Одной из особенностей болезни Ричарда было возрастающее торможение всей его деятельности и интересов. Это было связано с сильнейшим вытеснением агрессивных тенденций, что было особенно заметно в отношении к матери. В отношении к отцу и другим мужчинам агрессия была менее вытеснена, хотя очень сильно сдерживалась страхом. Господствующей установкой Ричарда по отношению к мужчинам было усмирение потенциальных преследователей и нападающих.
Агрессивность Ричарда меньше всего была заторможена по отношению к другим детям, однако он был слишком напуган, чтобы выражать ее прямо. Его ненависть к детям, так же как и страх перед ними, отчасти возник из установки к пенису отца. Деструктивный пенис и деструктивный жадный ребенок, который истощил бы мать и полностью разрушил бы ее, в его психике были тесно связаны друг с другом, поскольку бессознательно он прочно придерживался уравнения «пенис = ребенок». Он также считал, что плохой пенис может производить лишь плохих детей.
Другим детерминирующим фактором в его фобии детей была ревность к брату, а также к другим детям, которых мать могла бы родить в будущем. Его бессознательные садистические атаки на младенцев внутри материнского тела были связаны с ненавистью к отцовскому пенису внутри матери. Лишь в одном отношении временами могла проявиться его любовь к детям, и она проявлялась в его дружелюбной установке к младенцам.
Мы уже знаем, что он мог достичь способности к любви лишь посредством идеализации отношений «мать — ребенок». Тем не менее из-за бессознательного страха и вины относительно своих орально-садистических импульсов младенцы преимущественно представляли для него репрезентацию орально-садистических существ. Это было одной из причин, почему он в своей фантазии не мог осуществить страстное желание дать детей матери. Но все же более фундаментальная оральная тревога периода раннего развития увеличила страх, связанный с агрессивными аспектами генитальной функции и собственного пениса. Страх Ричарда, что орально-садистические импульсы будут доминировать над генитальными желаниями и что пенис — деструктивный орган, был одной из главных причин вытеснения генитальных желаний. Следовательно, для него был закрыт один из самых существенных путей сделать мать счастливой и совершить репарацию для младенцев, которых, как он считал, он разрушил. Во всех этих аспектах орально-садистический импульс, фантазии и страхи вновь и вновь препятствовали генитальному развитию.
В предыдущих параграфах я постоянно ссылалась на регрессию к оральной стадии как защите от дополнительных тревог, возникающих в генитальной позиции; тем не менее важно не игнорировать роль фиксации в этих процессах. Поскольку орально-, уретрально- и анально-садистические тревоги были чрезмерны, фиксация на этих уровнях была очень сильной; впоследствии генитальная организация была слабой, а тенденция к вытеснению — явно выраженной. Тем не менее вопреки торможениям, он развил некоторые сублимированные генитальные тенденции. Более того, поскольку его желания были преимущественно направлены на мать, а чувства ревности и ненависти — на отца, он достиг некоторых основных характеристик позитивной эдиповой ситуации и гетеросексуального развития. Эта картина тем не менее была в какой-то мере обманчива, поскольку любовь к матери могла быть достигнута лишь путем укрепления оральных элементов в отношении к ней и путем идеализации «матери-груди». Мы видели, что в его рисунках голубые секции всегда обозначали мать; выбор этого цвета был связан с любовью к безоблачному голубому небу и выражал страстное желание идеальной щедрой груди, которая никогда не фрустрирует его.
Ричард, таким образом, получил возможность как-то сохранить любовь к матери, что дало ему ту небольшую долю стабильности, которой он обладал, а также позволило в определенной мере развить гетеросексуальные тенденции. Было очевидно, что тревога и переживания вины прочно вошли в фиксацию на матери. Ричард был очень предан ей, но довольно инфантильно. Он с трудом переносил, когда она исчезала из поля его зрения, и проявлял недостаточно признаков развития независимого и мужественного отношения к ней. Его отношение к другим женщинам — хотя и весьма далекое от истинно смелого и мужественного — удивительно противоречило его огромной любви и даже слепому восхищению матерью. Его поведение по отношению к другим женщинам было развито не по годам, в некоторых отношениях напоминая поведение взрослого донжуана. Он разными способами старался снискать к себе расположение, даже с помощью явной лести. В то же время он часто критиковал женщин и презрительно относился к ним, а также потешался над ними, если они принимали на веру его лесть.
Здесь можно наблюдать две противоположные установки по отношению к женщинам, что наводит на мысль о некоторых заключениях Фрейда. Заявляя о «разъединении нежного и чувственного потоков эротического чувства» у некоторых мужчин, страдающих, по описанию Фрейда, от «психической импотенции», т. е. способных стать потентными лишь в определенных обстоятельствах, он говорит: «Любовная жизнь таких людей остается расщепленной на два направления, получающих воплощение в искусстве в качестве духовной и грубой (или животной) любви. Когда они любят, они не могут желать, а когда желают, не могут любить»[161].
