Как я уже предполагала, депрессивные тревоги Риты о смерти матери были связаны с персекуторными страхами, касающимися атак мстящей матери на ее собственное тело. В действительности подобные атаки девочке всегда кажутся опасностью не только для ее тела, но и для всего ценного, что, по ее мнению, содержит ее «внутренняя часть»: потенциальных детей, хорошую мать и хорошего отца.
Неспособность защитить эти любимые объекты от внешних и внутренних преследователей является частью самой фундаментальной ситуации тревоги у девочек[163].
Отношение Риты к отцу было во многом детерминировано ситуациями тревоги, сосредоточенными на матери. Большая часть ненависти и страха плохой груди была перенесена на отцовский пенис. Чрезмерная вина и страх потери, касающиеся матери, также были перенесены на отца. Все это вместе с фрустрацией, испытанной непосредственно от отца, помешало развитию позитивного эдипова комплекса.
Ненависть к отцу усиливалась завистью к пенису и соперничеством с ним в инвертированной эдиповой ситуации. Попытки справиться с завистью к пенису привели к усиленной вере в свой воображаемый пенис. Тем не менее она считала, что пенис находится в опасности из-за плохого отца, который кастрирует ее, мстя за ее собственные желания кастрировать его. Страх Риты, что «бутцен» отца войдет в комнату и откусит ее собственный «бутцен», является примером ее страха кастрации.
Ее желания приобрести пенис отца и играть его роль с матерью служили явными признаками зависти к пенису. Этот факт проиллюстрирован материалом игры, процитированным мною: Рита ехала с медвежонком, репрезентирующим пенис, к «хорошей женщине», которая должна была приготовить для них «изумительное угощение». Тем не менее желание обладать собственным пенисом было, как показал ее анализ, крайне усилено тревогами и виной, касающимися смерти любимой матери. Эти тревоги, ранее подорвавшие отношение к матери, во многом способствовали несостоятельности позитивного эдипова развития. Они также имели эффект усиления желаний Риты обладать пенисом, поскольку она считала, что сможет восполнить ущерб, нанесенный матери, и возместить потерю младенцев, которых в ее фантазии та отобрала у нее, только лишь в том случае, если будет обладать собственным пенисом, который удовлетворит мать и даст ей детей.
Таким образом, чрезмерные трудности Риты справиться с инвертированным и позитивным эдиповым комплексом корнями уходили в ее депрессивную позицию. Вместе с уменьшением этих тревог она стала способна переносить эдиповы желания и в большей степени достичь феминной и материнской установки. К концу анализа, прервавшегося по внешним обстоятельствам, отношение Риты к обоим родителям, а также к брату улучшилось. Антипатия к отцу, до этого явно выраженная, уступила место любви; амбивалентность по отношению к матери уменьшилась, и развились более дружелюбные и стабильные отношения.
Измененная установка Риты к медвежонку и кукле отразила ту степень, до которой продвинулось ее либидинозное развитие, а ее невротические трудности и суровость Супер-Эго уменьшились. Однажды под конец анализа, когда она целовала и обнимала медвежонка, называя его ласковыми именами, она сказала: «Больше я нисколечко не несчастна, потому что у меня есть такой дорогой маленький малыш». Теперь она могла позволить себе быть матерью своего воображаемого ребенка. Эта перемена не была всецело новым развитием, а в какой-то мере возвращением к ранней либидинозной позиции. На втором году жизни желания Риты получить пенис отца и родить от него ребенка были нарушены тревогой и виной по отношению к матери; позитивное эдипово развитие прервалось, выявилось заметное ухудшение невроза. Когда Рита категорически заявляла, что не была матерью куклы, она явно обозначала борьбу против желаний иметь ребенка. Под давлением тревоги и вины она не могла достичь феминной позиции и была вынуждена усилить мужскую позицию. Таким образом, медвежонок преимущественно стал обозначать желаемый пенис. Рита не могла позволить себе желание иметь ребенка от отца, а идентификация с матерью в эдиповой ситуации не могла быть установлена до тех пор, пока ее тревоги и вина по отношению к обоим родителям не уменьшатся.
Общее теоретическое резюме
а) Ранние стадии эдипова комплекса у обоих полов.
Клинические картины двух случаев, представленных мною в данной работе, во многом различались. Тем не менее оба случая имели сходные черты, такие как орально-садистические импульсы, чрезмерная тревога, вина и низкая способность Эго переносить любое напряжение. Согласно моему опыту, все они являются факторами, которые при взаимодействии с внешними обстоятельствами мешают Эго постепенно выстраивать адекватные защиты от тревоги. В итоге проработка ситуаций ранних тревог ухудшается и страдает эмоциональное и либидинозное развитие, а также развитие Эго ребенка. Вследствие господства тревоги и вины возникает сверхсильная фиксация на ранних стадиях либидинозной организации и в связи с этим чрезмерная тенденция к регрессии на эти ранние стадии. В результате эдипово развитие нарушается и генитальная организация не может установиться прочно. В обоих случаях, на которые я ссылалась в данной работе, равно как и в других, эдипов комплекс начинал развиваться нормально, когда эти ранние тревоги были уменьшены.
