чень помог Альберту.
Иногда ему верилось, что он все-таки движется — пусть и очень медленно — в правильном направлении.
Лорд Мельбурн поблагодарил королеву за прием миссис Нортон.
— Безграничная доброта Вашего Величества — пример для всех, — сказал он со слезами на глазах.
— Дорогой лорд Мельбурн, это было самое меньшее, что я могла сделать для леди, с которой обошлись так несправедливо. Альберт, правда, возражал, но ведь Альберт до того чист, что не всегда понимает, как легко для некоторых людей — которые не столь безупречны в своем поведении — оказаться в неловком положении. По правде говоря, лорд М., я иногда задаюсь вопросом, как мне сравняться с добродетельным Альбертом.
— У Вашего Величества добрейшее сердце в мире, — сказал лорд Мельбурн. — А доброта — это гораздо более ценное качество, нежели незыблемые моральные устои.
— Ах, лорд М., неужели вы и впрямь так считаете?
— Я в этом убежден. И я уверен, что ангел, который сейчас все за мной записывает, во всем согласится со мной.
— Лорд М., это просто ужас, что вы такое говорите.
— Если мои слова способны вызвать улыбку на устах Вашего Величества, большей награды мне и не нужно.
До чего приятно было общаться с лордом Мельбурном, и как ее раздражало поведение оппозиции, нападавшей на него в связи с политикой правительства в Китае, биллем об объединении двух Канад и назревавшими общими беспорядками.
— Какой он несносный — этот Роберт Пиль!
Лорд Мельбурн вскинул свои красивые выгнутые дугой брови, которыми она когда-то, да и сейчас еще, разумеется, так восхищалась. Лорд Мельбурн был очень красивый мужчина, но все-таки никто не обладал такой поразительной, захватывающей красотой, как Альберт.
— Да нет, он неплохой парень.
— Он чудовище.
— Тогда и все, кто не согласен в чем-то с королевой и ее премьер-министром… чудовища… но, если не брать этого в расчет, они могут оказаться чертовски хорошими парнями… Ваше Величество, конечно, простит мне мой язык.
Она с улыбкой склонила голову, но при этом подумала: Альберт был бы шокирован, услышав, что премьер-министр сказал «чертовски» в присутствии королевы.
А она всегда любила живой, образный язык лорда М.! Нет, если бы к ним в голубом кабинете присоединился Альберт, их разговор попросту не мог бы продолжаться.
А лорд Мельбурн тем временем уже рассказывал ей, что слуга лорда Уильяма Рассела, швейцарец Бенджамен Курвуазье, сознался в том, что убил своего хозяина. Это была дикая история, поскольку убийца вошел в спальню жертвы в Норфолк-Плейс на Парк-Лейн в чем мать родила, с тем чтобы не осталось крови на одежде. Он взял почитать у слуги герцога Бедфордского книгу «Джек Шеперд», написанную Хэррисоном Эйнсуортом, и она, наверное, его вдохновила. Его мотивом было ограбление, поскольку ему хотелось вернуться обратно в Швейцарию богатым.
Лорд Уильям всегда спал с горевшей у него на прикроватной тумбочке лампой, и кто-то из окна на другой стороне улицы увидел в спальне напротив обнаженную фигуру. Этот кто-то не пришел и не сообщил о виденном, поскольку это был хорошо известный генерал, и он как раз проводил ночь в спальне одной светской леди.
— Какой ужас! — сказала Виктория.
— Но так устроен мир, — ответил лорд Мельбурн. — Курвуазье во всем признался. Сомневаюсь, что вы услышите историю о генерале и его возлюбленной, но она получила распространение, и люди считают, что нет дыма без огня.
«Как это ужасно, даже жутко! — думала она. — Но интересно». Лорд Мельбурн всегда приносил ей какие-нибудь пикантные новости, так разнообразившие ее жизнь.
Но она не могла говорить ни о чем подобном с Альбертом. Он, безусловно, этого бы не одобрил.
Они ехали в Клермонт. Это пойдет ей на пользу, сказал Альберт, там больше свежего воздуха: он собирается быть очень строгим, сказал он игриво. Они будут рано вставать и рано ложиться; будут прогуливаться в красивых садах, и он будет рассказывать ей о растениях и птицах; они будут вместе рисовать; он будет читать ей вслух, а потом они вместе обсудят прочитанное; они будут петь дуэты и играть на рояле. Подобное существование казалось обоим восхитительным.
— Милый Альберт, — сказала она, — вы так обо мне заботитесь.
— А как же, любовь моя, это мой долг.
— Ах, Альберт, и только?
— Конечно же, еще и мое наслаждение, — добавил он с нежностью.
Итак, они ехали в Клермонт, и чем ближе они подъезжали к нему, тем с большей силой ее охватывали воспоминания о проведенных там днях.
Она рассказывала ему о дорогой Луи, которую она там встретила в детстве.
— На людях она вела себя со мной как с принцессой, а когда мы оказывались у нее в комнате одни… только мы вдвоем, тогда я уже переставала быть принцессой Викторией, а становилась ее подружкой, пришедшей к ней в гости. Она, бывало, заваривает чай, и мы сидим себе попиваем, а она рассказывает о прошлом, большей частью о принцессе Шарлотте.
