Тем временем Хаген перевел взгляд на Восьмого — Зорана Савича. Когда мы с ним познакомились и решили двигать на фронтир вместе, он рассказывал мне, что работает над созданием нейроинтерфейса дополненной реальности, который позволит каждому видеть всю информацию, доступную в сети, без каких-либо гаджетов. Как бы нереалистично это ни звучало, разработками Зорана заинтересовались в «Сноусторме», а акции его «Первой Марсианской компании» уже торговались на бирже. По моему совету Эд вложил наши деньги в этот стартап.
— Зоран? — Хаген обратился к нему по имени — не так, как к другим.
Савич заговорил не сразу. Мне показалось, что он даже смутился, когда все мы посмотрели на него. В жизни он, конечно, оказался не таким могучим, как его паладин, но выглядел почти так же: серо-голубые глаза, русые волосы, вполне атлетичная фигура. Рукава серого поло обтягивали сильные руки, которые он положил на стол, сцепив пальцы. Судя по тому, как они побелели, он волновался. Опустив голову, Зоран помолчал еще с полминуты, и все терпеливо ждали, но когда вскинул голову, на его лице не было ни сомнений, ни волнения — как будто он принял очень важное решение.
Заглянув каждому в глаза, он сказал:
— Наверное, среди собравшихся я менее всех известен. Вы слышали мою фамилию — Савич. Да, Йована Савич — моя бабушка. Но я, очень на то надеюсь, здесь не поэтому. Я здесь, потому что мистер Хаген, которого знаю практически с пеленок, решил, что я могу быть полезен. И это меня смущает.
— Зоран… — почти шепотом проговорил Хаген.
— Считаю, что они должны знать, — невозмутимо и с вызовом ответил ему Савич. — Да, я рос в окружении великих людей, ставших отцами-основателями не только «Сноусторма», но и гражданской реформы. С малых лет все они — и мистер Хаген, и бабушка Йована, и дядя Слава, и дядя Мануэль, и конечно, куда же без него, дядя Ола — прочили мне великое будущее. «Тебе суждено изменить мир», — говорили они. «Твой дед — герой», — не уставала повторять бабушка. «От тебя будет зависеть судьба человечества», — твердил каждый. Представляете, в каких условиях я рос? А мне хотелось обычного детства!
— Зоран… — устало и очень тихо сказал Хаген. — Пожалуйста, не сейчас.
Украдкой я изучил лица остальных. Дениза и Гай Бэррон казались безмятежными, а вот остальные выглядели одновременно и заинтересованными, и чувствующими неловкость, как и я, словно мы стали свидетелями семейной разборки, грозящей перерасти в скандал с выбрасыванием грязного белья.
Чтобы оправиться от этого чувства, я начал думать. О чем говорит Зоран? Если отцы-основатели твердили ему о его великом будущем, значит ли это, что они увидели это будущее? Или все куда проще, и отцы-основатели просто говорили то, что обычно говорят родители своим детям? Или бабушки и дедушки — внукам?
— Закончив школу, я удрал от них всех, — продолжил рассказ Савич. — Мне не хотелось быть героем и спасать мир. Я хотел своей жизни, пусть обычной, негероической, но такой, где я бы сам принимал решения и нес ответственность за свои поступки… — Он тяжело вздохнул. — Я был еще ребенком, когда после очередного выговора от бабушки я наговорил ей много плохого. В том числе я сказал, что быстрее бы она умерла, может, тогда мне удастся делать, что хочется. После этой жуткой ссоры бабушка уехала на работу. Утром ее нашли мертвой там же.
— Я не понимаю, — вдруг заговорил Денис Каверин. — Зачем нам вся эта лирика, народ? Мало того, что мы собрались — подумайте только! — на космической яхте, так еще… Богом клянусь, никогда в такой чудной компании не бывал! Не нравится мне все это. Хотелось бы побыстрее понять, чего от меня хотят, и перейти к делу.
Хаген не ответил, Савич — тоже, и тогда вмешался Иен:
— Вы уж простите, мистер Савич, не хочу показаться бестактным, но вы уверены, что нам так уж необходимо знать? Уж слишком оно личное. Зачем?
— Потому что я вижу за этим столом еще одного мальчика, которому хотят поломать жизнь, — ответил Зоран и покосился на меня. Потом он хмуро взглянул на Майка и нехотя произнес: — Я останусь, дядя Майк. Останусь, потому что теперь и сам знаю: все, чего вы боитесь, не сказки и выдумки.
— Ты знаешь? — приятно удивился Хаген.
Зоран кивнул:
— Я подключился.
— У тебя получилось! — На лице Майка проявилось облегчение, но что именно удалось Зорану, ни тот, ни другой нам говорить не стали.
Я же внутренне собрался, ожидая, что Майк даст мне слово. Но он даже не посмотрел на меня и обратился ко всем:
— История, которой я собираюсь поделиться, настолько невероятна, что вам будет трудно поверить. Поэтому я помогу вам, продемонстрировав несколько своих способностей.
С этими словами он исчез, мгновенно растворившись в воздухе. Через секунду он появился за спиной Митчелла, но только для того, чтобы отобрать его планшет, швырнуть через комнату, исчезнуть и проявиться, поймав его с другой стороны стола за спиной Денизы Ле Бон. Отвесив челюсть, я осознал, что Майк Хаген только что использовал Ясность. Вот только происходило все в настоящем мире… Стоп… А в настоящем ли? Может, я все еще в коме, а мое сознание загрузили в виртуальный мир?
