Накануне серьезного поиска Саня всегда, прежде чем что-то предпринять, долго и мучительно обдумывал детали операции, прикидывал варианты и отвергал один за одним, пока не находил наиболее, по его мнению, целесообразный и оптимальный. Потом Фокин подробно пересказывал разведчикам ход рассуждений, обосновывая свое решение. В такие моменты с ним можно было спорить, вносить предложения – это поощрялось. «Разведчик должен мыслить, как философ, – твердил он постоянно, – иначе грош ему цена».
Утром капитан, как обычно, принялся за бритье. Фокинская медлительность бесила Тараса, хоть он прекрасно понимал – это тоже проявление характера капитана. Чем сложнее была задача, тем осторожнее и осмотрительнее действовал Фокин.
Хозяйка принесла завтрак. Выглядела она неважно: веки припухли, под глазами проступила чернота. Наверняка плохо спала, а нарумянилась и напудрила нос по привычке. Спрашивать фрау Еву о чем-либо смысла не имело. Унылый вид сам по себе свидетельствовал о том, что новостей нет и она по-прежнему в растерянности.
Не успели допить кофе, как в дверь постучали.
– Открыто! – крикнул Фокин.
На пороге стоял человек в полицейской форме. Был он костляв и нескладен. На тощей длинной шее странно смотрелась массивная с высоким лбом голова.
– Обер-лейтенант Курт Вильде, – представился вошедший.
– Как же, слыхал, – поднялся навстречу Фокин. – Новый шеф местного отделения народной полиции, – пояснил он Тарасу, пожимая гостю руку. – С чем пожаловали, Курт? Небось прослышали об исчезновении Ганса Майера?
– Так точно, герр комендант, – отозвался немец. Голос у него оказался на редкость густым.
– Ваше мнение на сей счет?
– Думаю, он ушел в Западную зону. Больше некуда. Я уже обзвонил соседние участки. Человек с такими приметами, как у нашего контуженного, не может остаться незамеченным.
– Да уж, физиономия выразительная, – усмехнулся Фокин. – Многое этот тип отдал бы, чтобы избавиться от особых примет… А как вы считаете, зачем Майер ушел на запад?
Курт Вильде пожал плечами:
– Можно только строить гипотезы…
– Мы с вами не гадалки, обер-лейтенант! – жестко возразил Фокин. – Профессия полицейского предполагает определенный набор знаний и умений. Или я ошибаюсь?
Немец беспомощно посмотрел на Тараса.
– Видите ли, – словно оправдываясь, смущенно протянул Курт Вильде, – я, собственно, кузнец. На заводе Круппа работал. Потом Бухенвальд… Там полицейское дело не преподавали. В солдатах успел послужить, во вспомогательных войсках. Дороги ремонтировал… А теперь вызвали и сказали: партийное задание!..
На сей раз смутился Фокин.
– Извини, брат, – пробурчал он, как всегда в минуты волнения путая русские и немецкие слова. – Откуда ж я знал… Давай мараковать вместе.
Немец обрадованно закивал головой и с сильным акцентом сказал по-русски:
– Давай! Давай!
Все трое дружно рассмеялись.
– Так у нас в концлагере русские пленные говорили, – объяснил Курт Вильде. – Сделать что надо – давай, помочь – тоже давай, кусок хлеба тихонько подсунут – давай ешь, говорят… Замечательное, универсальное слово!
– Русский язык емкий, – улыбнулся Фокин. – Итак, перейдем к делу. Слушай, что известно нам…
Он коротко пересказал полицейскому результаты наблюдений Тараса, поставил под сомнение безобидность манипуляций Ганса Майера в подвале и на территории двора отеля, сообщил о предполагаемых связях с Евой Шлифке и достаточно прозрачных намеках Гертруды. Все надлежит уточнить, проверить, выяснить…
– Постараемся, – сказал Вильде. – Но прежде, по-моему, следует установить, кем был Майер. Я по подпольной работе знаю: прошлое человека, личные и общественные связи наиболее точно характеризуют его поведение в будущем. К сожалению, у нас нет даже фотографии Майера…
– Есть! – вмешался в разговор Тарас. – Я хотел сказать, что видел снимок, на котором снят очень похожий на него человек.
– Что же вы раньше молчали, дорогой юноша? – вскочил Курт Вильде. – Покажите…
– Фото находится у хозяйки в альбоме.
– Значит, надо попросить у фрау Шлифке…
– Ни в коем случае. Лучше без шума, – остановил немца Фокин и повернулся к Тарасу: – Я спущусь вниз, отвлеку внимание хозяйки, а ты действуй.
Выждав несколько минут, Тарас выскользнул из номера и мигом взлетел по лестнице на второй этаж. Дверь комнаты оказалась, как всегда, открытой.
Он не сразу нашел альбом. Поискав, обнаружил запрятанным в одном из ящиков бюро. Сверху лежали какие-то квитанции, счета, исписанные листы бумаги. От неловкого движения они веером рассыпались по полу. Тарас бросился подбирать. Не хватало, чтобы фрау Ева застала его сейчас здесь. Рыться в чужих бумагах – разве не противное для честного человека занятие?.. Но в ушах стояло сказанное Гертрудой: «Эсэсовская гадина!»
Тарас лихорадочно откинул застежки альбома. Где же чертова фотография? Долистав до конца, он вернулся к началу и медленно перевернул страницу за страницей. Все было напрасно. Нужного снимка не было.
Когда Тарас сообщил об этом Фокину, тот присвистнул: дела-а-а… А Курт Вильде был глубоко разочарован:
– Я так надеялся, – сокрушенно сказал он. – Трудно работать вслепую, а ничего не поделаешь. Будем принимать другие меры.
День прошел в томительном ожидании. Тараса не покидало ощущение: что-то должно случиться. Но час проходил за часом, а ничего не происходило.
В полдень привезли свежий хлеб. Затем подали обед. Часы на ратуше простучали пять раз, солнце стало уползать к горам. И вот уже вечер вошел потихоньку в комнату…
Бесплодное ожидание утомило больше, чем самая напряженная работа. Оба уже засыпали, когда в коридоре послышались торопливые шаги. За дверью раздался заикающийся голос бармена:
– Герр комендант! Герр комендант! Просили передать… сообщить! Вас вызывают…
Фокин рывком вскочил с кровати и распахнул дверь.
– Что ты бормочешь? – крикнул. – Повтори!
Бармен затараторил:
– Звонили… просили передать: срочно надо ехать…
Окончательно проснувшись, Фокин схватил бармена за плечо и грозно потребовал:
– Давай по порядку: откуда, кто и зачем звонил?
– Нам – из полиции, герр комендант. Прошу меня извинить, им – из русской комендатуры.
– Из Эйзенаха, что ли?
– Да-да, герр комендант, из этого города, как вы изволили назвать…
– И что просили передать?
– Вас, герр комендант, срочно требуют.
– Ты не ошибся: меня?
– И вас, и милейшего молодого человека! Обоих вызывают. Велели немедленно выезжать, извините, герр комендант, это не мои слова. Я только передаю: велели…
Бармен исчез, беззвучно прикрыв за собой дверь.
– Чертовщина… – пробормотал Фокин. – Кому мы могли понадобиться среди ночи? И зачем?.. Впрочем, зря беспокоить не станут, – рассуждал Фокин вслух, – похоже, что-то стряслось. Думай, дружище, как выбираться будем. Попутную машину сейчас не поймать.
– В полиции есть мотоцикл с коляской.
– Верно, – обрадовался Фокин, быстро натягивая гимнастерку.
В полиции подтвердили, звонок из комендатуры был именно такого содержания. Последний червячок сомнения, все еще грызший Фокина, исчез.
Через полчаса они мчались на мотоцикле по направлению к Эйзенаху. Дорога была ровной, люльку, в которой сидел Тарас, мягко покачивало. Свет фар выбеливал асфальт, и он ложился под колеса – пепельно-серый с блестками. Иногда мотоцикл подбрасывало на выбоинах, и тогда заднее сиденье скрипело под тяжестью взгромоздившегося на него Фокина.
В Эйзенах добрались после полуночи. Ссадив их у комендатуры, полицейский сказал, что ему приказано немедленно возвращаться, и дал газ.
Заспанный дежурный, старший лейтенант, встретил прибывших удивленным возгласом:
– Откуда вы свалились? Почему без предупреждения? Мне ж разместить вас негде!
– Не по своей воле прикатили, – буркнул Фокин. – Лучше объясни, кому нужна была такая спешка?
– Я вас, во всяком случае, не приглашал, – обиделся старший лейтенант.
– Не приглашал? – передразнил Фокин. – Кто же телефонограмму о вызове передавал? Или я сам себя за шиворот из кровати выволок?
– Какую телефонограмму? Не было этого! – еще больше удивился дежурный и растолкал спавшего на топчане помощника. – Слышь, Василь, ты кого-нибудь вызывал?
– Не было этого, – пробормотал Василь и, повернувшись на другой бок, снова заснул.
– Уж не смеетесь ли вы надо мной? – грозно надвинулся на старшего лейтенанта Фокин. – В полиции сказали: из комендатуры Эйзенаха потребовали нашего немедленного прибытия.
– Я с семи вечера ни на шаг не отлучался, товарищ капитан, ей-богу, – взмолился дежурный. – Вы сами можете проверить. Вот книга телефонограмм, посмотрите. Распоряжения, которые передаются, обязательно зарегистрированы.
Фокин взглянул на Тараса:
– Ты что-нибудь понимаешь?
Тарас не отозвался. Он был сбит с толку. Откуда могли звонить, если не из комендатуры? Кто мог решиться на розыгрыш? Разве что свои ребята, но они были далеко: полк стоит под Дрезденом.
– Наверное, ошибочка вышла, – сказал дежурный, успокаивая разгневанного капитана. – Завтра разберемся. А сейчас ночь, отдохнуть не грех.
– Не нравится мне такая ошибка, – вслух подумал Фокии. Его охватила тревога.
– Может, из железнодорожной дирекции кто вызывал? – предположил дежурный. – Вы ведь, кажется, с ними дело имеете?
– Приходится договариваться по поводу транспорта, – подтвердил Фокин. – А ну, звони туда!
Старший лейтенант замахал руками:
– Ни в моем случае. Они люди гражданские, почивать по ночам изволят. Так что, хотите или нет, а до утра наберитесь терпения. Уступаю вам свой лежак. Ложе узковато, да другого нет. Как-нибудь перекантуетесь…
Фокин стянул сапоги и, ослабив ремень, растянулся на топчане. Тарас примостился рядом. На душе было скверно. Случившееся с ними казалось нелепым, однако разумного объяснения парень не находил.
Навалился сон, тяжелый и беспокойный. Тарас снова мчался в ночи на мотоцикле, спешил, боясь куда-то опоздать. Пролетали мимо заснувшие села, где-то ждала засада. Успеть надо было во что бы то ни стало. И он, зная о засаде, упрямо летел навстречу опасности…