— Да. Дядя Леопольд тоже мне много рассказывал о Клермонте. Мне кажется, это очаровательное место.
И Клермонт поначалу не разочаровал их. Они много гуляли, музицировали, раньше ложились, раньше вставали: короче, все было так, как того хотелось Альберту, и Виктория не жалела об этой перемене в ее жизни. Вот только повсюду, казалось, витал дух Шарлотты. Здесь Шарлотта родила мертвого ребенка, который мог бы стать правителем Англии; и сама Шарлотта, которая тоже могла бы стать английской королевой, — умерла.
Умерла и Луи. Зайдя порой в ее комнату, Виктория тотчас представляла себе, как та вдруг выходит из тени и делает реверанс перед нею.
Это был дом дяди Леопольда, и он писал ей, как он доволен, что она хоть немного поживет в Клермонте, где поневоле, хочет того или нет, она вспомнит о нем. Там, напомнил он, она провела в детстве немало счастливых дней. Клермонт был для нее своего рода прибежищем. В Кенсингтоне ее так изводили, что она всегда наслаждалась передышкой в Клермонте.
Он, разумеется, был прав. С каким обожанием она встречала там дядю Леопольда! Он был самым важным человеком в ее жизни, пока у нее не установились такие дружеские отношения с лордом Мельбурном, который занял в ее душе место дяди. А теперь появился Альберт, милый и красивый Альберт, которого она любила так, как не могла бы полюбить больше никого на свете. В письме дяди Леопольда прозвучала предостерегающая нота: до него дошло, что она ведет себя с Альбертом чуть ли не по-диктаторски. Ах, люди не понимают, как трудно быть королевой и одновременно женой.
Возможно, писал дядя Леопольд, у нее создалось впечатление, что Шарлотта была властной и грубой женщиной. Это не так. Она бывала вспыльчива и несдержанна, но всегда открыта для разговора и всегда готова признать свою неправоту, если удавалось ее убедить. С великодушными людьми всегда так: когда они видят, что ошиблись и что представленные им резоны и аргументы истинны, они откровенно признают свои ошибки. Он знает, ей говорили, будто Шарлотта командовала в доме и любила показать, что она хозяйка. Это неправда. Совсем наоборот. Она всегда старалась сделать так, чтобы ее муж мог предстать в выгодном свете, а также продемонстрировать послушание и уважение к нему. Порой она даже переигрывала в своем стремлении показать, что считает мужа господином и повелителем.
Он хотел бы рассказать об одном забавном случае. Шарлотта была немного ревнива: она вообразила, что он неравнодушен к некой леди Мэриборо. Вот уж абсолютная неправда. Упомянутая леди была лет на двенадцать, а то и на пятнадцать старше его, но Шарлотта считала, что он уделяет ей слишком много внимания. Бедная Шарлотта! Порой она бывала несколько невыдержанной, и стань королевой, это неизвестно чем бы кончилось. Она была резковата в манерах, признавался он, и это нередко очень огорчало регента — «Вашего дядю Георга». Все это объяснялось ее застенчивостью, ибо она никогда не была уверена в себе — возможно, из-за ее своеобразного воспитания — и потому нередко перегибала палку.
«Я — и пусть это не покажется вам хвастовством — усвоил манеры лучшего европейского общества, поскольку вращался в нем с малых лет и был тем, что по-французски называется de la fleur des pois [9]. Следовательно, я мог дать ей верную оценку, но Шарлотте казалось невыносимым, что я столь взыскателен, и она нередко ворчала, что я, мол, просто выискиваю у нее недостатки».
Смысл письма был между его строк. Как похоже ее положение на положение Шарлотты! Шарлотта, разумеется, никогда не была королевой, но все думали, что она ею станет. Единственная дочь короля Георга IV — и замужем за дядей Леопольдом. Дядя Леопольд несколько похож на дорогого Альберта: исключительно красив, умен и деятелен. Само собой, он и Альберту приходился дядей, как и ей.
Она очень много думала о Шарлотте. Она столько слышала о том, как счастлива здесь была ее кузина, лелеемая сперва обожающими взорами дорогого Луи, а потом — заботливо-предупредительными взглядами дяди Леопольда.
Было так легко вообразить себя на месте Шарлотты. Они были одного возраста, обе только вышли замуж, обе страстно любили, обе были беременны и обе чувствовали бремя своего положения в обществе.
Она зашла в комнаты, в которых когда-то жила Шарлотта. Там бедная женщина рожала. Ребенок родился мертвым… и бедняжка вскоре же последовала за ним.
Все было похоже. Как часто на протяжении жизни Шарлотта гадала, будет ли у нее брат, который оттеснит ее от трона? А как часто Виктория гадала, будет ли ребенок у дяди Вильгельма и тети Аделаиды?
У нее стало привычкой заходить в комнату, где Шарлотта умерла, и при этом думать о том, как ее кузина, должно быть, настрадалась — не меньше, чем бедная леди Рассел.
— Я боюсь, — шептала она, — что это может случиться со мной.
Однажды она зашла в эту комнату и, глядя на кровать, так ясно представила себе сцену смерти Шарлотты, что ее вдруг охватил ужас: не повторится ли то же самое и с ними? Та же судьба бедной крошки, та же судьба несчастной роженицы, умершей в муках, то же безграничное горе дорогого любимого мужа.