Проснулся Тарас оттого, что в соседней комнате громыхал голос Фокина:
– Сразу надо было разбудить, старшой! Меня это непосредственно касается!
– Вам все равно в особый отдел надо, – оправдывался дежурный.
– Кто там поминает наш отдел? – За вошедшим в комнату захлопнулась дверь.
Тарас мигом соскочил с топчана, выглянул в дежурку. У противоположной стены стоял незнакомый офицер. Из-под сдвинутой на затылок фуражки выбивался русый чуб, придававший красивому лицу задорное выражение.
– Майор Зарубин, – представился он, протягивая Фокину руку. – О вашем прибытии мне сообщили, о случившемся тоже проинформировали. Машина у подъезда. Сейчас проследуем к месту происшествия.
– Разрешите и ему? Тарас Поярков занимался этим делом с самого начала и потому осведомлен больше всех.
– Кто такой? – Майор окинул Тараса цепким взглядом.
– Сын, – пояснил Фокин.
Тарас вздрогнул. К сердцу прихлынуло что-то горячее. Саня!.. Отец! Да за такое всего себя до последней капельки отдать можно! Шагнув вперед, Тарас с трудом выговорил:
– Я солдат, товарищ майор! Я готов к выполнению задания! На костюм прошу не обращать внимания. Он для маскировки…
Зарубин одобрительно кивнул:
– Хорошо сказано. Поехали, солдат!
Уже в машине Фокин сообщил:
– Ночью на «Приют охотников» совершено нападение.
– Зачем? – подскочил Тарас.
С переднего сиденья обернулся Зарубин.
– Это предстоит выяснить, – сказал он. – Из полиции сообщили, в банду входило шесть человек. Один убит в перестрелке, второй схвачен, остальным удалось уйти в Западную зону.
– Значит, нас специально выманили? – спросил Тарас.
– Трюк пустяковый, но выполнен натурально. – отозвался Зарубин. – В отеле вы могли помешать…
– И как это я попался на такой примитивный крючок! – сокрушенно сказал Фокин.
– Откуда вам было знать, капитан? А теперь расскажите-ка все, что знаете. Давай, солдат, начинай…
В отличие от Фокина Зарубин слушал нетерпеливо, то и дело перебивал вопросами. Майор был дотошным, уточнял то одну деталь, то другую, требовал казавшихся незначительными подробностей. Тут же высказывал разные предположения и вопросительно, проверяя реакцию, взглядывал на спутников. Выражение лица его при этом беспрерывно менялось.
До «Приюта охотников» добрались к десяти часам. У ворот их встретил Курт Вильде. Приветливо кивая, поздоровался с каждым. Тарас почувствовал, какая у него шершавая, мозолистая ладонь.
– Для начала осмотрим место происшествия, – предложил Зарубин, ставший сразу строгим и собранным. – Показывайте, капитан!
Отель, точнее, нижний его этаж выглядел жутко. Полы в номерах были разворочены, стены проломлены, мебель перевернута. В зале разгром оказался еще большим: стойка бара опрокинута, даже люстра скособочилась. Повсюду битое стекло, куски сухой штукатурки, лужи из пива, подкрашенные молоком.
– Какие убытки! Какой разгром! – причитала фрау Ева и безнадежно всплескивала маленькими короткими ручками. Лицо ее, осунувшееся за ночь, подурнело и постарело.
– Что у вас украдено, фрау Шлифке? – спросил Зарубин, когда, осмотрев номера, они вернулись в зал.
– Такой погром, – запричитала хозяйка. – Мебель, посуда… Продукты испорчены. Все восстанавливать придется, а стройматериалов нигде нет…
– Я спрашиваю, что украдено? – остановил ее Зарубин.
– Не знаю. У меня нет сил. Еще не знаю…
– У нее даже деньги из кассы не взяли, – заметил Курт Вильде. – Эта штучка уже давно проверила свои кубышки…
– Странно, – задумчиво произнес Зарубин.
– Ничего странного, товарищ майор, – вмешался молчавший до этого Тарас. – Они не то искали.
– Что, по-твоему? – спросил Зарубин.
– Кабы я знал, так и делу конец. Думаю, бандиты искали то же, что Ганс Майер.
– Верно, солдат, – рассмеялся Зарубин. – Соображаешь. Ну а что искал контуженный? На этот вопрос мы не ответим, пока не выясним личность Майера.
Военная хитрость
Потрясенная открывшейся перед ней картиной, Рыжуха стояла посреди зала и испуганно шептала:
– Майн готт, какой ужас! Сколько добра пропало!..
В деревне узнали о ночном нападении на «Приют охотников», и мать прислала Гертруду узнать, привозить ли молоко. Ведь после случившегося постояльцы наверняка уйдут из отеля. Кто же согласится терпеть неудобства?
Тарас подошел к Рыжухе. Девчонка отозвалась на его приветствие и взглянула на парня округлившимися от страха глазами.
– Зачем же ломать стены? – спросила сдавленно. – Почему надо портить замечательные продукты?
Она еще раз обвела изувеченный зал взглядом и уставилась на Тараса с такой надеждой, будто тот мог ответить на все недоуменные вопросы.
Парню стало неловко. Разведчик не имеет права фантазировать. Но показать перед девчонкой полную неосведомленность было досадно.
– Следствие ведется, – многозначительно сказал он. – В ближайшее время специалисты разберутся… А пока все полагается держать в тайне.
Из кухни выглянула фрау Ева, страдальчески закатила глаза:
– Я разорена. Я погибла! Где найти помощь в трудную минуту?..
