Летом эти водные пути дорожный транспорт проходит с использованием парома. Зимой едет по зимнику. А в межсезонье никак. В период, когда лед еще не встал, а паромная переправа уже не может работать, город Мирный и другие населенные пункты становятся оторванными от Большой земли. Спасение остается лишь в авиационном сообщении, которое работает только при ясной погоде.
– Куда едешь? Подвезти?
– Да я в сторону Якутска.
Это был работник карьера. Далеко он не ехал, но подбросил на несколько километров вперед, чтобы у меня было больше возможности поймать попутку, которые в этих местах являлись самым настоящим чудом.
– Вот туда дальше если пройдешь, километров через десять будет еще одна развилка, возле бывшего совхоза.
– Спасибо!
Погода становилась все пасмурнее. Горло болело, я чувствовала, что поднималась температура от простуды, но продолжала идти вперед, согревая себя физическими упражнениями. Чтобы поправиться, мне нужен был сон, тепло и немного горячего чая. Такие простые вещи помогли бы мне привести себя в порядок в короткий срок. Но вокруг была одна тайга, полчища мошкары и усиливающийся дождь.
«В такой ситуации я не то что не выздоровею, а еще сильнее заболею».
Но помимо бытовых моментов меня куда сильнее смущал другой факт, о котором мне было даже неловко думать, но отметать его было нельзя. Я вступила в Республику Саха. В местность, где основная часть населения – якуты. Впереди меня ждали якутские деревни с населением, где, по словам предыдущего водителя, могут быть националистические настроения.
– Ну смотри, как некоторые считают. Казаки пришли сюда, забрали исконно якутские земли, сказали: «Все, теперь это Российская империя!» Потом советская власть сделала не лучше. Репрессировали, шаманизм уничтожили. Так вот. Ты осторожнее там, лучше вообще не поднимай вопросы на тему истории. В Якутске, может, и ок, но не в деревнях, – так мне сказал последний водитель.
Подобные предупреждения мы с Лешей слышали и раньше, когда только приближались к Якутии и начинали расспрашивать о предстоящей местности. Из всего путешествия мы с Лешей лишь единожды встретили якута. Все было благополучно, но сейчас я неуверенно шла вперед, подпитанная всевозможными историями о современной самобытности народа, живущего в отдаленных деревнях, еще более далеких, нежели ленские деревушки. Меня не окутывал страх, мы жили в одной многонациональной стране, да и друзей разных национальностей у меня было много. Но я понимала, что разные условия, будь то климатические, исторические, культурные, религиозные, вносят свои особые черты в менталитет народа. Я не боялась, но гадала, как же ко мне отнесутся здесь местные жители, учитывая все перечисленные факторы.
Видимо, слыша мои опасения, Вселенная прислала мне попутную машину с двумя якутскими молодыми парнями, которые ехали из Мирного в сторону Нюрбы, населенного пункта, который находился на расстоянии 200 километров от нас.
– Как вас зовут, извините? – стесняясь, переспросила я.
– Я Арнольд, – с улыбкой ответил водитель.
– А я Гомер, – повторил пассажир на переднем сиденье и с улыбкой повернулся ко мне.
Вместе с ними я перешла понтонный мост и одну переправу из четырех через реку Вилюй в первый же день моего пути. Наше общение было вежливым, добродушным, и по окончании совместной дороги мы обменялись телефонами, ссылками на социальные сети и сфотографировались на прощание. Впоследствии именно якутские знакомые расспрашивали меня с завидным постоянством, все ли хорошо у меня в пути и не нужна ли мне какая-либо помощь.
Арнольд свернул после второй переправы, мы же с Гомером продолжили совместный путь еще немного до села Эльгяй, где окончательно попрощались. Следом мне попались двое якутов среднего возраста – Алексей и Петр, которые в сумерках настойчиво везли меня к третьей переправе, напевая разнообразные легендарные песни из советских кинолент.
– Наташа, не очкуй, сейчас мы тебя перевезем через переправу, ну! – между выборами песен кричал с переднего сиденья Петр.
– Я не очкую, но время уже позднее. Мне говорили, что паром работает часов до шести-восьми… А сейчас почти десять вечера…
С последними словами я наконец почувствовала время. После утреннего прощания в Мирном все настолько быстро завертелось, что я не смотрела на часы, даже когда опустились вечерние сумерки. Я не знала, где буду ночевать, но понимание, что к моему рюкзаку прикреплена палатка, несколько успокаивало меня.
Мои попутчики рассмеялись, переглянулись и, добавив «не очкуй», запели «Смуглянку». К одиннадцати вечера Алексей и Петр замолчали. Мы ехали по неосвещенной местности, вокруг все стихло, от дальнего света фар по сторонам дороги грозно выглядывали гигантские тени лиственниц.
– Не страшно в таких лесах ночевать одной? – спросил меня водитель, прерывая тишину.
– Нет, пока сплавлялись, привыкли, – говорила я по привычке во множественном числе, морально представляя рядом с собой Лешу. – Разве что холод, но это нестрашно. У меня пуховой теплый спальник.
Говорила я спокойно, но внутри меня накрывала тревога. Мне не хотелось ночевать в этой совсем незнакомой местности, вдали от населенных пунктов и реки, которая все последние недели успокаивала по ночам звуками своего размеренного течения.
