Вскоре этот план потерпел крушение. Река расширялась, течение становилось заметно быстрее, а по берегам чуть различимо начали вырисовываться скалы. Ночь в дикой природе пришла, показывая свои права неумелым городским жителям.
Впереди, примерно в километре от нас, мы увидели какие-то мерцающие огоньки. И если бы не механический звук, возникший с той стороны, я бы смело поверила в пришельцев. Вся мистическая часть ночи обрывалась о встречу с цивилизацией.
– Как думаешь, это какой-то завод?
Течение быстро замедлилось, и лодка посреди реки резко затормозила о камни.
– Это что, остров посреди реки?
Казалось, сама природа остановила нас от отчаянной и легкомысленной попытки всю ночь идти по сибирской реке. Мы достали фонарики и отправились осматривать местность. Это был небольшой остров посреди реки, который возник, по всей видимости, сравнительно недавно из-за обмеления Лены.
– Может, тут переночуем? Если, конечно, тут нет следов мишек.
Не зная, как должны выглядеть экскременты этих сибирских обитателей, мы отправились осматривать каждый метр нашей возможной будущей стоянки. Ничего, кроме камней, найдено не было, и мы не самыми быстрыми движениями окоченелых рук поставили палатку, развернули коврики и во всей теплой одежде залезли внутрь.
Самая холодная часть ночи – предрассветная. К счастью, мы ее встретили внутри палатки, с наслаждением окунувшись в сны и согревшись пуховыми спальниками. Удивительный контраст в Сибири можно почувствовать с началом осени, до которой формально оставалось всего десять дней. Ночью тело сковывает мороз до самых костей, и ты не удивляешься, когда обнаруживаешь иней на корпусе лодки. Днем же природа будто переворачивает календарь и встречает тебя самой знойной погодой, солнцем в зените. И единственное, что хочется сделать в такой момент, – окунуться в снега полярного круга.
Утром все надетые из зимнего гардероба вещи уже казались чем-то немыслимым. Мы наскоро их сняли, сложив в самые дальние места рюкзаков и зарекаясь больше не идти по ночам в неизвестную тьму.
– Леш, а где туалетная бумага?
– Хм. Наверное, вся ночью закончилась…
– А новые рулоны где?
Мы посмотрели на дно лодки. Новый рулон безумно важной вещи лежал на мокром днище казанки.
– Ну что ж, будем сушить.
Алексей искусно развернул обертку с яркой и жирной цифрой 54 и начал аккуратно раскручивать влажную туалетную бумагу метр за метром по периметру острова. Я шла следом, делая широкие шаги вдоль бумажной линии.
– Хм. Тут явно не пятьдесят четыре.
– Тоже считала? Ага. Метров на десять меньше.
– Не докладывают, негоже это… Надо обратиться к производителю туалетной бумаги.
Сказала последнюю фразу и улыбнулась, представляя, как отправляю им фотоотчет, где-то сидя за компом на лоне такой уже далекой цивилизации.
Село Петропавловское. Единственный житель
Настоящая, глубокая взаимосвязь с природой определяется не количеством восторженных вздохов, не числом фотографий в телефоне, не галочками над маршрутами, поставленными на карте твоих желаний. Я убеждена, что единение происходит тогда, когда тебе не нужно доказывать никому свое местонахождение, когда ты вместо восторженности от искусных берегов великой реки погружаешься в рутину. И твоя жизнь идет по тому же течению реки, а не поперек – только в таком контексте возможно единение с природой. Тогда полноводная река насыщает, помогает тебе в твоем движении, и вы вместе идете вперед. И все вокруг становится богаче, красивее и чище. Но как только тобой завладевает иная цель и ты берешь курс против природного могущества, вся глубина исчезает, и природная чаша жизни истощается.
Днем солнце периодически заглядывало за кучевые густые облака. Температура опускалась до идеальных параметров. Река Лена и ее берега были нашим домом уже почти неделю. Я начинала спокойнее относиться к происходящему. Моя мечта осуществлялась, и я была счастлива. Уходя от восторженного состояния туриста, я будто была уже почетным членом братства, живущего на ее берегах. Конечно, это было не так, но мне хотелось раствориться в этой фантазии. И стать хотя бы на короткое время речным жителем для проходящих мимо местных.
Мы громко здоровались с рыбаками и приветственно махали друг другу руками. Тем же отвечали проходящим баржам и танкерам. Мы без вопросов реагировали на судоходную технику, терпеливо ловя волны недалеко от берега и уступая дорогу большим коммерческим судам.
После ночи на острове мы усердно продолжали грести на север. Мы должны были нагнать наш примерный график, который Леша начертил на карте. Этот план был хорош, ибо он заставлял нас продвигаться вперед быстрее, а это было необходимо, учитывая, сколь короткое лето было в этих краях. Но основу этого плана также составлял тот факт, что Алексею необходимо было вернуться до октября в Петербург по рабочим вопросам. У меня же не было ничего, что заставляло бы вернуться в осенний Питер. Я, наоборот, хотела максимально продлить этот путь, хоть и понимала, что нужно быть в команде с Лешей. Но в душе надеялась, что мое путешествие будет продолжительнее. Даже если оно будет и без напарника.
– Вот днем вообще не страшно по сравнению с ночью. Кажется, что если при свете дня медведь выскочит на берег, то сильно и не испугаешься… Ну, по сравнению с темным временем суток, – бормотала я, отметая от себя мысли о ноющей спине.
Начинались новые сумерки, которые сулили новый страх темноты и ужасный, пронизывающий холод.
