– Правильно, набирайтесь сил, у вас впереди тяжелый путь.
Я улыбнулась и спросила, чем могу помочь. Мне было как-то неудобно, что моему городскому организму нужно больше времени для сна и отдыха, чем деревенским жителям. Хоть я и была жительницей мегаполиса, но в то же время я все лето проводила на огороде у бабушки, пила утром парное молоко, помогала варить варенье, солила на зиму огурцы и занималась прочими деревенскими вещами. Мне так и хотелось встать вровень с ними и заявить: «Смотрите, я не городская, я не петербурженка, во мне живет настоящая деревня».
– Да садись на стул, я уже все сделал, – по-доброму ответил Николай, забрасывая поленья в печь.
Прошло секунд двадцать в полном молчании.
– У тебя нет мужа, да? Я понял, что вы с Лешей друзья, это хорошо. Когда будешь выбирать себе напарника для создания семьи, выбирай того, на кого можешь положиться во всех сферах жизни, как на себя саму. Ищи надежного, который никогда не струсит и за свою шкуру не задрожит. Таких сейчас не так уж и много, Наташа, но примеряй не по материальному, а по внутреннему стержню.
Я задумалась о своих прошлых отношениях. Их было три. И каждый парень, с которым я встречалась, были друг на друга не похожи ни по характерам, ни по профессии, ни по внешности. Словно пазл, я мысленно взяла слова Николая и попыталась эти характеристики примерить к каждому из своих предыдущих парней. Нет. Ни с кем из них этот пазл не складывался. И я с облегчением выдохнула, хотя еще в начале путешествия мои мысли то и дело возвращались к самым последним отношениям. Мы расстались зимой, за несколько дней до Нового года. Я испытывала к нему очень сильные чувства. Пока я не добралась до Лены, не проходило и дня, чтобы я не вспоминала о нем и не фантазировала, каким будет наше возможное совместное будущее.
Во время сплава я все же иногда вспоминала его, но все отстраненнее. И сейчас, сидя в поварке, я впервые поймала себя на мысли, что и не помню, когда в последний раз и в какой день я о нем думала.
Я улыбнулась этому новому освобождающему чувству, и мы с Николаем сели завтракать.
Мы оттолкнулись от берега после продолжительного прощания с Николаем. Это простое с виду место оказалось для нас самым сильным центром в тайге за этот день. И эта сила была в хозяине – Николае Каурцеве.
Выйдя в центр реки, мы опустили весла и, не торопясь, продолжили путь. Я достала фотоаппарат и сделала на память снимок того берега, где мы провели сегодняшнюю ночь. И лишь спустя несколько месяцев, рассматривая фотографии уже в своем родном Петербурге, мы с Лешей увидели на снимке Николая Каурцева, который не ушел обратно домой, а до последнего стоял у реки, провожая нас.
Бывают такие моменты в пути, после которых ты воспринимаешь все остальное как приятное дополнение к основному. Будто ты проделала главную работу от и до, но у тебя еще есть время, которое идет бонусом. Встреча с Николаем была таким моментом. Мы шли дальше, но у меня не было волнения, что мы больше не переночуем на берегу, я не переживала, что окончание пути может быть таким близким. После сегодняшней ночи я чувствовала, что нахожусь на своем месте, там, где мне нужно быть, и если необходимо закончить наш сплав в ближайшие дни, то я приму это.
БЫВАЮТ ТАКИЕ МОМЕНТЫ В ПУТИ, ПОСЛЕ КОТОРЫХ ТЫ ВОСПРИНИМАЕШЬ ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ КАК ПРИЯТНОЕ ДОПОЛНЕНИЕ К ОСНОВНОМУ. БУДТО ТЫ ПРОДЕЛАЛА ГЛАВНУЮ РАБОТУ ОТ И ДО, НО У ТЕБЯ ЕЩЕ ЕСТЬ ВРЕМЯ, КОТОРОЕ ИДЕТ БОНУСОМ.
Николай на прощание поделился контактами своих знакомых, которые работают с баржами в Витиме.
– Нет, ребят, дальше вряд ли есть смысл идти. Холодно. Осень наступает. А там за Витимом река широкая, течение быстрое, деревни еще дальше будут. Останавливайтесь в Витиме на кране, в каюту вас поместят да посадят на баржу какую-нибудь до Якутска. Иначе никак.
До Витима оставалось семьдесят километров. За день это расстояние мы не планировали преодолеть. Мы продолжали неторопливый ход, делая остановки по речной дороге.
– О, смотри, ящик с бутылками.
Я хотела было расстроиться из-за мусора в столь отдаленных местах, но моя еще не начавшая грусть отступила, как только мы взглянули на бутылки и взяли их в руки. Да, когда-то там был алкоголь, и да, это был мусор. Но этому мусору было почти сто лет! Бутылки пробыли здесь всю Великую Отечественную войну, встречали здесь тысячи барж, танкеров, медведей, охотников, путешественников. Рядом не было ни одного фантика, ни одного окурка или иной вещи, напоминающей о начале XXI века.
– Так, что у нас там дальше по карте?
Леша развернул свою карту:
– Деревня Чуя, туда держим путь.
– Отлично. Погнали.
По пути к деревне мы увидели минеральный источник на левом берегу реки. Остановились, взяли кружки, попили. Леша пару раз сфоткал меня, а я его.
Но, не успев отплыть, я увидела на другой стороне реки почти заросшую тропу, за которой показывалась деревянная крыша какой-то избушки. Было еще совсем рано, чтобы делать причал, но мы решили сделать остановку и осмотреться.
Зимовье было новым. Свежий светлый сруб был построен очень аккуратно, при входе лежали свежие поленья, а рядом с дверью стоял топор. Все было чисто и ухожено, но, кроме этого факта, ничего больше не указывало на то, что здесь недавно находились люди.