Якутия была пока неведомым местом, где я не чувствовала себя в безопасности. Я была в России и одновременно была в Республике Саха. Россия была мне понятна и родная, Республика Саха же оставалась загадкой, и разгадывать ее ночью в одиночестве где-нибудь в лесном массиве мне не хотелось. Мы с попутчиками не обсуждали заранее конечную остановку, я не знала, куда они едут, и боялась задавать этот вопрос в ночи. Мне хотелось просто продолжать ехать дальше без остановок. На заднем сиденье отечественного автомобиля, подскакивая на кочках, я чувствовала себя в безопасности, тем более пока он ехал, рассекая по трассе мимо этих громадных лиственниц. И в сердцах я надеялась, что так пройдет вся ночь – на якутской дороге в теплой машине.
– А не боишься никого ночью встретить в лесу? – загадочно спросил Петр.
– К нам уже мишка подходил, пофыркал и ушел. Нестрашно. Да и мишки сейчас сытые осенью, вряд ли я им буду нужна.
Я продолжала отвечать спокойным и ровным тоном. Но внутри становилось беспокойно. Мужчины не казались мне опасными, но их вопросы в темноте звучали загадочно, и я не могла приглушить в себе тревогу, пока не поняла природу их вопроса.
– Медведи-то понятно. Я про чучуна спрашиваю.
– Кого-кого?
Водитель недоуменно посмотрел на меня через зеркало:
– Чучуна, ну.
Я только хотела сказать, что не понимаю якутский, как он продолжил:
– Снежного человека. Они существуют. Мой зять сам лично встречал в тайге, когда на охоту отправился за медведем.
Думая, что меня разыгрывают, я хотела рассмеяться, как вновь встретилась с серьезным взглядом водителя через маленькое зеркало и замолчала.
– У тебя там камера в руках. Не записывай только это на видео… Чучуны правда существуют, Наташ. Зять шел с лайкой по тайге. Видит – медведь, прицелился, выстрелил. Медведь от него, лайка за ним, смотрит на след на снегу. А он огромный, полумедвежий, получеловеческий. И струйка кровяная, поддел. Не догнали его с лайкой, да и лайка не стала бежать, заскулила, раньше с ней такого не было… Да, много тайн Якутия хранит.
Вековые деревья расступились, наша машина наклонилась вниз, и мы вышли на песчаный берег. Вдалеке я увидела огни и поняла, что мы выехали к реке. Впереди светились огни парома. Была полночь.
– Ну все, Наташа, опоздали. Придется в машине спать, – улыбаясь, говорил мне Алексей. Я улыбнулась в ответ, а сама проговорила про себя: «Так я же им говорила, что не успеем. Но вообще спать в теплой машине не так уж и плохо».
– Да не переживай, сейчас поедем. – Водитель взял в руки телефон и набрал чей-то номер. – Здарова. Слушай, перевезешь нас? Чет мы запоздали сегодня. Ага, ждем, да не торопись, мы в тепле, да, все хорошо. Спасибо, друг.
Чем меньше населенные пункты и чем дальше они от мегаполисов, тем домашнее атмосфера на всевозможных предприятиях. Официальный режим и ограничивающие правила существовали лишь на бумаге, которые часто были далеки от потребностей людей. Но народ, вне зависимости от национальности, всегда умел обходить бюрократическую волокиту, ставя на первое место человеческое. Через сорок минут мы были уже на другом берегу реки, а еще минут через пятнадцать мы оказались в конечном пункте моих попутчиков и месте моего будущего ночлега – городе Нюрба.
– Так, Наташа. Конечно же, мы тебя не отпустим ни в какую палатку на морозе ночевать с медведями и чучунами. У меня двухкомнатная квартира, вторая комната полностью в твоем распоряжении. Приставать не буду, мой сын твой ровесник. Выспишься, а утром я тебя подвезу на выезд из города. И вообще, книгу когда будешь писать о своих приключениях, не забудь обо мне упомянуть.
Алексей подмигнул мне, и мы отправились в квартиру в центр Нюрбы. Она была просторной, светлой. Я легла в соседней комнате, которая принадлежала сыну Алексея, который был на учебе в Якутске. Положив голову на подушку, я сразу уснула и проснулась уже утром, когда в комнату вошел Алексей. На часах было 7:40.
– Ну что, путешественница. Доброе утро. Я сейчас по делам поеду, в 10 утра вернусь за тобой и отвезу из Нюрбы. Все, что в холодильнике найдешь, – бери, ешь, не стесняйся. Ну, я пошел, не теряйся.
Я смотрела из окна небольшой кухни на улицы якутского города и наблюдала за людьми. Кто-то из них отправлялся на работу в торговый центр, кто-то на местные предприятия, другие спешили в школу.
Стоит мне на время остаться наедине с новым городом, как я сразу начинаю представлять, какой могла бы быть моя жизнь, если бы я родилась здесь, а не в Петербурге. Я мысленно перенесла себя на одну из улиц города, одела себя в пальто и ботильоны и постаралась представить, какой была бы моя жизнь.
«Хотелось бы мне уехать отсюда, если бы я родилась здесь? Кем бы я могла в этом городе работать? Кто были бы мои друзья? Как бы мы проводили свободное время?»