Покончив с делами, Карлин села на кушетку, ее глаза щипало от усталости, и она решила вздремнуть пару часиков, но рука сама собой потянулась к телефону. Ей хотелось быть рядом с Беном, хотелось, чтобы он обнял ее.
— Бен? Я дома.
— Иду.
Через мгновение он был здесь и обнимал ее, но когда они разняли объятия, никто не мог найти, что сказать. С изумлением они обнаружили, что сидят в креслах напротив друг друга, а не как обычно — рядом на кушетке.
— Извини, что я пропустила службу, — виновато сказала Карлин.
— Все нормально, я понимаю. — Бен знал, что должен спросить ее об отце, но понял, что не может произнести даже самых банальных фраз.
Девушка немного помолчала, надеясь, что юноша поддержит разговор, но после затянувшейся паузы стала рассказывать ему о том, что сама только что узнала.
— Папа рассказал, что кто-то, представившийся полицейским из Скенектади, позвонил в мотель и сообщил, что мы попали в аварию.
— Что?
Карлин кивнула.
— Ты хочешь сказать, что кто-то сделал это специально? — По мере того как до Бена доходил смысл ее слов, в нем вскипал гнев, он не мог сидеть спокойно и принялся ходить по гостиной. — Какой мерзкий ублюдок мог такое сделать? — спросил он, как будто она могла дать ответ.
— Не знаю.
— Клянусь, — он смотрел на нее так, словно она была как-то причастна к этому, — если я когда-нибудь узнаю, кто звонил, я убью его.
Карлин почти завидовала его искреннему негодованию и не могла избавиться от мысли, которая преследовала ее сегодня весь день: будь она посообразительней, она заметила бы, что происходит, и ничего бы не случилось.
— Ты знал о них? — Она понимала, что вопрос причинит ему боль, но должна была задать его.
— Ты с ума сошла? Конечно, нет. — Он, нахмурившись, остановился перед фотографией Джей. Т. в серебряной рамке, стоявшей на кофейном столике. — Как ни странно, нет.
Карлин, заметив, как он скривился, глядя на фотографию ее отца, безошибочно догадалась, о чем он думал, и это привело ее в ярость.
— И что значит твоя гримаса? — В ее голосе прозвучали зловещие нотки.
— Ничего не значит. — Он проглотил слова, которые так и просились наружу. — Будем считать, что твой отец — большой любитель нарываться на неприятности.
— Ты что, совсем рехнулся? — От этой ругани ей стало легче, а Бен покраснел.
Карлин чувствовала, что они переходят границу, но уже не могла остановиться.
— Кто ты такой, чтобы рассуждать о моем отце? То, что твой отец вечно в отключке, еще не дает тебе права судить моего. Возможно, если бы твоя мать не флиртовала со всем, что движется, ничего не случилось бы.
Бен поднял руку, словно собираясь ее ударить, но сдержался и посмотрел на. Карлин, как будто увидел ее впервые; он никогда не представлял, что может кого-нибудь ненавидеть так, как ненавидел ее в эту минуту.
— Я не хочу больше тебя видеть. Никогда, — произнес он ледяным тоном и вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь.
Карлин в бешенстве смотрела на дверь, она знала, что они дошли до точки, и подсознательно понимала, как мучительно все это может сказаться в будущем, но сейчас это ее не заботило. Она ненавидела Кит Дамирофф, но сильнее всего она ненавидела Бена.
Бен стоял за дверью, держась за ручку, не в состоянии добраться до собственной квартиры. Как он мог подумать, что любит Карлин? Это была ошибка, которую он никогда больше не допустит. Он будет сам по себе, без всяких привязанностей, тогда его никто не предаст. На секунду он почувствовал себя сильным, но тут же окунулся в реальность этих слов: «Сам по себе». Не будет ни Кит, ни Карлин; боль, как огнем, обожгла его, но он отогнал ее, давая простор своей ярости. На мгновение у него в мозгу всплыло лицо Карлин, но он не почувствовал сожаления, осталась только злость. «Прекрасно, — объявил он себе, отпуская наконец ручку двери и отправляясь к себе домой, — я так решил, теперь все зависит только от меня».
12
— Еще один бурбон, пожалуйста. — Бен подтолкнул по стойке бара пустую рюмку, чувствуя, как от выпитого по телу распространяется приятная теплота.
— Вы уверены? — Бармен с сомнением посмотрел на него. — Это будет уже третий.
— Вполне уверен. — Бен смутно осознавал, что в его голосе совсем не прозвучало желаемого возмущения. «Отлично, по-видимому, я пьянею», — подумал он.
Пожав плечами, бармен повернулся и взял бутылку; ну что ж, если этот парень хочет напиться до потери сознания, это его личное дело. Похоже, правда, что он еще не достиг того возраста, когда разрешено пить, но это не имело большого значения. Если бы парень накачивался дешевым пивом, другое дело, но возможность оплатить дорогой бурбон гарантировала ему обслуживание здесь в любое время.
Моя в раковине грязные рюмки, бармен в зеркале на стене наблюдал, как его клиент одним махом осушил рюмку и, передернувшись, резко поставил ее на стойку.
— Еще один, если не возражаете, — уже невнятно пробормотал Бен.
Получив свою выпивку, Бен поставил ее перед собой и заглянул в рюмку, решив потянуть ее подольше, очертания предметов уже стали расплываться; да, дружище, напиться весьма приятно. Теперь понятно, почему о выпивке говорили как о способе забыть все горести. Может быть, если бы он просиживал вечер за вечером, ему удалось бы не думать об одной и той же ерунде, которая поминутно преследовала его. Тогда он, может быть, не лежал бы в постели без сна до двух-трех часов ночи, размышляя, где, черт возьми, достать сумму в тысячу сто долларов, необходимую на первый семестр учебы в Государственном университете штата Нью-Йорк.
Нахмурившись, он отхлебнул из рюмки. «Если я пьян, то почему все еще продолжаю думать об этом и чувствую себя нисколько не лучше, чем когда только вошел сюда?»
Два вентилятора, лениво вращавшихся под потолком, не приносили прохлады, в помещении было так же душно, как и снаружи. Какой жаркий вечер! Бен стер со лба пот и скользнул взглядом по сидевшим рядом с ним за стойкой четырем или пяти мужчинам, склонившимся над своей выпивкой и поглощенным собственными заботами. Из ближайших кабинетов до Бена доносились разговоры, время от времени прерывавшиеся взрывами смеха или возмущенными возгласами. Дверь в соседнюю комнату была открыта, и там в ярком свете были видны большой биллиардный стол и окружавшая его группа мужчин, тишину в комнате нарушали только звуки ударов кия по шарам.
Как-то раз или два Бен проходил мимо этого бара и был рад, что сегодня вечером вспомнил о нем. Ему необходимо было отвлечься — от обстановки дома, от нудной летней работы в супермаркете, от непроходящей печали отца, от болезненного ощущения пустоты без присутствия матери; Наташа удирала из дома при первой же возможности.
Бредя без всякой цели, Бен уже ушел за четыре квартала от дома, когда вспомнил про этот бар — темный, грязный, такой, где никто не обратит на тебя внимания, он как нельзя лучше соответствовал его настроению, здесь можно не думать ни о плате за учебу, ни о Карлин.
«Черт с ней, — резко одернул себя Бен. — Черт с ней». Слава Богу, она на лето уехала работать официанткой на один из больших горных курортов, по крайней мере он избавлен от того, чтобы постоянно натыкаться на нее. Но, где бы он ни был и что бы ни делал, казалось, она была рядом. Он слышал ее смех, доставлявший ему мучение, ощущал ее бархатную кожу, ее обнаженное тело, страстно прижимавшееся к нему, когда они обнимались, занимаясь любовью. В его снах, когда он наконец засыпал на несколько часов, она шла рядом с ним, улыбалась и без конца целовала, целовала его. В другие ночи она злобно набрасывалась на него с искаженным от ярости лицом, а однажды даже пыталась задавить его отцовским автомобилем. А неделей раньше ему приснилось, что он целился в нее из пистолета, а она, глядя ему прямо в глаза, прошептала: «Я вызываю тебя», — и он проснулся в холодном поту. А в прошлую ночь они лежали обнаженные на пустынном пляже, и луна светила ярко, как солнце.
Бен ненавидел эту девушку всю целиком и готов был умереть за еще одну ночь с ней. Только одну ночь. Он сжал в руке рюмку, ему хотелось изо всей силы запустить ею об стену.
— Эй, ты в порядке?
Вздрогнув от неожиданности, Бен взглянул вправо на темноволосого долговязого мужчину в грязной футболке и джинсах, который незаметно занял место на табурете рядом с ним.
— Ты в порядке, дружище? — повторил мужчина. — Ты так сжимаешь челюсти, что можешь сломать себе зубы, ну, если не зубы, то уж рюмку, точно раздавишь.
Бен глянул на свои руки и увидел, что сжимает рюмку так, что у него побелели костяшки пальцев.
— Спасибо, все в порядке, — кивнул Бен, разжав руку.
— Ладно, о’кей. — Мужчина подозвал бармена. — Чистый виски, Карл.
— Как поживаешь, Уэйн? — спросил бармен, подавая ему выпивку.
— Твоими молитвами, — пожал плечами мужчина, принимая рюмку. — Послушай, сегодня что-то намечается?
Бармен кивнул.
— Они там уже почти два часа.
— Спасибо.
Бен молча следил за разговором. Мужчине рядом с ним было лет двадцать пять, и он, видимо, чувствовал себя в баре, как дома. «Наверное, работает на фабрике и всю жизнь живет здесь, — подумал Бен и снова уставился в свою рюмку, — через несколько лет я буду таким же, я никогда не поступлю в колледж и не уеду из этого городишки».
Бармен отошел к дальнему концу стойки, и они опять остались вдвоем.
— Я Уэйн Паккард, — мужчина протянул Бену руку, — рад познакомиться.
— Бен Дамирофф.
— Значит, Бен. — Уэйн сделал большой глоток. — Здесь у каждого своя история, но в большинстве своем они сводятся к двум проблемам. — Он улыбнулся. — Женщины и деньги. Так которая из них твоя?
Обескураженный прямотой вопроса, Бен не знал, что ответить, он не собирался обсуждать Карлин с каким-то незнакомцем, это уж точно. Он выпил и почувствовал, как тепло снова согрело желудок.
— Деньги.
— Многие годы это было и моей проблемой, — кивнул его сосед. — С женщинами мне больше везло.