– Давай немного погребем в темноте, чтобы не отставать от графика. А ночевать будем на берегу. Главное – костер. Не будем его оставлять, будем подкладывать туда дрова периодически.
– Грамотный подход, Леша. Давай.
Несмотря на личные недомолвки в начале нашего путешествия, спустя практически неделю пути, без мобильной связи и посторонних людей, мы стали как минимум напарниками, а как максимум становились товарищами. Мы были в одной лодке каждый день и проводили друг с другом время 24/7. В начале пути этот факт вызывал во мне множество страхов. «А что если…» Но у моего страха были глаза велики. Все мои тревожные мысли разбивались в пух и прах на каждой новой волне сибирской реки.
Мы слаженно просыпались в одно и то же время, обычно около полудня, и при этом не упрекали друг друга в неумелом таком использовании времени. Мы с легкостью распределяли обязанности в быту: Леша собирал хворост, поддерживал костер, я же заботилась о еде и песком мыла посуду после каждой трапезы. Вместе мы собирали и разбирали палатку, поочередно включали свои любимые песни на телефонах в лодке, а по вечерам у костра писали мысли в свои бумажные дневники. Мы всегда были вместе и при этом держали почтительную дистанцию.
Наше водное путешествие длилось уже почти неделю. Все эти дни мы были без связи, и, как бы мне ни хотелось раствориться в этом состоянии, мысли о том, что я так давно не звонила маме, не покидали меня.
– Леш, надо бы днем притормозить у какой-нибудь деревни и попросить позвонить родным со стационарного телефона.
– Согласен. Плюс ко всему у нас остались только крупы одни да какие-то консервы с орехами. Надо бы раздобыть сладкого и…
– Овощей бы… – продолжила я, укутываясь в спальник и провожая сонным взглядом яркий костер.
Наконец, в полдень мы поравнялись с ярким ленским поселком на левом берегу реки, вдоль которого были протянуты линии электропередачи. Это было село Петропавловское. Мы причалили у крутого берега и припарковали свое судно параллельно с соседними. Я выбралась на берег и повернулась к Леше. Он не собирался выходить следом. Мы решили, что для звонка родителям будет логичнее отправиться мне одной и стучать в двери домов, а продукты я на обратном пути уже смогу взять в местном магазине.
НАСТОЯЩАЯ, ГЛУБОКАЯ ВЗАИМОСВЯЗЬ С ПРИРОДОЙ ОПРЕДЕЛЯЕТСЯ НЕ КОЛИЧЕСТВОМ ВОСТОРЖЕННЫХ ВЗДОХОВ, НЕ ЧИСЛОМ ФОТОГРАФИЙ В ТЕЛЕФОНЕ, НЕ ГАЛОЧКАМИ НАД МАРШРУТАМИ, ПОСТАВЛЕННЫМИ НА КАРТЕ ТВОИХ ЖЕЛАНИЙ. Я УБЕЖДЕНА, ЧТО ЕДИНЕНИЕ ПРОИСХОДИТ ТОГДА, КОГДА ТЕБЕ НЕ НУЖНО ДОКАЗЫВАТЬ НИКОМУ СВОЕ МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ, КОГДА ТЫ ВМЕСТО ВОСТОРЖЕННОСТИ ОТ ИСКУСНЫХ БЕРЕГОВ ВЕЛИКОЙ РЕКИ ПОГРУЖАЕШЬСЯ В РУТИНУ. И ТВОЯ ЖИЗНЬ ИДЕТ ПО ТОМУ ЖЕ ТЕЧЕНИЮ РЕКИ, А НЕ ПОПЕРЕК – ТОЛЬКО В ТАКОМ КОНТЕКСТЕ ВОЗМОЖНО ЕДИНЕНИЕ С ПРИРОДОЙ.
Поднявшись на крутой склон, я увидела странные фигуры возле каждой хозяйственной постройки со стороны реки. Это были крупные бревна примерно метр высотой. Два из них были крепко прижаты друг к другу и разрисованы яркими красками. Одни бревна изображали Микки-Маусов, другие представляли стволы берез с гнездами из соломы на верхушке, над которой восседала гордая искусственная птица. Я заметила около 10 подобных статуй, пока шла по улице. Я достала фотокамеру и вдруг услышала позади себя:
– А что это вы тут делаете? Путешествуете? – голос прозвучал дружелюбно, и я сразу обернулась. – Откуда и куда? На плоту идете?
Передо мной стояла женщина лет пятидесяти. Ее набор вопросов обескуражил меня, но я решила начать ответ со стандартного: «Здравствуйте, мы с другом на казанке идем в сторону Якутска. Сама я из Питера. Места у вас прекрасные». А затем в ответ задала мучающий меня уже долгие две минуты вопрос:
– Мы проходили на лодке другие деревни и поселки и таких… – я указала рукой в сторону бревен, не понимая, как их назвать даже, – творений не встречали. Что это?
– Да это же ледорубы. Тут по весне такой лед может на берег подняться, что накроет дома и все. Не починишь никак. Совсем недавно у нас было жуткое наводнение, поэтому ледорубы после него особенно актуальны. В других деревнях тоже есть, просто мало где украшают их так талантливо, как у нас. Петропавловское – особенное место, много творческих людей сюда летом приезжает. Но я сама уже городская, хоть и выросла здесь. А живем вот с мужем в Иркутске, летом сюда приезжаем. Душой отдыхаем на родной земле.
Я смотрела на реку, которая была так далеко отсюда. А затем переводила взгляд на ледорубы. Затем вновь на реку. И вновь на ледорубы.