Служилые люди жаловались на то, что их поместья находятся в беспорядке: владеют ими часто люди, неспособные к службе или не имеющие права на поместное владение; крестьяне не сидят на местах и не работают на помещика, а бродят с места на место и мало пашут. Правительство заботилось о том, чтобы привести в порядок дворянское землевладение. Оно разбирало дворян по «статьям»; выбрасывало вон из службы неспособных и сгоняло их с поместий; исправным же увеличивало поместья и давало денежное жалованье. В конце концов, через 15–20 лет работы, поместное землевладение было более или менее устроено (1636). Отношения помещиков с крестьянами уладить было трудней, потому что ничем нельзя было заставить крестьян оставаться в разоренных поместьях и вотчинах. Они искали мест, где им было лучше, и шли в богатые имения бояр и монастырей или же убегали в казаки на Дон. Был тогда дан указ, что землевладельцы могут искать своих крестьян в продолжение не пяти лет (как было установлено при Борисе Годунове), а десяти и даже пятнадцати. Но это мало помогало, и дворяне не переставали просить о бессрочном прикреплении крестьян к их землям безо всякого права перехода.
Податные люди в городах и областях, как мы знаем (§ 55), составляли податные общины, которые сами собирали через выборных «земских старост» свои подати. При царе Михаиле, когда подати по необходимости были тяжелы, много тяглых людей, в особенности в городах, уходило из тягла или старалось так или иначе уменьшить свою подать. Одним из способов уйти из тягла было «закладничество». Тяглый человек «закладывался» за какого‑либо «беломестца», то есть вступал в зависимость от такого землевладельца (боярина, монастыря), который вовсе не платил податей со своих владений. Сделавшись боярским или монастырским человеком, такой «закладчик» продолжал жить на своем дворе, но уже не считался членом общины и не платил со своим «миром» никаких государевых податей. Закладничество было страшным злом для тяглых общин, потому что отнимало у них земли и плательщиков. Были и другие способы «избывать» тягла и если не совсем от него избавляться, то уменьшать его. Так как подать тогда собиралась с «паханой земли», то стоило лишь уменьшить свою запашку, чтобы платить государству меньше. К сокращению запашки располагали и смуты: как враги внешние, так и свои казаки постоянно топтали посевы, жгли и грабили запасы. Крестьяне поэтому стремились пахать возможно меньше и искали обеспечения в других промыслах. Правительство терпело от этого прямой убыток, потому что не получало такого дохода, на какой рассчитывало по старине. Чтобы выйти из затруднения и увеличить свои сборы, оно стало назначать подати не с земли, а с двора. Каждый крестьянский двор должен был уплачивать известную сумму, независимо от того, какая у него запашка. Так постепенно совершалась важная реформа: место поземельной подати заступала подворная.
Нуждаясь постоянно в средствах, московское правительство думало получить большие выгоды для себя и для народа от торговли с иностранцами в Архангельске. Чтобы привлечь иностранцев, особенно же англичан, в Белое море, царь Михаил дал им большие льготы (1614): англичане совсем беспошлинно, а голландцы с малою пошлиною могли торговать не только в самом Архангельске, но и в прочих городах Московского государства. Торговля от этого действительно оживилась; в государстве появилось много иностранной серебряной монеты (именно среднеевропейских талеров, которые назывались «ефимками» и ходили по полтине). Но все выгоды от этой торговли оказались на стороне иностранцев: они забрали в свои руки внутреннюю московскую торговлю и так затеснили русских купцов, что те не переставали горько жаловаться и просить о том, чтобы иностранцев удалили из государства. Однако государь не мог удовлетворить таких просьб. Необходимость заставляла его постоянно прибегать к иноземцам. Вместе с европейскими купцами в Москву приглашались с Запада всякие знающие люди. Иностранные офицеры обучали московских людей военному строю и устраивали в Москве регулярное войско, целые полки «солдат», «драгун» и «рейтар»: войны смутного времени показали необходимость такого войска. Иностранные техники устраивали заводы для обработки найденных ими железных руд (таковы заводы, оружейные и литейные, Виниуса и Марселиса в Туле). Иностранные доктора лечили царскую семью и московскую знать и завели в Москве первую казенную аптеку. Иностранные «мастера всякого дела» призывались в Москву ко двору на хорошее жалованье. (В Москву приглашали даже ученого астронома и географа голштинца Олеария, говоря, что в Москве и «такие люди надобны».) Словом, после тяжелых уроков смутной эпохи москвичи поняли необходимость практических заимствований с запада и все невыгоды прежней обособленности и отчуждения от иноземной культуры. В конце царствования Михаила в Москве, в подмосковной немецкой слободе, жило уже до 1000 протестантских семейств из разных европейских стран. (С католиками москвичи боялись иметь дело из‑за острой религиозной розни.) При таких условиях для царя Михаила было трудно решиться отнять торговые привилегии у англичан и голландцев.
