– Ай да Менков, молодец! – обрадовался Горбатов. – Доложите на базу о случившемся и запросите их решение. А вам, боцман, отбой!
Через несколько минут было получено распоряжение – японцев отпустить, пусть следуют своим курсом, и Горбатов вздохнул с облегчением.
Не успел «чирок» отойти от шхуны, как на ней дробно застучал двигатель. Она вздрогнула и, набирая скорость, ходко пошла к югу, в сторону границы.
– Ишь, заторопились, – заметил сигнальщик, – словно деру дают.
«А может, и в самом деле сматываются?» – подумалось. Но Михаил тут же отмахнулся от этой мысли, упрекнув себя в излишней подозрительности, и пошел встречать возвращавшихся на корабль моряков.
– Ну что? – бросился он к Бурмину, едва тот ступил на палубу.
– Трос заело, – ответил замполит. – Штурвал ни туда ни сюда. Спасибо Менкову – классный специалист. Скажу Ковальцу, чтоб «молнию» ему посвятил и…
– Ты о деле рассказывай, – перебил Горбатов. – Что нашли на борту?
– Ровным счетом ничего подозрительного, – обидчиво ответил Бурмин.
– Ну а рыба-то хоть была? Ты проверил, в каком районе им разрешено вести лов?
– Конечно, в первую очередь. Документы в порядке. Шкипер заявил: бог их японский, мол, прогневался на что-то, рыбу увел, потому не ловится.
– Это у японцев-то не ловится? – удивился Горбатов. – Ну и врать здоровы! Да они в любом случае способны рыбой загрузиться до бортов… Может, хоть следы какие заметил? Бывает, при подходе пограничников они незаконно выловленную добычу успевают выбросить в воду.
– Я искал и ничего не обнаружил.
– А снасти? Тебе не показалось, что снасти не были в работе?
– Кто их знает, – раздраженно отозвался Бурмин, которому уже начал надоедать дурацкий, с его точки зрения, расспрос. – Вроде бы…
Михаил смерил его уничтожающим взглядом. Так он и знал: вроде бы… кажется… Ни черта не проверил. А теперь – ищи ветра в поле или рыбку в море…
– Товарищ лейтенант, разрешите? – вмешался в разговор Менков.
– Слушаю, герой дня, – неохотно ответил Горбатов, не любивший, чтоб подчиненные встревали в командирские дела без особой на то надобности.
– На сети я глянул. Не похоже, чтобы их недавно забрасывали в море. Чистенькие они, без единой рыбьей чешуйки и совершенно новые, будто только из лавки. Точно, как на той посудине, что мы с вами не так давно проверяли. Аккурат, возле этого мыска, помнится…
– Что ж вы об этом на шхуне лейтенанту Бурмину не доложили?
– Так ведь товарищ замполит требовал поскорее поломку исправить, потому как японцев на камни несло…
Горбатов выразительно покосился на замполита. Бурмин обидчиво ответил:
– Сам же торопил исправить. Вот и старались.
– Товарищ лейтенант, – снова вмешался моторист. – Знаете, кого я там высмотрел? Нашего знакомца… Помните, мордастый такой, длиннющий, на голову выше остальных? Глаза злющие, так и сверлят! Все в три погибели гнутся, аж противно, а этот, гусь лапчатый, голову задрал, ноздрища ходуном ходят…
Горбатов отлично помнил японца, выделявшегося среди изможденных рыбаков осанкой, холеным лицом и злобным взглядом.
– У меня память на лица фотографическая, – словоохотливо говорил Менков. – Японцы вроде все на одно лицо и коротышки, щеки сморщенные, как печеные яблочки, а «гусь» хоть и старый, да гладкий. Барин барином – и все тут…
Сомнений не оставалось, все сходилось один к одному. Горбатову еще при первой встрече показалось: он знает этого типа давно, с незапамятных времен. Вроде бы видел даже его. Может быть, на фотографии?.. Но самое странное: «приятель» старый, а судно другое? Что бы это значило? Похоже, человека этого магнитом притягивает район мыса Столбчатого… Все это не просто совпадение… Что дело тут нечистое, сомнений уже не оставалось. Шхуна пришла сюда с определенными намерениями. Чтобы узнать с какими, ее следует догнать. Догнать немедленно! И доставить на фильтрационный пункт. Там разберутся!
Горбатов взбежал по трапу на ходовой мостик и поспешно перевел рукоятки машинного телеграфа на «полный вперед».
– Держать на шхуну! – приказал рулевому.
– Отставить! – властно прозвучало за спиной. – Сбавить обороты. Идем к границе. Таков приказ. И там наше место. Надеюсь, не забыли?
Серые глаза Плужникова, отливавшие стальным блеском, впились в помощника. Отправив сигнальщика с поручением к боцману и оставшись с Горбатовым вдвоем, он коротко бросил:
– А теперь докладывайте!
Выслушал, ни разу не перебив. Потом неторопливо вытер слезившиеся от ветра глаза и сказал, что оснований для задержания шхуны не видит.
