– Полагаешь, там кого-нибудь высадили?..
Пограничный корабль развернулся и стремительно двинулся к берегу. О возможном нарушении границы Плужников по рации сообщил на ближайшую заставу. Оттуда ответили, что высылают тревожную группу, однако добраться до Столбчатого во время прилива будет нелегко: машины вдоль кромки берега по песку не пройдут.
– Придется самим высаживаться, командир. Разреши мне? – попросил Сивоус.
– Нет, – возразил Горбатов. – Это дело мое!
– Тихо! – охладил Плужников. – Пойдете оба.
Когда катер ткнулся в прибрежный песок, Горбатов приказал тщательно обследовать линию прибоя. Он был уверен: что-то найдется. И не ошибся. В бухточке под нависающими над водой кустами жимолости Жарких обнаружил надувную лодку.
– Что я говорил? – торжествующе воскликнул Сивоус. – Тут они, гады! Да и местечко вроде знакомое…
Боцман напряженно вглядывался в узкие шестигранные столбы кварцевого андезита, выпукло-вогнутой стеной подступавшие к морю. Вверху, наклоненные друг к другу, они в основании расходились веером, как растянутые мехи гармошки. У подножия своеобразного забора валялись в беспорядке камни. Отшлифованные бруски светло-серого цвета походили на свежераспиленные деревянные чурки.
– Точно, лейтенант. Все вспомнил, – уверенно сказал Сивоус. – Теперь слушай меня: где-то тропка наверх должна быть. По ней, надо думать, и нарушители ушли.
Осмотрев каменный забор, пограничники действительно обнаружили петлявшую по крутому склону тропу и двинулись вверх, карабкаясь по узкой расщелине. Из-под ног то и дело срывались камни, но Сивоус, страхуя молодых матросов, шел позади.
Подъем хоть и был крут, – не превышал ста метров. Минут через пятнадцать, добравшись до верха, пограничники очутились на небольшом плато. Слегка всхолмленная площадка, заросшая частоколом бамбука, со всех сторон ограждалась мрачными замшелыми скалами. То там, то здесь лежали огромные зеленовато-серые, вросшие в землю валуны.
Моряки остановились передохнуть, и Сивоус, тяжело дыша, подошел к Горбатову. Взволнованный, он обнял лейтенанта за плечи, даже не заметив фамильярности своего жеста.
– Та самая поляна, Миша, – шепотом произнес мичман и, перехватив недоуменный взгляд офицера, глухо пояснил: – Здесь мы с твоим дедом, мичманом Михаилом Демидовичем, принимали наш последний бой…
– Не может быть? – воскликнул Михаил. – И японцев тут в плен брали?
Сивоус приложил палец к губам и шепнул:
– Вспоминать будем потом, сынок. А сейчас поосторожней… Ты уж не серчай, слушай мою команду. Бери двоих и в обход поляны справа скользи. Я с остальными – влево подамся. На рожон не лезь, понял? Это я тебе категорически заявляю и велю!
Сделав матросам знак следовать в отдалении, Горбатов добежал до ближайшего валуна и огляделся; никого, тишина. Прислушиваясь к шороху жестких бамбуковых стеблей, волнуемых ветром, он двинулся дальше, но, не сделав и сотни шагов, остановился. Показалось – впереди, в зарослях, что-то мелькнуло. Горбатов замер. До рези в глазах вглядываясь в зеленую стену, подумал, что ошибся. Однако порыв ветра, колыхнувший бамбук, приоткрыл на мгновение темное пятно. Сомнений не осталось: там кто-то был. С трудом раздвигая заросли руками, Горбатов ринулся вперед. По ладоням полоснули острые края стеблей. Запутавшись в траве, он упал, разодрал щеку. Тут же вскочил и снова устремился в гущу, не обратив внимания на то, что один, – матросы отстали.
Заросли внезапно раздвинулись, и Михаил оказался в нескольких метрах от зияющего в земле отверстия, перед которым в позе молящегося стоял на коленях человек. Рядом лежал круглый кусок дерна – крышка, только что закрывавшая люк.
«Так вот куда стремилась старая лиса! Он, один из оставшихся в живых из группы плененных дедом японцев, знал вход в таинственное подземелье, – подумал Михаил. – Нарочно не придумаешь! Сказка из “Тысячи и одной ночи”…»
Тогда Горбатов еще не представлял, насколько был близок к истине. Много позже, в госпитале, ему объяснили…
Японцы, фанатически уверенные в том, что «северные территории» так или иначе будут принадлежать им, потерпев поражение и убираясь с островов, оставили в сорок пятом году целую сеть заблаговременно подготовленных складов оружия, боеприпасов и продовольствия. Искусно замаскированные, эти подземелья должны были ждать своих владельцев хоть «тысячу лет»… Но не за банкой же консервов или десятком автоматов прибыл прошедший огонь и воду махровый реваншист!..