Лицо Гертруды мгновенно преобразилось. Она враждебно покосилась на фрау Еву и отчужденно спросила:
– Молоко не потребуется ни сегодня, ни завтра. Правильно я поняла?
– Да уж, милочка, – плаксиво сказала фрау Ева. – Ты, пожалуйста, передай своим: мне так нужна моральная и физическая поддержка…
– Передам слово в слово, – бросила Гертруда и, круто повернувшись, вышла из зала.
Тарас последовал за ней.
– Ты отчего разозлилась на тетку?
– А пусть эта дрянь не притворяется. О родственниках вспомнила, когда ремонт предстоит. Прежде по-иному пела: «Каждый должен думать о себе…»
– Насолила она тебе, видать, крепко, – засмеялся Тарас.
– Так этой дряни и надо. – Гертруда мстительно кивнула головой. – Плачет, что разорена. Пусть кого другого обманывает! Мы-то знаем, сколько у нее припрятано…
– Послушай, – воскликнул Тарас, внезапно осененный блестящей на его взгляд догадкой. – Раз тебе про Еву так все хорошо известно, помогла бы мне?
– Капитал она в основном держит в ценных бумагах…
– Плевал я на ее капитал. – И Тарас рассказал девочке о пропавшей из альбома фотографии.
– Что там, говоришь, на обороте написано: милой Еве? – переспросила Гертруда. – Такую реликвию ни за что не уничтожит. Спрятала!
– Почему ты в этом уверена?
– Тетка сентиментальна, можешь мне поверить. Она обожает сувениры, хранит засушенные цветочки, старые открытки. И если до сих берегла фотографию, то порвать будет не в силах. Спрятала, это точно.
– А куда? Ты хоть предположительно можешь подсказать?
Девчонка отрицательно покачала головой. Но любопытство пересилило:
– А кто был снят на карточке? Ты догадался?
– Я принял его за Ганса Майера. Во всяком случае, очень похож, двойник, да и только…
И снова Гертруда, услышав имя Майера, испугалась.
– Почему тебя страшит этот человек? – спросил Тарас.
– Не выдумывай, – возразила Рыжуха преувеличенно громко. – Мне некого бояться.
Она повернулась и пошла к воротам. Тарас догнал Гертруду на дороге и пошел рядом размашистым мужским шагом. Девчонка молчала.
– Ты что, обиделась?
– С какой стати я буду на тебя обижаться? Как приехал, так и уедешь… И запомни: я ничего не боюсь! – повторила как заклинание, и Тарас понял: боится.
– А почему несколько дней назад не захотела меня по деревне провезти? Почему?
– Ничего-то ты не понимаешь. Странный какой-то, с луны, что ли? Тут совсем другое, – возразила Гертруда и посмотрела на парня с вызовом: – Ну хочешь, я с тобой в кино схожу? Даже сегодня…
– Так сразу? – опешил Тарас. Он был совершенно не подготовлен к такому предложению.
– Или тебе особое разрешение требуется?
– Зачем же? – И ничего лучше не придумав, брякнул: – Нужен мне твой фашистская фильм!
– Никакой он не фашистский, а про любовь. Я уже раз смотрела и еще пойду.
– Про любовь мне не интересно.
– Много ты понимаешь! Еще как интересно. Один барон влюбляется в бедную девушку…
– Осчастливил, значит, – прокомментировал Тарас.
– Ей просто повезло. Так иногда бывает. Девушка стала богатой, будет иметь много красивых платьев, теплую шубу и всегда сытно есть.
– Разве в этом счастье?
– А в чем же, по-твоему?
– Ну, это когда…
Тарас запнулся. До сих пор он не задумывался над такими вопросами. Тем более никогда об этом вслух не рассуждал. И все же подобрал нужные, по его разумению, слова:
– Я тебе совсем просто скажу: мне нравится, когда работа есть интересная. Еще – без товарищей жить не могу. Какая жизнь без друга? И чтоб мечта была не о тряпках, а о будущем. Если всем вокруг хорошо и весело, то это и есть самое настоящее счастье.
– Жутко интересно, – Гертруда язвительно расхохоталась. – Работа, товарищи… Да какое мне дело до всех?! Что самой-то останется?
– Рассуждаешь, как твоя паршивая тетка, – возмутился Тарас. – Человек-одиночка хуже зверя. Тем люди и отличаются от хищников, что друг к другу жмутся, помогают в горе и в радости. Я, конечно, о настоящих людях говорю. Фашисты не в счет. Иметь товарищей – первое условие.
– Красивыми словами сыт не будешь, – отрезала Гертруда, презрительно поджав губы. Она вела себя как взрослая, подсмеивающаяся над несмысленышем.
– И откуда в тебе столько мусора? – воскликнул Тарас. – Да мы за красивые слова свою жизнь не жалели!
– Дай мне лучше хлеба, да побольше, – выкрикнула Гертруда. – Уговаривать все умеют, даже под маргарин-эрзац!
– С кем сравниваешь, дура?!
Тарас готов был треснуть ее. Он кипел от негодования. Капиталистка несчастная! Ей бы только брюхо набить! На бароне размечталась жениться! А чтоб для своего народа поработать – кишка тонка. Пусть дядя – то есть Советская страна – заботится?.. Нет уж, извините, и руки испачкать придется, и повкалывать, чтобы фашизм до конца уничтожить да новую жизнь наладить. Иначе не будет ни сала, ни хлеба, ни радости!