Отношение к внутренним фигурам по-разному взаимодействует с амбивалентным отношением ребенка к обоим родителям как внешним объектам, поскольку на каждой ступени интроекции внешних объектов соответствует проекция внутренних фигур во внешний мир, и это взаимодействие лежит в основе отношения к фактическим родителям, а также развития Супер-Эго. В результате этого взаимодействия, подразумевающего ориентацию вовне и вовнутрь, возникает постоянная флуктуация между внутренними и внешними объектами и ситуациями. Эти флуктуации связаны с движением либидо между различными целями и объектами, и, таким образом, ход эдипова комплекса и развитие Супер-Эго тесно взаимосвязаны.
Все еще находясь в тени орального, уретрального и анального либидо, генитальные желания вскоре смешиваются с оральными импульсами ребенка. Ранние генитальные желания наравне с оральными направляются на мать и отца. Это соответствует моему предположению, что у обоих полов имеется врожденное бессознательное знание существования пениса, равно как и вагины. У младенца мужского пола генитальные ощущения являются основой предположения, что отец обладает пенисом, которого мальчик желает в соответствии с уравнением «грудь = пенис». В то же время его генитальные ощущения и импульсы также подразумевают поиск отверстия, в которое можно вставить пенис, т. е. они направлены на мать. Генитальные восприятия младенца-девочки соответственно подготавливают желание принять отцовский пенис в свою вагину. Поэтому получается, что генитальные желания к отцу, смешанные с оральными желаниями, коренятся в ранних стадиях позитивного у девочки и инвертированного у мальчика эдипова комплекса.
Ход либидинозного развития на каждой стадии находится под влиянием тревоги, вины и депрессивных переживаний. В двух более ранних работах я неоднократно ссылалась на инфантильную депрессивную позицию как центральную в раннем развитии. Сейчас я бы, скорее, предложила следующую формулировку: ядро инфантильных депрессивных переживаний, т. е. страх ребенка потерять любимые им объекты в результате его ненависти и агрессии, с самого начала входит в его объектные отношения и эдипов комплекс.
Существенным последствием тревоги, вины и депрессивных переживаний является побуждение к репарации. Под влиянием вины младенец вынужден устранять результат своих садистических импульсов либидинозными средствами. Таким образом, переживания любви, сосуществующие с агрессивными импульсами, усиливаются побуждением к репарации. Репаративные фантазии часто в мельчайших деталях представляют противоположность садистических фантазий, а переживанию садистического всемогущества соответствует переживание репаративного всемогущества. Например, моча и фекалии репрезентируют агентов деструкции, когда ребенок испытывает ненависть, и подарки, когда он испытывает любовь; но когда он переживает вину и испытывает побуждение совершить репарацию, «хорошие» экскременты в его психике становятся средством, которым он может исправить ущерб, причиненный его «опасными» экскрементами. И снова как мальчик, так и девочка переживают в садистических фантазиях, что пенис, причинивший вред и разрушивший мать, становится средством ее восстановления и исцеления в фантазиях о репарации. Таким образом, желание дать и получить либидинозное удовлетворение усиливается побуждением к репарации. Поскольку младенец чувствует, что поврежденный таким способом объект может быть восстановлен и что сила его агрессивных импульсов уменьшается, импульсы любви ничем не сдерживаются, а вина смягчается.
Таким образом, на каждой ступени ход либидинозного развития стимулируется и усиливается побуждением к репарации, а в конечном счете чувством вины. С другой стороны, вина, возбуждающая побуждение к репарации, также тормозит либидинозные желания, поскольку, когда ребенок переживает, что его агрессивность преобладает, либидинозные желания представляются ему опасностью для любимых объектов и потому должны быть вытеснены.
б) Эдипово развитие мальчика.
До сих пор я в общих чертах освещала ранние стадии эдипова комплекса у обоих полов, а сейчас рассмотрю конкретно развитие мальчика. Его феминная позиция, существенно влияющая на его установку к обоим полам, возникает под господством оральных, уретральных и анальных импульсов и фантазий, она также тесно связана с отношением к груди матери. Если мальчик может перенаправить часть любви и либидинозных желаний от материнской груди к отцовскому пенису, сохраняя при этом грудь как хороший объект, то пенис отца будет фигурировать в его психике как хороший и креативный орган, который сможет дать ему либидинозное удовлетворение, а также детей, как делает это для матери. Эти феминные желания всегда являются неотъемлемой чертой в развитии мальчика. Они лежат в основании его инвертированного эдипова комплекса и конституируют первую гомосексуальную позицию. Представление отцовского пениса, заверяющее, что это хороший и креативный орган, также является предпосылкой способности мальчика развивать позитивные эдиповы желания. Поскольку лишь в случае, когда мальчик имеет достаточно сильную веру в «хорошесть» мужских гениталий — отцовских и собственных, — он сможет позволить себе испытывать генитальные желания по отношению к матери. Когда страх кастрирующего отца смягчается доверием к хорошему отцу, он может противостоять своей эдиповой ненависти и соперничеству. Таким образом, инвертированные и позитивные эдиповы тенденции развиваются одновременно, и между ними существует тесное взаимодействие.