— Нет, Алекс, ты не в вирте, — посмотрев на меня, сказал Хаген. — Это реальность.
«Хаген читает мысли!» — пронеслось у меня в голове, а прошел к стене за своим креслом. Стена раздвинулась, и он достал оттуда плазменную винтовку. Хаген снял с себя футболку, демонстрируя смуглую кожу и выпирающие мышцы, какие редко встретишь у людей его возраста.
— Мистер Митчелл, не поможете? — спросил он.
Иен пожал плечами и шагнул к Хагену. Тот вручил ему винтовку и сказал:
— Выстрелите в меня.
Лицо Иена побелело, он помотал головой, вернул оружие и сел на свое место.
— Я сделаю, — сказал дядя Ник.
Он легко поднялся, стремительно обошел стол, и проходя мимо меня, потрепал меня за вихры. Взяв винтовку из рук Хагена, он вопрошающе кивнул.
— Отойдите на несколько метров, чтобы было видно выстрел, и стреляйте, мистер Райт, — сказал тот.
Без промедлений дядя Ник сделал требуемое. Сгусток плазмы с шипением пролетел пространство и врезался в грудь Хагена. Йен ахнул, Октиус вскочил и сел на место, Серебрянский вообще закрыл лицо руками. Я и сам, стиснув кулаки, невольно зажмурился, а когда заставил себя открыть глаза, плазма растеклась по груди Хагена и опала огоньками, словно его защищал силовой щит.
Денис, ругаясь, вскочил, всплеснул руками и хлопнул по столу. Иен, потирая переносицу, качал головой и бормотал что-то про доведения до инфаркта. Я же заметил, что чудо оставило равнодушными Денизу Ле Бон, дядю Ника и Зорана, словно они знали, что произойдет. Или просто научились хорошо скрывать эмоции.
— Спасибо, мистер Райт, — сказал Хаген.
Дядя Ник занял свое место, Хаген вернул винтовку в стену и сел за стол.
— Уверяю, никаких технологических приспособлений, — сказал он. — Все эти способности — лишь часть того, чему я научился за многие годы. Но обо всем по порядку. Примерно пятьдесят два года назад группа совершенно разных и никак не связанных между собой людей была отобрана для того, что я пока назову неким научным экспериментом.[1]
— В чем была его суть? — оживился Митчелл.
Проигнорировав вопрос, Хаген продолжил говорить:
— Побочным эффектом стало появление у подопытных определенной сверхспособности, которая в то время считалась чудом, но в наше время является скорее чудом технологий, которое в относительно скорое время появится в массовом доступе.
Дядя Ник с удовлетворением кивнул, словно знал, о чем ведется речь.
— Неуязвимость? — поинтересовался Иен. — Умение летать? Невидимость?
— Нет, мистер Митчелл, речь идет о полноценном нейроинтерфейсе, позволяющим без всяких устройств дополнять реальность сопутствующей информацией. Над прототипом подобного сейчас работает Зоран, но в его проекте и в той версии нейроинтерфейса, которую получила группа людей в начале века, есть принципиальное отличие. Прототип Зорана подключается к интернету. Уточню — к компьютерной сети, созданной человеком и забитой базой знаний человечества. Нейроинтерфейс, полученный экспериментальной группой, подключался… — Сделав паузу, Майк хмыкнул. — Подключался и подключается к вселенскому инфополю.
Иен Митчелл отчетливо крякнул и проворчал:
— Так и полагал, что влип в очередную секту! Скажите, Майк, вы уверены, что нам необходимо это знать? Я все еще не уверен, что ваша демонстрация — не какой-то ловкий фокус, а вы рассказываете нам все эти сказки, городские легенды…
— Тосты, — встрял Серебрянский.
— Что «тосты»? — удивился Иен.
— Простите, — отмахнулся доктор.
— С вашего позволения продолжу, — сказал Хаген, улыбнувшись. — По ходу повествования, мистер Митчелл, вы поймете, нужно ли было это вступление.
Всего ли вступление? Вступление к чему? Я вжался в кресло в ужасе от того, что угодил в центр чего-то нехорошего. Ни в Бездне, ни в Преисподней у меня не возникало такого чувства — словно мне все снится, хотя там и казалось, что все происходящее — кошмар. Но там я знал что к чему, понимал, что это лишь игра, в которой может произойти все, что угодно. Здесь же услышанное, причем от человека, которому сложнее не верить, чем довериться, еще и в окружении знакомых мне, но таких разных людей… В общем, все это попахивало бредом сумасшедшего и фантасмагорией. И хуже всего, что интуитивно я понимал, что это правда, просто мне, как и Зорану в свое время, хотелось пожить для себя, а не спасать мир, которому грозит множестве неведомых угроз.
Наверное, такие же чувства испытывали и другие, потому что некоторое время все молчали, а Хаген не продолжал говорить, словно задумавшись.
Наконец Иен поерзал в кресле и буркнул:
— Хотя бы скажите, что за космическая галактическая сеть это ваше инфополе?
— Вселенское инфополе — космический интернет будущего. Смею заверить, что скоро человечество освоит его и научится не только добывать там информацию, но и… Впрочем, не сейчас. Вернемся к экспериментальной группе.