– В «Джернис».
Конечно, я опоздала, все же пришлось забежать в лавчонку и попытаться найти что-то из обуви. На мою ногу, а главное, по моим средствам там были только легкие тапочки. Можно бы попросить, чтобы поверили в долг, потому что владелец лавчонки меня знал и не сомневался, что верну, но я почему-то почувствовала, что если только возьму в долг под будущий успех, то его просто не будет!
Засунув тапочки в карман, я помчалась на Пьер-Шаррон. Как назло, моросил противный дождь, волосы промокли и, когда я достигла цели, на моей голове царило полнейшее безобразие. Тео, ты должен представить, что это такое, ты хорошо знаешь, что мои волосы и без того невозможно уложить, а тогда мы с Симоной стригли друг дружку сами, нарочно делая одинаковые челки, чтобы быть похожими, ведь я все время твердила, что она моя сестра и я, как старшая, несу за нее ответственность.
Представляешь мою шевелюру в мокром виде и после бега? Я переобулась за углом, но тапочки все равно промокли. Лепле оглядел меня, хмыкнул и жестом пригласил пройти в большой зал.
Потом я поняла, что и зал не столь велик, и обстановка не так уж роскошна, но после заведения Лулу «Джернис» показался мне раем. Я комкала пальто, как могла, чтобы только не показывать его вид, но изнанка была не менее рваной, чем рукава, привлекшие на улице внимание Лепле. Мокрые туфли тут же оставили следы. Почему-то с тоской подумалось о том, что свои прежние я оставила просто в подворотне и если их упрут, то ходить будет и вовсе не в чем. Может, Симона и остальные правы, мне нечего делать в этом роскошном зале?
Не меньше интерьера кабаре меня потряс маникюр Лепле: никогда не думала, что у мужчины могут быть столь ухоженные ногти! Я старательно прятала руки за спину.
– Ну, что будем петь?
В конце концов, что я теряю? Разве только туфли…
– А что вы хотите послушать?
– Ну, давай свой репертуар. Песенки с улицы.
– Я могу и оперные арии.
Лепле поднял свои холеные руки:
– О нет, только не это! Пой то, что любит улица и любишь ты сама. Мне нужен твой голос – если пойдет, репертуар подберем.
Пианист спросил:
– Вступление?
– Что?
– К чему играть вступление, что ты будешь петь?
Пианист у Лулу не задавал таких вопросов, он просто брал пару бравурных аккордов, я пела, а он подстраивался. Я так и объяснила:
– Я начну, а вы подстраивайтесь.
Этот хмыкнул:
– Верно…
Лепле, усевшись в кресло в пустом зале, с интересом наблюдал. Я спела весь свой уличный репертуар, действительно кроме оперных арий, которые слышала по радио в кабаре у Лулу. Пианист прекрасно подстраивался под мои незамысловатые мелодии. Но главное – я видела интерес у владельца кабаре, он слушал со вниманием. Лицо серьезное, никто смеяться надо мной не собирался, взгляд у Лепле добрый.
Однако слушать оперный репертуар он не собирался.
– Довольно. Конечно, это все никуда не годится.
Мелькнула мысль: ну вот и все. И еще про туфли – не сперли ли их?
– Репертуар нужно менять. Жан, найди ей «Бездомных девчонок», «Нини – собачья шкура» и, пожалуй, «Сумрачный вальс». Этого для начала будет довольно. Ты знаешь ноты?
– Нет, зачем?
Пианист хмыкнул, но не насмешливо, а почти весело.
– Читать-то хоть умеешь?
– Обижаете.
– Тогда выучишь до завтра эти три песни, а завтра в это же время придешь репетировать. Только не опаздывай, позже будет занято. Жак Юремер тебе поможет.
– А потом? – если честно, то я не очень поверила в происходящее.
– А потом выступишь в пятницу, и если все будет как я предполагаю, то тебе не придется больше ходить в тапочках по осенним лужам. У тебя есть что надеть?
– А что нужно?
– Ну-у… юбка, пожалуй, сойдет… А вот верх и обувь…
– У меня есть черный свитер, вернее, я вяжу.
– Успеешь до пятницы?
– Да!
В тот момент мне было все равно, уже одно то, что я буду петь, пусть хоть один вечер, вот в этом роскошном заведении, ставило новую жизнь на недосягаемую высоту.
– Вот тебе деньги, купи туфли. Как тебя зовут-то?
– Эдит Гассион.
– Не пойдет…
– А еще Таня… Югет Элиа… Дениза Же…
Лепле просто коробило после каждого произнесенного мной имени.
– Достаточно! Это все не годится. Эдит, пожалуй, можно оставить… Малышка Эдит… Нет… Что ты там пела про воробья? «Жила, как воробушек»? Воробушек!
Пианист Жак Юремер отозвался со своего места:
– «Малышка Муано» есть.
– А мы сделаем Пиаф. «Малышка Пиаф»! Это будет сенсация, или я ничего не понимаю в этой жизни. Иди, учи текст и купи, пожалуйста, нормальные туфли вместо тапочек для покойника, не то простынешь и потеряешь голос.
Симона изумленно таращила глаза на мои новые туфли, которые я надеть в магазине не решилась, так и принесла в кармане пальто (кстати, старые никуда не делись), на еду, которую разложила на кровати за неимением стола:
– Ты все-таки была там?