§ 80. Война с Речью Посполитою и вопрос об Азове. После многих лет мирной работы над восстановлением порядка в государстве московские государи решились возобновить войну с Речью Посполитою за Смоленск. Московское войско, состоявшее из новых полков иноземного строя и из старых дворянских ополчений, осадило Смоленск (1632). Так как Смоленск был чрезвычайно сильною крепостью, то осада затянулась, несмотря на то что во главе московских войск стоял тот самый боярин Шеин, который в смутное время был воеводою в Смоленске, геройски защищал его от поляков и знал хорошо как город, так и его окрестности. На помощь Смоленску успел явиться вновь избранный (после смерти Сигизмунда) король польский Владислав Сигизмундович. Он не только отбил русских от крепости, но и окружил их самих в их лагере. Утомленные долгою войною, московские войска не могли выдержать натиска свежих войск Владислава, и Шеин вступил в переговоры с королем. Он согласился отдать полякам все свои пушки и обоз и уйти в Москву (1634). За это бесславное отступление он был в Москве казнен как изменник. Летом 1634 года начались переговоры о мире. На пограничной речке Поляновке съехались московские и польские послы и заключили «вечный мир». Смоленск и прочие города, захваченные Сигизмундом в смуту, остались за Речью Посполитою. Но Владислав отказался от всяких прав на московский престол и признал Михаила Федоровича царем. Вскоре затем поляки возвратили в Москву тело умершего в Польше царя Василия Ивановича Шуйского и тело его брата Дмитрия.
Только что окончилась война с Владиславом, как стала грозить война с Tурцией и татарами. Крымские татары не переставали тревожить южные границы Московского государства, а донские казаки при первом удобном случае выходили по Дону в Азовское и Черное моря и грабили турецкие и татарские поселения по берегам. Московский государь по этому поводу сносился с крымским ханом и турецким султаном; обе стороны жаловались на грабежи, но унять их не могли. Для того чтобы не пускать татар внутрь государства, московские власти на украйне и на диком поле продолжали строить города и укреплять границы, как делалось это до смуты при Грозном (§ 61). А турки, имевшие в устьях Дона свой город Азов, настроили около него укреплений и совсем закрыли казачьим ладьям выход в море из Дона. От Азова стало казакам тесно. Они собрались с силами и пошли на Азов войною (1637); город был взят и население в нем вырезано. Казаки несколько лет держались во взятой крепости и посылали в Москву послов с просьбою о помощи. Они молили государя принять Азов под его высокую руку и прислать им людей, денег и запасов. Дело было сложное. В Москве желали взять Азов: это был важный военный и торговый пункт. Но взять Азов значило навлечь на себя войну с турками, врагом сильным и опасным. Царь прибег к земскому собору (1642). Собор согласно высказался за то, что Азов надо бы было принять. Но в то же время все земские люди, и служилые, и тяглые, объясняли государю, что им очень трудно служить и платить, так как они разорены тяжелыми повинностями и угнетены дурною администрациею. Узнав настроение собора, государь отказался от мысли взять Азов и приказал казакам его покинуть. Те вышли из города, разорив его до основания, и Азов снова стал турецким. Так окончилось Азовское дело[81].
Время царя Алексея Михайловича (1645–1676)
§ 81. Начало царствования и волнения 1648 года. Летом 1645 года скончались, друг за другом, царь Михаил Федорович и его жена Евдокия Лукьяновна (из рода дворян Стрешневых), оставив единственного сына Алексея. Новому государю было всего 16 лет. Царь Алексей отличался необыкновенно впечатлительным и подвижным характером, обладал недюжинным умом н душевною мягкостью и добротою. По крайней молодости своей он мало вникал в дела и вверил управление ими своему воспитателю боярину Борису Ивановичу Морозову, человеку грубому и своекорыстному. При Морозове, когда он начал править государством, собрался круг чиновников, еще более корыстных и самоуправных, чем он сам. Они стали угнетать московское население, не только вымогая взятки, но умышленно взводя ложные обвинения на невинных людей и разоряя их дотла. Злоупотребления стали еще сильнее после женитьбы царя Алексея (1648). Царь выбрал себе в жены дочь придворного И. Д. Милославского, Марию Ильиничну. Тотчас после царской свадьбы боярин Морозов женился на другой дочери Милославского, и таким образом Милославский получил большой почет и влияние. Сам человек недостойный, он оказывал покровительство своим родственникам и приятелям, грубым и жадным. Заняв места в Московских приказах, они окончательно озлобили народ. С величайшею ненавистью относились москвичи к самому Морозову, а также к Леонтью Плещееву, главному лихоимцу, и к другим, подобным ему, приказным чиновникам. Наконец, народное терпение лопнуло, и в Москве, в июне 1648 года, произошел большой бунт. Толпа окружила государя во время крестного хода, жаловалась ему и настаивала на казни Морозова и прочих самоуправцев. Царь спас своего любимца, отправив Морозова с конвоем в Кириллов монастырь. Но Плещеев и другие ненавистные народу чиновники попали в руки толпы и были убиты, а их дома разграблены. Несколько дней Москва была в мятеже: убивали, жгли и грабили всех, кого считали виновником народных обид. Московские волнения отразились и в других городах; по выражению современников, тогда «весь мир качался».