Парадоксы Реформации // История Философии / Под ред. Н. Мотрошиловой. М.: Греко — Латинский кабинет, 1996. Кн. 2. С. 43–68.
Шмитт Карл. Номос земли. СПб.: Владимир Даль, 2008.
BlumenbergHans. Legitimitat der Neuzeit. Frankfurt aM: Suhrkamp, 1966; or: The Legitimacy of the Modern Age. Cambridge, Mass.: MIT Press: 1983.
PocockJ. GA The Machiavellian moment. Princeton University Press, 1975.
Schmitt Carl. Land und Meer. Stuttgart: Klett — Cotta, 1993; or: Land and Sea. Washington, DC: Plutarch Press, 1997.
Ямполъский Михаил. Возвращение Левиафана. М. — . НЛО, 2005.
Вопросы на понимание:
1) Христианство как историко — политический феномен.
2) Новое время как эпоха. Какие основные события отделяют ее от прошлого?
3) Каковы основные положения политической мысли Лютера?
4) Каково историческое значение Реформации?
5) Продолжается ли Новое время сегодня? Выскажите собственную точку зрения, аргументируйте ее.
Основные политические понятия нового времени
Прежде чем обсуждать крупнейших представителей политической мысли Нового времени, нужно вначале дать сквозной обзор истории основных политических понятий — тех предметов, с которыми далее систематически работают мыслители. В настоящее время история политических, исторических понятий находится в центре внимания истории и политической теории. Обращение к понятиям, во — первых, дает возможность обобщить многообразие теоретических позиций по нескольким диахроническим линиям, не замыкаясь на «великих» текстах, а имея в виду общее, сетевое пользование понятиями и преобразование их.
Во — вторых, анализ понятий принципиально рефлексивен: это те же самые понятия, которыми пользуемся мы сегодня, которыми пользуется сам историк политических учений. Важно осознавать, каков семантический «груз» понятия, которым мы пользуемся, какой исторический опыт, какие идеологические позиции в нем отложились. А также пытаться понять прошлую эпоху с ее собственной точки зрения, в ее собственных «понятиях», а значит, в ее историческом движении.
В-третьих, понятия образуют первый, исходный и часто проскакиваемый слой теоретического текста. Имея в виду исходные понятия — артикуляции своего предмета, — автор затем строит предикативные высказывания, высказывает свою точку зрения. Понятия образуют его «горизонт» — но, говоря о них, связывая их по — своему, он «задним числом» видоизменяет значение этих самых понятий. Это относится даже к тем авторам, которые «придумывают» понятия — вводят их. В подавляющем большинстве случаев ввод понятия — не запланированное мероприятие, а удачное использование слова обычного языка, обычно на позиции логического подлежащего, а не на маркированной позиции логического сказуемого, которое потом повторяется и закрепляется тематически. Понятия выдумываются, изобретаются, используются не по назначению — но, как любая изобретенная «техника», дают человеку новую точку зрения на возможности мира.
Итак, говоря о понятиях политической философии, мы одновременно говорим о ее предметах — тех сущностях и проблемах, на которые направлено наше исследование, — и об историчных трактовках этих предметов в дискурсе. Понятия призваны зафиксировать то, о чем мы говорим, говоря о политике. Поэтому исследование понятий необходимо диалектично — оно постоянно меняет точку зрения объекта (точнее, субстанции) на точку зрения субъекта, и обратно. Так, мы говорим, с объективной точки зрения — XVII век был расцветом абсолютистского государства — и вдруг спохватываемся и говорим, что в этом веке и установился окончательно термин «государство» вместе с его базовым пониманием. Обе эти точки зрения одинаково необходимы — анализ понятий в отрыве от материальной истории является нонсенсом, но не менее наивен и чисто «материалистический» или «социальный» подход к истории, так как он не может полностью избежать терминов и понятий, выработанных своими «объектами», и игнорировать тем самым их субъективность.
Гегель, крупнейший теоретик «понятия», предложил объединить в его анализе историю и теорию. С гегельянской точки зрения, мы должны проследить реальный исторический генезис понятия, а затем, задним числом, осмыслить этот генезис и прийти к одновременной структуре понятия. Исторические этапы развития будут тогда называться «моментами» и на конечном этапе сосуществовать в форме, подчиненной целому. На наш взгляд, Гегель преувеличил возможность внутреннего «примирения» моментов развития в «идее». Скорее осмысление истории понятия помогает нам увидеть центральные противоречия, вокруг которых разворачивается историческая полемика. Как пишет Р. Козел — лек, исторические понятия представляют собой «двуликого Януса»: они одним лицом обращены в прошлое, в уже понятное и истолкованное, а другим смотрят в будущее, в новые и неизведанные возможности понимания истории.