Существует аналогия между описанием Фрейда и установкой Ричарда к матери. Он боялся и ненавидел именно «генитальную» мать, в то время как всю свою любовь и нежность он направлял к «матери-груди». Это разделение между двумя потоками стало явным в контрасте между установкой к матери и другим женщинам. Пока его генитальные желания по отношению к матери были сильно вытеснены, она оставалась объектом любви и восхищения, а эти желания могли в какой-то мере активизироваться по отношению к другим женщинам. Но тогда те женщины были для него объектом критики и презрения. Они обозначали «генитальную» мать и, как оказалось, ужас генитальности и побуждение вытеснить ее отражались в презрении по отношению к объектам, пробудившим его генитальные желания.
Среди тревог, ставших причиной фиксации и регрессии к «матери-груди», доминирующую роль играл страх Ричарда перед «внутренней частью» матери как местом, полным преследователей. Поскольку «генитальная» мать, которая для него была матерью, находившейся в сексуальном контакте с отцом, также содержала в себе «плохие» отцовские гениталии (или, скорее, множество его гениталий), создавая опасный союз с отцом против сына; она также содержала в себе враждебных младенцев. Кроме того, существовала и тревога по поводу собственного пениса как опасного органа, который способен повредить и испортить любимую мать.
Тревоги, нарушившие генитальное развитие Ричарда, были тесно связаны с его отношением к родителям как интернализированным фигурам. Картине «внутренней части» матери как места опасности соответствовали переживания по поводу собственной «внутренней части». В предыдущих параграфах мы видели, что хорошая мать (т. е. хорошая еда на завтрак) внутренне защищала его от отца, «длинных торчащих костей» в его животе. Эта картина, где мать защищает его от интернализированного отца, соответствовала фигуре матери, которую Ричарду не терпелось защитить от плохого отца, — матери, находящейся под угрозой оральных и генитальных атак внутреннего монстра. Тем не менее в конечном счете он считал, что она находится в опасности из-за его собственных орально-садистических атак на нее. Рисунок 2 показал плохих мужчин (отца, брата и его самого), набрасывающихся на мать и проглатывающих ее. Этот страх возник из фундаментального переживания вины Ричарда по поводу разрушения (пожирания) матери и ее груди его орально-садистическими атаками в процессе ее интернализации. Вдобавок он выразил вину по поводу своих анально-садистических атак на рис. 6, поскольку указал на «ужасное большое дело», вывалившееся из птицы. Приравнивание собственных фекалий к черному Гитлеру-отцу стало отчетливым в его анализе ранее, когда он начал выполнять рисунки империи. Поскольку в самом раннем рисунке Ричард представил черное обозначением самого себя, но вскоре решил, что его все же обозначает красный цвет, а черный — его отца, впоследствии он придерживался этого распределения на всех рисунках. Позднее это приравнивание было проиллюстрировано некоторыми ассоциациями к рис. 5 и 6. На рис. 5 черная секция обозначала плохого отца. На рис. 6 она репрезентировала «ужасное большое дело», вывалившееся из изуродованной птицы.
К страху Ричарда собственной деструктивности относился страх матери как опасного и мстящего объекта. «Ужасная птица» с открытым клювом была проекцией на мать его орально-садистических импульсов. Фактические переживания Ричардом фрустрации со стороны матери сами по себе не могли дать объяснение построению в его психике ужасной картины внутренней пожирающей матери. На рис. 6 видно, насколько опасной, как он считал, является «ужасная» птица-мать, поскольку птица без головы репрезентировала его самого и соответствовала его страху кастрации внешними врагами в лице этой опасной матери, объединившейся с монстром-отцом. Более того, во внутренних ситуациях он чувствовал угрозу от союза интернализированной «ужасной» птицы-матери и монстра-отца. Эти внутренние опасные ситуации были основной причиной его ипохондрического и персекуторного страхов.
Когда в ходе анализа Ричард смог признать психологический факт того, что его любимый объект также является объектом ненависти и что голубая мать, королева с короной, в его психике связана с ужасной птицей с клювом, он смог установить любовь к матери более надежно. Его чувства любви стали теснее связаны с чувствами ненависти, а его счастливые переживания с матерью больше не находились так далеко от переживаний фрустрации. Поэтому, с одной стороны, ему не нужно было так сильно идеализировать хорошую мать, с другой — формировать такую ужасающую картину плохой матери. Всякий раз, когда он мог позволить себе соединить два аспекта матери вместе, это означало, что плохой аспект смягчается хорошим. Эта более надежная хорошая мать могла в таком случае защитить его от «монстра» — отца. Это опять же означало, что в такие моменты она не считалась смертельно поврежденной его оральной жадностью и плохим отцом, что, в свою очередь, означало, что он считал, что они с отцом стали менее опасными. Хорошая мать могла вновь вернуться к жизни, поэтому депрессия Ричарда рассеивалась.