– Да, меня берут на работу. В пятницу выступление.
– Э, здесь что-то не так. Если берут, то почему выступать только в пятницу, если сегодня понедельник?
– Нужно репетировать.
– Зачем, ты что, без их глупых репетиций спеть не способна? По-моему, они просто придираются, чтобы не заплатить. Помучают до пятницы, выставят посмешищем и выгонят, ничего не заплатив. Ладно, некогда, ты и так долго проходила, нам пора, Лулу будет злиться.
– Я не пойду.
– Эдит, если мы сильно опоздаем, нам не заплатят за сегодняшний день.
– Я принесла еду, ты же видишь.
– А завтра?
– Не знаю, но сегодня я не пойду.
Я была не в состоянии петь в пивной Лулу после того, как увидела «Джернис».
– Мне нужно выучить три песни до завтра. К тому же надо довязать свитер, иначе выступать будет не в чем.
– В приличных заведениях не выступают в свитерах!
Симона была права в своих многочисленных сомнениях, помню, она возражала против всего: того, что выступать только в пятницу, что мы потеряем работу у Лулу, а новой не будет, что меня заставят петь черт-те что, что я не успею довязать свитер…
– Если буду болтать, то точно не успею. Читай мне песню вслух, пока я буду вязать.
– Кушать хочется…
– Давай поедим и примемся за работу. Я должна выступить и получить оплату хотя бы за один день!
Но подругу все терзали сомнения:
– Сколько тебе должны заплатить?
– Не знаю…
– Ничего себе! А если то, что тебе сегодня дали на туфли и еду, и будет оплатой?
– Завтра спрошу, но этот Лепле показался мне хорошим человеком.
– Все они хорошие, пока не надо платить…
Но когда мы уже поели, я принялась вязать свитер, а Симона читать текст песни, чтобы выучить ее, она вдруг расплакалась.
– Что?
– А куда денусь я? Без тебя, тем более после прогула, Лулу меня выгонит. На улице в одиночку тоже нельзя. И Альберту я не нужна…
– Симона, мы же сестры, ты всегда это твердила. Мы всегда будем вместе. Если я буду работать в таком кабаре, то заработка наверняка хватит, чтобы жить вдвоем. Будешь просто рядом со мной. Помогай, не то и правда не успею.
Песни я выучила, все же память всегда была хорошей. На следующий день встал вопрос, идти ли со мной на репетицию Симоне.
– Конечно, идти!
Кабаре произвело на Симону огромное впечатление, там моя подруга разговаривала шепотом и уже ни в чем не сомневалась.
А на меня произвело впечатление другое.
В кабаре нас, вернее, меня явно ждала Ивонн Балле. Ее узнала Симона, тут же принявшаяся дергать меня за рукав и шипеть:
– Это ее портрет на афише в «Паласе»! И у «Казино де Пари»!
Красивая женщина о чем-то беседовала с Лепле. Тот кивнул нам, приветствуя, и так же кивком показал, чтобы я шла к роялю и занималась делом. Пришлось подчиниться, тем более Жак Юремер уже наигрывал какую-то мелодию. Симона тихонько присела в уголке, не спуская глаз с Ивонн. Видеть воочию ту, что ты видела на афишах роскошного казино, конечно, заманчиво. Я решила, что Лепле пригласил в свое кабаре и Ивонн. Неужели я буду петь с ней на одной сцене?!
Хорошо, что Юремер сразу занял меня делом, иначе я просто не смогла бы выдавить из себя ни звука.
– Какую из песен ты выучила?
– Все три.
– С какой начнем?
– Мне все равно.
– Тогда с «Девчонок». Слушай, вот это мелодия.
Он начал наигрывать, я постепенно стала подпевать, его игра все усложнялась, ведь я не привыкла к нормальному аккомпанементу, на банджо мы просто играли мелодию песни, которую пели. Жаку пришлось проделать это же и на рояле. На мое счастье, он был сообразителен и сразу понял, что я умею, а чего нет.
– Тебе нужно выучить нотную грамоту.
– Чего?
– Чтобы уметь петь по нотам и играть на рояле.
С чего я заупрямилась, не знаю.
– Лучше на аккордеоне, это более подходящий инструмент для парижских улиц.
Юремер хмыкнул:
– Знаешь, в этом что-то есть! Луи, может ей и правда подыграть на аккордеоне?
Лепле и Балле внимательно слушали, как мы репетировали. Временами Ивонн что-то говорила Луи, но в основном просто слушала. Не знаю, как долго все продолжалось, мне очень понравилось петь под хороший аккомпанемент, работа приносила удовольствие, к тому же я никогда в жизни не репетировала. Чтобы разучить песню, ее просто нужно спеть несколько раз, а там уж как получится. Теперь я не просто повторяла песню, мы с Жаком раз за разом проходили один и тот же отрывок, чтобы мелодия закрепилась в нужной тональности. Тогда я не представляла, что такое тональность, но чувствовала, что Юремер прав, так получалось куда лучше.
Он показал мне, как на нужную тональность настраиваться, заставив несколько раз спеть основные аккорды.
Репетицию прервал Лепле:
– Достаточно, не то у нее голос сядет.
– У меня? Никогда! Это же не на улице петь!
Лепле расхохотался:
– Пожалей пианиста, он уже устал.
Я поняла, что времени прошло немало.
Жак просто улыбнулся: