— На втором.
— Это ваша первая стажировка?
— Да.
— Значит, вам еще не доводилось осматривать больного?
Она покраснела:
— Нет.
— Сколько вам лет?
— Двадцать, — ответила Марион.
— Маловато.
— Вполне достаточно.
Не останавливаясь, он бросил взгляд на бейджик, который выдали ей в секретариате:
— Марион Марш. Вы англичанка?
— Мой отец американец.
Он остановился:
— Откуда именно?
— Из Нью-Йорка. Моя мать была француженка.
— Была?
— Она умерла очень давно. Мне тогда было пять лет.
— В Америке вы не бывали?
— Нет. Но я свободно говорю на двух языках.
Натан Чесс снова зашагал — как будто с него сняли тяжелый груз.
— И как вам нравится здесь, во французской столице?
Странный вопрос. Можно подумать, она иностранка.
— Я родом из небольшого городка на юге. Поэтому, когда я приехала в Париж, в первую очередь меня поразили размеры…
— Название.
— Простите?..
— Название города.
— Экс-ан-Прованс.
— Я его знаю.
— Ах, вот как?
— Там есть французско-американский лицей. Приезжает много американских студентов по обмену. Иногда там читает лекции Джон Гришэм, американский писатель. Еще я помню знаменитую тамошнюю улицу — Курс Мирабо, так?
— Да, совершенно верно. — Марион позволила себе легкую улыбку.
В конце концов, этот человек может оказаться вовсе не таким страшным тираном, как о нем говорят. Марион вспомнила студенческую лотерею распределения, состоявшуюся две недели назад. Номером первым в результате розыгрыша оказалась буква «N», а предшествующая ей «М», соответственно, последней, так что на долю Марион, чья фамилия начиналась на эту букву, осталась лишь стажировка в службе скорой помощи, куда никто не жаждал попасть. По десятибалльной шкале студенческих предпочтений это место имело средним баллом «двойку» — иными словами, найти что-то худшее было затруднительно. Старшекурсники, говоря о нем, обычно приводили цитату из «Божественной комедии» Данте: «Оставь надежду, всяк сюда входящий» — надпись над вратами ада. Те, кому доводилось там работать, обычно добавляли: «Чесс — ненормальный!»
Они прошли под сводами внутренней галереи. Одна из ее сторон выходила в сад. В центре возвышалась статуя некоего ученого мужа, к которой было добавлено множество разноцветных гипсовых аксессуаров, включая фаллос огромных размеров.
— Это традиция, — объяснил доктор Чесс, заметив округлившиеся глаза Марион. — Новые интерны каждый семестр меняют облик этой статуи. Но поскольку вы пока лишь студентка-экстерн, можете в этом не участвовать.
Марион искоса взглянула на него, пытаясь понять, не шутит ли он. Нет, кажется, он говорил вполне серьезно…
— Могу я задать вам один личный вопрос? — наконец спросил Натан Чесс.
Ах, вот как, значит, все предшествующие вопросы, с его точки зрения, не были личными?.. У Марион возникло ощущение, будто она на допросе в полиции.
— Я вас слушаю.
— Почему вы решили продолжать учебу?
Марион удивилась.
На данный момент она даже не ставила перед собой такой вопрос. Она выдержала экзамен после первого курса[1], собиралась стать врачом. Нужно было быть полной идиоткой, чтобы после стольких усилий отказаться от первоначальных намерений.
Она спросила себя, не устраивает ли он ей некий проверочный тест. И решила ответить начистоту:
— На самом деле я колебалась.
— Колебались?
— Вообще-то сначала я хотела стать писательницей или журналисткой. Но отец был против. По его мнению, писательство — это несерьезное занятие.
Она слегка улыбнулась доктору Чессу, заметив при этом, что глаза у него ярко-зеленого цвета.
— Но вообще-то отец просто боялся, как бы я не растратила даром свою жизнь, повторив его собственный путь, как это ему представлялось. Он музыкант, пианист, но ему приходится играть в барах, чтобы заработать на жизнь. Он буквально пинками загонял меня на медицинский факультет. Я выдержала экзамены. И вот я здесь.
Натан Чесс слегка приподнял бровь:
— Ах, вот что. Понимаю.
И снова двинулся вперед по коридору. Марион опять пришлось почти бежать, чтобы успеть за ним.
— Что вы понимаете?
— Ваш тип. Примерная ученица. Ни о каком призвании речи нет. Вы выдержали экзамены, чтобы сделать приятное папочке. Медицина сама по себе ничего для вас не значит.
Марион нахмурилась:
— Послушайте, мы с вами знакомы всего пять минут. Кто дал вам право меня судить?
— Я вас не сужу, мадемуазель. Но мне нужен ученик хирурга, а не… — Натан Чесс помолчал, подбирая определение. — А не туристка. Возьмем, к примеру, сегодняшнее утро. Нас в отделении всего трое: Азиз — он иностранец и выполняет работу интерна, — вы и я. Мне нужны настоящие интерны или, как минимум, студенты-пятикурсники, а мне присылают дебютантку!
— Но я-то здесь ни при чем!
— Может быть, но у меня нет времени на то, чтобы вас опекать.
С этими словами доктор Чесс толкнул последнюю дверь в конце коридора.