Внутренние противоречия понятий выходят за рамки понятия и его идеальности, они касаются уже самого исторического движения, исторического времени. Политические понятия, в их двусмысленности и противоречивости, несут на себе след события, которое разворачивает, переворачивает их в одну или другую сторону. В истории понятия обычно несколько таких наслаивающихся переворотов, которые меняют не столько его структуру, сколько его тенденцию. Для Отто Бруннера, Райнхарта Козеллека и их последователей главным поворотным событием современного политического языка стала Французская революция: все наши основные понятия вышли из ее горнила, коренным образом поменяв свой прежний смысл, поменяв темпоральную «ориентацию» с прошлого на будущее. Ведущие понятия, по Козеллеку, подверглись в этот период четвероякой трансформации: демократизации, темпорализации (то есть постановке в зависимость от исторического времени), потенциальной идеологизации и политизации (или, как выражается Квентин Скин — нер, сущностной оспариваемости). В настоящей книге, как уже следует из предыдущей главы, я тоже буду исходить из историчного истока политических понятий, однако я возвожу их здесь скорее к событиям раннего Нового времени (XVI–XVII века), чем ко Французской революции, когда произошла вторая волна их кристаллизации. При этом и темпорализация, и идеологизация, и политизация, и даже в определенном смысле демократизация — присутствуют как тенденции уже в эту первую эпоху. Расхождение с Козеллеком здесь связано как раз с тем, что я исследую понятия в качестве политических, а не «исторических», как они: современная политика возникла в XVI веке, а современный историзм, конечно, в XIX.
Две крупнейшие школы в исследовании истории понятий, школы Райнхарта Козеллека (Германия) и Квентина Скиннера (Великобритания), расходятся по вопросу об универсализме и идеальности понятий. Для Козеллека «исторические понятия» прошлого, во всей их многозначности и концентрированности, претендуют на целостное видение истории и тем самым образуют для исторических деятелей трансцендентальные «горизонты ожидания». Если, по Козеллеку, в исторических понятиях мы имеем одновременно формы осмысления истории и собственно исторические феномены, то для Скиннера понятия (то есть в его понимании значения терминов) являются предметом достаточно хаотичной идеологической борьбы. Поэтому если для Козеллека (логического «реалиста») история понятия дает возможность его интерпретации, в универсальных терминах (ответа на вопрос, «что оно значит?»), то для Скиннера («номиналиста») никакого собственного значения у понятия быть не может, а объяснительную роль играют макроисторические движения, субъекты истории, такие как республиканизм, либерализм и другие. Он стремится прежде всего ответить на вопрос, «кто говорит?».
Наша позиция в нижеследующем изложении соединяет некоторые черты подхода Козеллека (логический анализ понятий в их тотальности, несводимость понятий к словам) и Скиннера (событийно — идеологический, неидеализуемый смысл понятий). Мы будем следовать такому плану: 1) Общие онтологические предпосылки понятия; 2) Предыстория понятия, когда оно интеллектуально подготовлено, но еще не высказано; 3) Возникновение понятия «проблема», которую оно дискурсивно «решает»; 4) Логическая структура понятия, на момент его оформления; 5) Дальнейшая история понятия с ее основными трансформациями и событийными предпосылками; 6) Современный кризис понятия и противоречия политического, которые он выявляет.
Но перед тем как перейти собственно к политическим понятиям Нового времени — государству, репрезентации, суверенитету, — нужно еще сказать главное о том, что их объединяет. Все эти понятия так или иначе возникли в процессе секуляризации теологических, христианских, церковных реалий. Они принадлежат к «политической теологии». Неясно, что важнее — то, что эти понятия теологичны по своей природе (К Маркс, К. Шмитт), или что они все — таки секуляризованные теологические понятия, и что эта секуляризация составляет глубоко специфичное в них. Действительно, политическая теология — это как бы родовая травма и родимое пятно политических понятий Нового времени. Они возникли в результате переноса религиозных понятий на светскую почву — в борьбе и соперничестве с церковью и часто с религией вообще. Таким образом, эти понятия понимались теперь полемически и оппозиционно по отношению к их церковным прототипам. Земная трансцендентность монарха отрицала небесную трансцендентность Бога, спорила с ней и обращала понятие против себя самого, путем удвоения. Современный суверенитет — это не просто абсолютная власть, а суверенитет (монарха), направленный против суверенитета (Бога и папы), — суверенный антисуверенитет. Поэтому новые понятия содержали в себе «вирус» критики религии и дальнейшей секуляризации теперь уже «земной» политической религии. В них просматривается как перспектива нового культа, так и перспектива постоянного богоборчества, которое, впрочем, тоже может стать своеобразной (революционной) религией.