча.
– Не сердись. Я был не прав, когда накричал на тебя, – примирительно начал он, – просто мне казалось, тебе естественнее встречаться с мальчиками твоего возраста.
– А тебе не естественнее жить с мамой? – жестоко прозвучало в ответ.
Он молчал, кляня себя за беспомощность. Дочь опять поставила его в тупик, в замкнутый круг, из которого он не видел выхода. Не дожидаясь ответа, она презрительно усмехнулась.
– Мне не нужны прыщавые недоумки. Что они знают? Что могут? С ними с тоски можно сдохнуть.
– А какое веселье с этим старым Казановой? – раздражаясь, сказал отец.
– Такое же, как Наде с тобой. Он умный. Он так красиво говорит, читает стихи…
Вдруг подбородок её задрожал, и она, закрыв лицо руками, заплакала. Сергей Викторович обнял дочь, пытаясь утешить, как в те дни, когда она маленькой девочкой прибегала к нему со своими детскими горестями.
– Ну что такое? К чему слёзы?
– Почему? – сквозь всхлипы проговорила она. – Почему он ушёл? Выходит, я ничего для него не значу? Какая же это любовь?
– Ну конечно, он не любит тебя, – ухватился он за брошенную ею самой спасительную соломинку.
Девочка отняла руки от лица и подняла на отца аквамарины глаз, полные недетской боли.
– Не любит? – тихо переспросила она и вдруг резко вскочила. – Неправда!
Книга соскользнула с её колен и шлёпнулась на пол. Сергей Викторович машинально нагнулся. Набоков «Лолита». Перед ним всё поплыло. Небольшая книжонка в бумажном переплёте казалась пудовой. Он медленно поднял её и поднёс к лицу дочери, словно боялся, что она недостаточно хорошо видит.
– Что это? – сухо спросил он.
– Книга, – с вызовом бросила Лена.
– Ты читаешь эту мерзость?
– Это, между прочим, классика.
Девчонка откровенно глумилась над ним. Взять бы её поперёк живота да выпороть как следует. Но он понимал, что от этого будет ещё хуже, и усилием воли сдержался.
– Я не то хотел сказать. Но ты ведь разумный человек. Ты видишь, как легко этот твой знакомый от тебя отказался. Стоит ли из-за него переживать? – загоняя в угол свои раздражение и злость, сказал Сергей Викторович.
Она немного помолчала, а потом произнесла:
– Это оттого, что у нас пока что всё было не по-настоящему. Вот ты не можешь уйти от Нади, потому что у вас всё по-настоящему. Да, надо чтобы всё было по-настоящему, – задумчиво повторила она.
– Что значит, по-настоящему? – холодея, произнёс Сергей Викторович.
Загадочная улыбка, озарившая её лицо, разом сошла, и она передёрнула плечами:
– Ничего. Это я так. Не обращай внимания.
Его жизнь превратилась в кошмар. Он как угорелый нёсся с работы домой, страшась оставить дочь одну, покупал видеокассеты, книги, чтобы отвлечь её от опасных мыслей. Они больше не возвращались к щекотливой теме, сохраняя видимость добрых отношений, но он не мог избавиться от чувства, что призрак недосказанного навечно поселился среди них. Может, лучше посоветоваться с женой? Но что он мог сказать? И потом, разве она слепая? С девчонкой творится неладное, а она только и занята своими переживаниями, распалялся Сергей Викторович, но тоненький голосок совести насмешливо вставлял: «У самого рыльце в пуху».
В тот день у жены был отгул. Убедившись, что она собирается провести его за домашними хлопотами, Сергей Викторович отправился к Наденьке. Только вырвавшись из дома, он понял, как соскучился по ней. Сколько времени прошло с тех пор, когда они виделись в последний раз! Казалось, дни растянулись в месяцы. Она была нужна ему, как никогда. Он устал от проблем, переживаний, устал притворяться, разыгрывая из себя доброго папашу, когда внутри у него клокотала гремучая смесь боли, гнева и бессилия. Наденька – вот кто поймёт и утешит его, заставит хотя бы ненадолго забыть о свалившемся на него несчастье.
Сначала она дулась, что он долго не приходил, но это было больше похоже на игру, и он охотно подчинился её правилам. Проблемы остались далеко, в другом измерении. Сухо потрескивали свечи, их блики играли на пузатых бокалах с вином. Наденька, лёгкая и свежая, привычно опустилась к нему на колени. Их губы встретились. «Мы один раз целовались. По-настоящему», – пробуравила мозг фраза дочери. Он невольно отпрянул.
– Что-нибудь не так? – спросила Надя.
– Нет, всё в порядке. Шальная мысль. Вот буду старичком, ты меня, наверное, разлюбишь? – попытался он свести всё к шутке.
– Глупый, – улыбнулась она. – К чему загадывать надолго? Пока что ты отнюдь не старичок.
Она вновь прильнула к нему. Дочь. Он ничего не мог с собой поделать. Перед его взором стояла Леночка. Он усилием воли сдержался, чтобы не отстраниться, принимая ласки Нади. «По-настоящему… по-настоящему…» – сверлило мозг.
– Да что с тобой сегодня? – недовольно спросила Надя и резко встала с его колен.
Он испытал странное облегчение, как будто само прикосновение к ней было ему в тягость.
– Просто болит голова, – соврал Сергей Викторович. – Но это пройдёт.
Пройдёт ли? Он пытался сбросить с себя наваждение, но лицо дочери стояло между ним и Надей. «По-настоящему». А по-настоящему ли всё это?
Чем ближе он подходил к дому, тем сильнее в нём нарастало чувство тревоги. Он перешёл на бег, уже не сомневаясь, что с его девочкой случилось непоправимое. Не уберёг. Она, чистая и беззащитная, обратилась к нему, а он стал читать ей нравоучения. Моралист фигов! Зачем он ушёл сегодня? Кто, кроме него, защитит её? Он бежал, задыхаясь с непривычки, но не в силах перейти на шаг. Только бы она была дома. Только бы с ней ничего не произошло. Он не стал дожидаться лифта и помчался вверх по ступеням. В висках стучало. Лёгкие болели от напряжения. Когда он поднялся на свой этаж, в глазах потемнело, и он ухватился за дверной косяк, чтобы не упасть.
– Где Лена? – спросил он у жены, открывшей дверь.
– У себя. Уроки делает. За тобой что, гнались?
– Нет, уже всё в порядке, – облегчённо вздохнул он. – Просто мы слишком мало уделяем ей внимания, а у неё всё-таки переходный возраст. Но теперь всё будет иначе.
Отдышавшись, он прошёл в комнату дочери. Лена сидела за столом в ореоле света от настольной лампы, по-детски поджав ноги. Он тихонько подошёл к ней и обнял за плечи.
– Девочка моя. Я хочу, чтобы ты знала, что ты – это самое настоящее в моей жизни.
– А мама?
– Ты и мама. А Надя – это временное, пустое. И Влад тоже. Только не возражай. Обещай больше никогда не видеться с ним. У тебя в жизни тоже должно быть настоящее.
Лена знала, что имел в виду отец.
Они с Андреем шли, взявшись за руки. Первый снежок серебрил мостовую. Было жалко наступать на него, оставляя чёрные провалы следов, поэтому они шагали осторожно и бережно, стараясь не рушить первозданную чистоту ранней зимы. Его ладонь была тёплой, и от него веяло надежностью. Они часами говорили обо всём на свете, и им никогда не было скучно.