Вся кухонная утварь стояла нетронутой, съестного не было, как и не было ничего, что указывало на охотничьи или рыболовные принадлежности.
– Здесь так хорошо и спокойно.
– Может, тут заночуем? Пособираем грибов, пожарим. А утром я наколю еще поленья, сделаем так, чтобы после нас было лучше, чем до.
Я посмотрела на Лешу и утвердительно закивала. Пока он топил буржуйку, я осторожно ходила по лесу, собирая все виды грибов.
«Ну, надеюсь, Леша разбирается в них и потом скажет, какие из них несъедобные».
Бабушка никогда не отпускала меня по грибы да и сама не ходила. Мои походы в лес в деревне ограничивались сбором морошки и черники с клюквой. Грибные походы в нашей семье были не приняты, о чем я очень сожалела теперь, подбирая сыроежки и пытаясь найти еще какие-нибудь грибочки, которые окажутся подосиновиками или даже белыми грибами.
– Смотри, сколько насобирала.
Я радостно вбежала в наш сегодняшний дом.
– О, молодец.
– Леша, ты же разбираешься в грибах? Какие съедобные, а какие не очень?
– Да тут, наверное, все нормальные. Мы же сырыми их есть не будем. Давай просто пожарим и все.
– Думаешь? Вроде я слышала, чтобы из них вышло все плохое, надо сначала поварить минут семь, а потом жарить.
– Да нам и варить не в чем, котелки заняты, да и не поместятся они.
– Ну не знаю. Давай я отберу самые нормальные, и их и пожарим.
– Давай.
Я наугад отбирала грибы, на глаз определяя их съедобность. В доме становилось все теплее, а на улице мрачнее. Мы открыли дверь, и запах жареных грибов красивой струйкой улетел в сторону реки. Темнело и холодало все раньше.
В избе было просторно. Каждый из нас занял свои нары, которые стояли напротив друг друга у противоположных стен зимовья. Помыв сковородку песком у реки, пересобрав вещи в рюкзаке и почитав книги, мы начали готовиться ко сну. Природные часы наконец взяли над нами верх.
– Даже не верится, что мы так рано ложимся. Доброй ночи.
– Ага. Доброй. Ты не удивляйся, Леш, но я лягу на пол спать. Жара как в парной.
– Ну уж извините, старался как мог.
– Да молодец, просто я буду сегодня у ваших ног.
– Спи давай.
– Сам спи.
Мы обменялись смешками, затем в кромешной тьме я переползла на пол поближе к Лешиным нарам, и мы быстро уснули, укрывшись спальниками.
Около трех часов ночи я проснулась от шепота Леши, который лежал на деревянных нарах позади от меня.
– Уходи, уходи отсюда, – слышалось бормотание моего попутчика в кромешной темноте.
– Леш? Что-то случилось? – протянула я, еще не успев проснуться.
– ЗДЕСЬ КТО-ТО ЕСТЬ…
Эти слова Леша прошептал очень четко, делая акцент на каждом слове. По его интонации я сразу поняла, что он не на шутку встревожен. С этими словами вся моя сонливость разом испарилась. Я резким движением подскочила с земляного пола и прыгнула на нары к Леше. Наши взоры были прикованы к входной и единственной двери деревянной избы. В кромешной темноте абсолютно ничего не было видно, я закрыла глаза, прислушиваясь. Рецепторы других органов чувств усилились, и все напряжение моего попутчика передавалось уже и мне.
БИЕНИЕ СЕРДЦА, КАК ИНДИКАТОР ТРЕВОГИ, ПОКАЗЫВАЛО САМЫЕ ВЫСОКИЕ ЗНАЧЕНИЯ, А В ВООБРАЖЕНИИ УЖЕ ВЫРИСОВЫВАЛИСЬ САМЫЕ ЭПИЧНЫЕ ЗАГОЛОВКИ МЕСТНЫХ ГАЗЕТ В РАЗДЕЛАХ «КРИМИНАЛ В ЗИМОВЬЕ» ИЛИ «НЕОПОЗНАННОЕ В СИБИРСКОЙ ТАЙГЕ».
Мы были здесь одни. Точнее, должны были быть здесь одни. Мы добрались сюда на лодке, за сутки так и не встретив людей. В глухой тайге, вне цивилизации и доступа к сотовой связи, в пятидесяти метрах от реки и в десятках километрах по воде до ближайших глухих деревень мы ДОЛЖНЫ БЫЛИ БЫТЬ ОДНИ.
Но были ли?
– Наташ, послушай, – прошептал Леша и сел максимально неподвижно.
Мы замерли. Послышался неторопливый, но методично-выстроенный стук. Он то прекращался, когда мы издавали какой-то шорох, то продолжал неторопливо свое звучание, когда мы замирали. Вслушиваясь, я пыталась разобрать его истинную природу и прикинуть расстояние до нас.
– Когда мы пришли в эту избу, то не осмотрели чердак. А он тут есть… – сказала я то ли Леше, то ли себе.
Биение сердца, как индикатор тревоги, показывало самые высокие значения, а в воображении уже вырисовывались самые эпичные заголовки местных газет в разделах «Криминал в зимовье» или «Неопознанное в сибирской тайге».
Страх сковал мое тело. Но факт оставался фактом. Звук был не механический. Это не было природным явлением, и это пугало нас еще сильнее…
– Помнишь, что говорил нам Черкашин в своем зимовье? Если это медведь, то лучше издавать мужской голос, женский он может невзлюбить. – Леша сделал паузу и добавил: – Да и если не медведь, то тоже лучше мне кричать. Так. Ты молчи. Я буду орать.