В лицо Марион волной ударил резкий запах крови и спирта.
Большая прямоугольная комната. Плиточный пол. Передвижные носилки у стены.
Громкие крики.
Какой-то грязный всклокоченный человек выскочил из-за двери в смежную комнату и упал на пол плашмя, вопя, что не будет мыться ни за что. Вслед за бомжом из соседней комнаты выбежали двое санитаров в белых халатах, схватили его и поволокли обратно. Марион успела разглядеть ванну. Потом дверь захлопнулась.
Марион все же смогла сохранить хладнокровие при виде этой сцены.
Доктор Чесс кивнул на пятно крови на полу:
— Все еще хотите здесь стажироваться?
— Я не собираюсь идти куда-то еще, — ровным голосом ответила она. — Я хочу научиться.
Натан Чесс провел ее в другую комнату и сунул в руки металлическую коробку:
— Очень хорошо. Это место называется Малый блок. Почините-ка этого типа, которого скоро выпустят из душевой. Он что-то не поделил с бандой Центрального рынка. Результат: рана волосистой части головы, нанесенная осколком разбитой бутылки.
На сей раз Марион широко распахнула глаза.
— Что? — спросил Чесс. — Вам раньше не доводилось накладывать швы?
— Н-нет…
— Ну, тогда сейчас самое время этому научиться.
— Что… прямо вот так?..
— Да. Вот так. Все равно он ничего не почувствует — пьян в стельку. Санитары его подержат, если нужно. Если у вас будут вопросы, обращайтесь к Азизу или медсестрам.
— А… а вы?
— Мне нужно идти.
— Вы оставляете меня одну?
Доктор Чесс, подняв глаза к потолку, ответил:
— Да. Предполагалось, что шеф будет на месте, но он в операционном блоке. Предполагалось, что я буду вашим куратором, но я ему ассистирую. Предполагалось, что у вас есть опыт работы, но у вас его нет. Вот так оно здесь всегда и бывает. Господи боже мой, да вы что, не видели, какой средний балл у этого места по оценкам самих студентов? Двойка по десятибалльной шкале. И к тому же у меня репутация психа… Добро пожаловать в службу скорой хирургической помощи Отель-Дье, мадемуазель Марш! — добавил он.
И вышел.
Глава 5
Сейчас
Марион побрызгала холодной водой себе в лицо.
Фотография Натана совершенно потрясла ее, и она, покинув свое рабочее место, скрылась в женской туалетной комнате, расположенной на том же этаже. Несколько минут она простояла неподвижно, вцепившись в бортик раковины.
Бледная как смерть.
За спиной послышался шум спускаемой воды, затем дверь кабинки распахнулась, и оттуда вышла какая-то женщина. Марион сделала вид, что пудрит нос. Женщина искоса бросила на нее подозрительный взгляд и вышла в коридор.
Множество вопросов вихрем кружились в голове Марион. Откуда взялась эта фотография? Почему ее прислали именно сейчас? Кто этот Троянец? Чего он от нее ждал?
Она закрыла глаза.
Вот представьте себе. В один прекрасный день тот человек, который был для вас дороже всех на свете, тот, кому вы безгранично доверяли, исчезает без малейших объяснений. И дальше тишина. С каждым днем, с каждой неделей ваши подозрения усиливаются. Вы прокручиваете мысленно все возможные сценарии — от самых банальных до самых фантастических. Порой вам кажется, что вы напали на след. Но затем выясняется, что он ведет в никуда. Вы возвращаетесь к отправной точке и ищете другой след. Ходите кругами. Проходит время, и постепенно вы возобновляете свое привычное прежнее существование, как обычно происходит со всеми.
Марион вспомнила свое обращение в ассоциацию, оказывающую психологическую помощь родным и близким пропавших без вести людей. Там пожилая дама угостила ее чаем и терпеливо выслушала, машинально крутя ложечкой в своей чашке. Затем рассказала, что ее сын, умственно отсталый, исчез во время прогулки на природе, в возрасте семнадцати лет. Полиция предположила, что он сбежал: ничто не указывало на то, что он стал жертвой преступления. Самое тяжелое, сказала та женщина, это не знать наверняка. Воображение — злейший враг. Если постоянно думать о случившемся, строить самые разные гипотезы, эта пытка не закончится никогда. Чтобы выжить, нужно отказаться от стремления узнать правду. Это нужно усвоить как Символ веры. Лишь смирившись с тем, что случившееся навсегда останется тайной, можно вновь обрести душевный покой.
И Марион это удалось.
Еще через некоторое время та женщина получила известия о своем сыне. Его нашли. Он был похоронен в безымянной могиле, на кладбище небольшого сельского поселения, расположенного на пути следования поезда. Молодой человек попал под этот поезд в день своего исчезновения. Поскольку документов при нем не оказалось, его похоронили под литерой «X». Только любопытство местного муниципального чиновника и успехи медицины в проведении ДНК-анализов позволили установить его личность.
Вечером того дня, когда новость сообщили его матери, пожилая дама написала длинное благодарственное письмо властям, затем сделала в доме генеральную уборку, перегладила выстиранное белье и аккуратно разложила все вещи по полкам. После чего покончила с собой.