– А японец? Тот самый! – загорячился Михаил. – Он – не рыбак, я интуитивно чувствую…
– Спокойно, лейтенант, – перебил его Плужников. – Рыбак, а он ведь наверняка имеет безупречные документы, просто сменил место работы, потому и оказался на другой шхуне. Шпион, смею вас заверить, никогда не держит в кармане документов, подтверждающих, что он агент иностранной разведки. Вот и получается, что ваши факты не стоят выеденного яйца. Интуиция – полезное качество, но запомните, помощник, не главное в нашей службе. – Командир замолчал, взгляд его смягчился и, оттого что на впалых щеках пылал нездоровый румянец, показался даже печальным. – Я дал вам возможность действовать самостоятельно. Однако вы чуть не наделали ошибок. Сожалею, но не оправдали вы надежд. Так что не обессудьте!..
Кто прав!
Пограничные корабли стояли у пирса, выстроившись в ряд, словно на параде. Они почти соприкасались бортами, будто специально прижимались друг к другу. Так, по крайней мере, Горбатову всегда казалось, когда их корабль приходил в базу и, пришвартовавшись, почтительно замирал рядом с крупным соседом. В неподвижности судов, в их облике чувствовалось нетерпеливое ожидание и готовность. Развернутые носом к выходу в открытый океан, они словно только и ждали момента, чтобы ринуться вперед. Поданные с кормы сходни соединяли их с землей. Но связь эта воспринималась как нечто временное и непрочное. Она могла оборваться в любое мгновение. Стоит поступить приказу – и корабли сорвутся с места и устремятся вдаль, чтобы перекрыть границу. В этом, собственно, и состояло их предназначение.
Еще совсем недавно Михаил думал именно так. Это придавало особый смысл его делу, возвышало в собственных глазах. Но с некоторых пор, возвращаясь в базу, он уже не думал столь возвышенно, и чувства стали какими-то блеклыми, невыразительными. Михаил часто не знал, куда себя деть.
Вот и сегодня, оставшись на корабле дежурным офицером, он ощутил опустошенность, делал все как-то машинально, по инерции. Присмотрел за приборкой и погрузкой припасов, проверил службу наряда. Время, незаметно пролетающее в море, когда напряженная ходовая вахта почти не оставляет наедине с собственными мыслями, на стоянке резко замедлялось.
Наступал полдень, а с сопок, кольцом окружавших бухту, еще сползали остатки серого тумана. На антеннах и реях мачт повисли мутные капельки воды. В лучах выглянувшего из-за туч солнца они внезапно ожили, заискрились. И все вокруг тоже повеселело: домишки рыбацкого поселка, позеленевшие от водорослей высунувшиеся при отливе камни и даже бурый от ржавчины сторожевик, выкинутый на противоположный берег бухты.
Когда Горбатов впервые увидел лежавшую на боку посудину, он поразился: какая силища понадобилась, чтобы отбросить этакую громадину за двести метров от линии прибоя? Позже старожилы объяснили, что несколько лет назад на Скалистый обрушилось цунами с высотой волны более пятнадцати метров. Сторожевик, отслуживший свой век, стоял на приколе и использовался в качестве плавучей базы, в которой размещался штаб бригады. Он мог бы еще стоять и стоять, но взбесившийся океан в мгновение зашвырнул его, как спичечный коробок, на высокий берег. Там он и застрял в густых зарослях бамбука между обломков скалы. Теперь его оттуда не стащить никакими имеющимися на острове средствами. Штаб же переместили на сушу, построив для него специальное здание. Стоит оно высоко над берегом, длинное, приземистое. С корабля у пирса хорошо видна его серая покатая крыша. Оттуда открывается великолепная панорама. Бухта – чаша с голубой водой – как на ладони. Военный городок с единственным многоэтажным домом. Здание погранкомендатуры, похожее на железнодорожный вагон. Приплюснутые кубики цехов рыбокомбината, расположившиеся у самой воды… Там сейчас оживленно. У причалов стоят полные рыбы сейнеры. По сходням снуют грузчики, катящие бочки. И над всем этим резко-крикливые чайки – знают, где можно поживиться. Эхо разносит птичий гомон далеко окрест, множится в скалах…
Горбатов смотрит на комбинат, на видные отсюда маленькие домишки поселка… Вчера он встретился там с Клавой Озерцовой. Они столкнулись у почты, и Михаил не сразу ее узнал. Мелькнула знакомая темно-медная высокая прическа, током ударил дерзкий зеленый взгляд.
– Ты?.. Прости, вы?.. – растерялся Михаил.
Клавдия рассмеялась. Смех у нее все тот же, переливчатый, волнующий.
– Батюшки-святы, никак Мишенька заикаться стал? Кто ж тебя до такой степени довел, родимый?
– Да вот… неожиданно как-то…
– Разве не знал, что я тут?
– Нет. Впрочем, знал… Васька успел похвастаться…
– Так-таки и похвастался?.. Ну да ладно, поговорим о тебе. Как живешь, Мишенька? Кого из местных девочек провожаешь? Насколько помню, в этих вопросах ты был мастак…
– Никого у меня нет. Некогда! – отрезал Михаил сердито. – Служба тут – не танцульки, больше на границе, чем на берегу, – добавил он, будто оправдываясь.
Клавдия, чуть пополневшая и оттого ставшая женственной, снова обидно засмеялась:
– Ай да Мишенька! Весь службе отдался? Хвалю. И поздравляю. Надо думать, у тебя успехи большие, карьеру сделал. Так?
– Брось, – рассердился Михаил. – Опять за старое? Мало ты надо мной пошутила? Мы теперь с тобой просто знакомые. Ты – жена моего друга…
– Да? – дразняще спросила Клавдия. – Ты согласился на такую роль? А вдруг я начну тебя соблазнять, что тогда?