Есть веские основания предполагать, что, как только возникают генитальные ощущения, активизируется страх кастрации. Кастрационный страх у мужчины, по определению Фрейда, является страхом атак, повреждения или удаления гениталий. По моему мнению, этот страх прежде всего переживается под господством орального либидо. Орально-садистические импульсы мальчика по отношению к груди матери переносятся на пенис отца и в дополнение к соперничеству и ненависти в ранней эдиповой ситуации находят свое выражение в желании мальчика откусить отцовский пенис. Это пробуждает страх, что его собственные гениталии будут откушены отцом из мести.
Существует целый ряд ранних тревог, возникающих из различных источников и способствующих кастрационному страху. Генитальные желания мальчика по отношению к матери с самого начала чреваты воображаемыми опасностями из-за его оральных, уретральных и анальных фантазий об атаках на материнское тело. Мальчик считает, что ее «внутренняя часть» повреждена, отравлена и ядовита; в его фантазии она также содержит пенис отца, который — вследствие его собственных садистических атак на него — считается враждебным и кастрирующим объектом, грозящим его собственному пенису разрушением.
Этой пугающей картине «внутренней части» матери — сосуществующей с картиной матери как источником удовлетво-рения и всего хорошего — соответствуют страхи о внутренней части собственного тела. Из всех этих страхов самый значительный — страх младенца внутренних атак со стороны опасной матери, отца или комбинированной родительской фигуры в отместку за его собственные агрессивные импульсы. Подобные страхи преследования решительно влияют на тревоги мальчика по поводу собственного пениса. Поскольку каждое повреждение, нанесенное его «внутренней части» интернализированными преследователями, означает для него и атаку на собственный пенис, который, как он опасается, будет изуродован, отравлен или съеден изнутри. Тем не менее он считает, что должен сохранить не только пенис, но и хорошее содержимое своего тела, хорошие фекалии и мочу, младенцев, которых он желает вырастить в феминной позиции, и младенцев, которых — в идентификации с хорошим и креативным отцом — он желает произвести в маскулинной позиции. В то же время он считает, что вынужден защищать и сохранять любимые объекты, которые интернализировал одновременно с преследующими фигурами. В этом отношении страх внутренних атак на любимые объекты тесно связан с кастрационным страхом и усиливает его.
Другая тревога, способствующая кастрационному страху, возникает из садистических фантазий, в которых его экскременты стали ядовитыми и опасными. Именно поэтому в его фантазиях о копуляции его собственный пенис, приравненный к этим опасным фекалиям и в его психике наполненный плохой мочой, становится органом деструкции. Этот страх усиливается верой в то, что он содержит плохой пенис отца, т. е. идентификацией с плохим отцом. Когда эта конкретная идентификация набирает силу, она переживается как альянс с плохим внутренним отцом против матери. В результате вера мальчика в продуктивное и репаративное качество своих гениталий уменьшается; он считает, что его собственные агрессивные импульсы усиливаются и что сексуальный акт с матерью будет жестоким и деструктивным.
Тревоги такого рода оказывают важное влияние на фактический кастрационный страх и вытеснение генитальных желаний, а также на регрессию к ранним стадиям. Если эти различные страхи чрезмерны, а побуждение вытеснить генитальные желания сверхсильно, то в дальнейшем неизбежны трудности с потенцией. В норме подобные страхи у мальчика нейтрализуются представлением о материнском теле как источнике всего хорошего (хорошего молока и младенцев), а также его интроекцией любимых объектов. Когда импульсы любви преобладают, продукты и содержимое его тела принимают значение даров; его пенис становится средством передачи матери удовлетворения и детей и совершения репарации.
Также если господствует переживание контейнирования хорошей материнской груди и хорошего отцовского пениса, мальчик извлекает отсюда укрепленное доверие к себе, позволяющее ему отпустить на волю импульсы и желания. В союзе и идентификации с хорошим отцом он чувствует, что его пенис приобретает репаративные и креативные качества. Все эти эмоции и фантазии дают ему возможность противостоять кастрационному страху и прочно установить генитальную позицию. Они также являются предпосылкой для сублимированной потенции, оказывающей важное влияние на занятия и интересы ребенка; в то же время закладывается фундамент для достижения потенции в дальнейшей жизни.