Человек возле люка обернулся. Горбатов узнал бы его из сотни других. Морщинистое клинообразное лицо. Распластанный нос. Пучки седых волос. Злые раскосые глаза, побелевшие от ярости зрачки… Тони Якуро! Его фотографию Михаил видел у отца. Сомнений не оставалось. Это был он! Матерый разведчик!.. Прокрался сюда, на чужую землю, со специальным заданием отыскать и доставить хозяевам запрятанные в сорок пятом году возле Столбчатого документы. И в первую очередь – схему имперской связи, соединявшей Курильские острова и Сахалин с Токио, вводы которой были в свое время обрублены при отступлении…
Когда Михаил позже задал вопрос отцу, кому и зачем через столько лет могла потребоваться устаревшая схема связи, тот руками развел. «Об этом, сынок, мы с тобой можем лишь гадать, – сказал с усмешкой. – Думаю, наши специалисты разберутся. Современные достижения техники столь велики, что возможно самое невероятное использование кабельных каналов, пролегающих по дну океана. Для электронного шпионажа, например… Враги на это денег не жалеют. Дорого, думаю, обошелся нанимателям Тони Якуро, а вышел пшик…»
При виде пограничника лицо Тони Якуро исказилось. Он что-то хрипло крикнул и ужом скользнул в бамбук.
«Не уйдешь, – злорадно подумал Горбатов, – некуда». В несколько прыжков догнав японца, Михаил бросился на него. Бросился прямо на дуло пистолета. Вспышка на миг ослепила. Боль пронзила левый бок. Но он успел-таки достать противника. В привычный боксерский удар вложил всю силу ненависти.
Нарушитель, вскрикнув, упал. Лейтенант навалился на него всем телом и потерял сознание. Но сзади были уже пограничники…
Горбатов шел по знакомому пирсу, направляясь на свой корабль. Солнце заливало бухту. Легкие волны, играя светом, отражали густо замешанную на золоте голубизну неба. В прибрежных камнях глухо рокотал прибой. Парящие над водой чайки с протяжным криком плыли навстречу пропахшему солью ветру.
Горбатов шел и улыбался. За все блага мира не променял бы старший лейтенант это небо, это море, эту бухту – этот свой дом. Потому что на всем белом свете не было для него места лучше, святее, чем палуба родного пограничного корабля.
Загадка «Приюта охотников»
Встреча с привидением
Тараса разбудил скрежет. Словно по железу водили тупой пилой. Визгливые звуки вызывали ощущение зубной боли. Парень приподнялся на локтях, прислушался. Что за бред! Кому понадобилось среди ночи распиливать металл? Нечистой силе?.. А что? В этом мрачном месте и не такое примерещится. Недаром с первого взгляда отель произвел на них с Саней зловещее впечатление.
Отель стоял одиноко, в стороне от деревни. Широкое, выстланное пожухлой травой поле пролегало между ним и околицей. Приземистое здание напоминало немецкую казарму. Оконца в два ряда, сдавленные с боков, располагались одно над другим и производили впечатление нацеленных на дорогу бойниц. Отель и примыкавшие к нему постройки – крытый колодец, сараи, гараж – окружала в метр толщиной высоченная стена, сложенная из того же, что и дом, серого ребристого камня. Сверху ограда кое-где разрушилась и, как видно, давно: провалы заросли ядовито-зеленым мхом.
– Хорош «Приют охотников», – покачал головой капитан Фокин. – Глазу не на чем отдохнуть.
– Может, поищем другое пристанище? – предложил Тарас.
– Жаль время терять. К тому же здесь, как сообщили в полиции, имеются свободные места. Теперь-то я понимаю, почему эта «крепость» пустует, – усмехнулся Фокин, поглаживая пышные усы, по единодушному мнению всей разведроты капитана не украшавшие.
– Давай вернемся, дядя Саня, – настойчиво повторил Тарас. Угрюмый вид отеля не пришелся ему по душе. – В деревне столько вывесок…
– В отеле, – отозвался Фокин, – удобнее всего расположиться, лес рядом. – Он помолчал и мечтательно добавил: – Есть еще один довод. Сказывали, тут знатную форель готовят. Фирменное блюдо. Ее рядом в горной речушке ловят. Знаешь, что такое форель? Королевская рыба!.. У нас на Алтае она водится. Бывало, наловишь ведерко, мать приготовит – за уши не оторвешь. Я за войну и вкус ее позабыл. Давай уж, дружище, остановимся…
В голове капитана прозвучали просительные нотки. Но Тарас не отозвался, и Фокин, покосившись на парня, неожиданно спросил:
– Да ты, похоже, нечистой силы боишься?
– Дядя Саня, разве я не доказал… – возмутился Тарас.
Даже предположение, что он может чего-то испугаться, показалось оскорбительным. Ведь почти полгода в разведчиках ходил. Когда после освобождения Польши Тарас попал наконец к своим, фокинцы забрали парня к себе. И стал он сыном полка…
– Не обижайся, – примирительно заметил Фокин. – Я подумал: не наслушался ли ты в деревне болтовни о всякой чертовщине. Мне и то успели, пока документы оформлял, про привидения сообщить… На месте отеля прежде старинный замок стоял. В нем, говорят, всякая нечисть водилась. А когда замок разрушили да гостиницу из старых камней сложили, духи и призраки на новое местожительство перекочевали…
Конечно, Саня шутил. Сам он ни в бога, ни в дьявола не верит. Но все-таки!..
Капитан Фокин сладко похрапывал на соседней кровати, а Тарас, окончательно проснувшись, раздумывал. Первую пришедшую на ум мысль разбудить Саню он отверг. Что если все это только почудилось? В доме вполне может идти ремонт или другие хозяйственные работы. Хорошо он будет выглядеть, подняв ложную тревогу. Саня первый на смех поднимет. «Как же ты, брат, мог так обмишуриться? – скажет. – Не пошла, видно, моя наука впрок». От таких слов впору сквозь землю провалиться. Нет, надо сперва все разузнать. А то получится, как старший сержант Горшков любил говорить: бухнул в колокола, не заглянув в святцы.