Влияние тревоги и вины на ход эдипова развития можно в какой-то мере проиллюстрировать двумя краткими описаниями, приведенными мною. Мои последующие теоретические заключения по некоторым аспектам эдипова развития базируются в основном на аналитической работе с детьми и взрослыми, состояние которых оценивается в диапазоне от нормы до тяжелых заболеваний.
Полное описание эдипова развития включило бы обсуждение внешних влияний и переживаний на каждой стадии, а также их влияния на протяжении всего детства. Я намеренно пожертвовала чрезмерно подробным описанием внешних факторов в пользу необходимости разъяснить самые важные моменты[164].
Мой опыт привел меня к вере в то, что с самого начала жизни либидо сливается с агрессивностью и что на развитие либидо на каждой стадии существенно влияет тревога, возникающая из агрессивности. Тревога, вина и депрессивные переживания временами побуждают либидо к новым источникам удовлетворения, порой приостанавливают его развитие, усиливая фиксацию на раннем объекте и цели.
По сравнению с поздними фазами эдипова комплекса картина его ранних стадий неизбежно менее отчетлива, поскольку Эго младенца незрело и полностью находится под началом бессознательной фантазии; его инстинктивная жизнь также находится на самой полиморфной фазе. Эти ранние стадии характеризуются резкими флуктуациями между различными объектами и целями с соответствующими флуктуациями в природе защит. По моему мнению, эдипов комплекс начинается на первом году жизни, и у обоих полов его развитие начинается одинаково. Отношение к груди матери является одним из существенных факторов, детерминирующих все эмоциональное и сексуальное развитие. Поэтому я считаю, что отношение к груди является отправным пунктом в следующем описании начала эдипова комплекса у обоих полов.
Представляется, что дальнейшему движению либидо присущ поиск новых источников удовлетворения. Удовлетворение, испытываемое у груди матери, дает возможность младенцу направить свои желания на новые объекты, во-первых, на пенис отца. Тем не менее фрустрация в отношении груди придает новому желанию определенный импульс. Важно помнить, что фрустрация зависит от внутренних факторов, равно как и от фактического опыта. Некоторая доля фрустрации у груди неизбежна, даже в самых благоприятных условиях, поскольку то, чего младенец фактически желает, — это безграничное удовлетворение. Фрустрация, испытываемая у груди матери, ведет как мальчика, так и девочку к отворачиванию от нее и стимулирует желание младенца орального удовлетворения от пениса отца. Таким образом, грудь и пенис являются первичными объектами оральных желаний младенца[165].
Фрустрация и удовлетворение с самого начала формируют отношение младенца к любимой хорошей груди и ненавидимой плохой груди. Необходимость справляться с фрустрацией и вытекающей из нее агрессией является одним из факторов, ведущих к идеализации хорошей груди и хорошей матери и, соответственно, к интенсификации ненависти и страхов плохой груди и плохой матери, которая становится прототипом всех преследующих и пугающих объектов.
Две конфликтующие установки к материнской груди переносятся на новое отношение к отцовскому пенису. Фрустрация, испытанная в ранних отношениях, увеличивает требования и надежды на новый источник и стимулирует любовь к новому объекту. Неизбежное разочарование в новом отношении усиливает отступление к первому объекту; и это способствует неустойчивости и текучести эмоциональных установок и стадий либидинозной организации.
Кроме того, стимулируемые и усиленные фрустрацией агрессивные импульсы превращают в психике ребенка жертв его агрессивных фантазий в поврежденные и мстящие фигуры, угрожающие ему теми же садистическими атаками, что он совершает против родителей в фантазии[166]. Вследствие этого младенец переживает возросшую потребность в любимом и любящем объекте — совершенном, идеальном объекте, дабы удовлетворить тягу к помощи и безопасности. Таким образом, каждый объект по очереди склонен становиться то хорошим, то плохим. Это колебание туда и сюда между различными аспектами первичных имаго создает тесное взаимодействие между ранними стадиями инвертированного и позитивного эдипова комплекса.
Поскольку младенец с самого начала интроецирует свои объекты под господством орального либидо, первичные имаго имеют двойника в его внутреннем мире. Имаго материнской груди и отцовского пениса, установленные внутри Эго, формируют ядро его Супер-Эго. Интроекции хорошей, плохой груди и матери соответствует интроекция хорошего, плохого пениса и отца. Они становятся первыми репрезентантами, с одной стороны, защищающих и помогающих внутренних фигур, с другой стороны, мстящих и преследующих внутренних фигур и являются первыми идентификациями, развитыми Эго.