[26].
Эдуард не придал полученному им королевскому приказу абсолютно никакого значения. Да и сам Генри III, как только позволили обстоятельства, моментально забыл о собственных строгих предписаниях. В середине апреля папа Александр IV издал буллу Ad audientiam nostram (лат. «До нашего слуха»), в которой освободил короля от всех клятв, данных во исполнение Оксфордских и Вестминстерских провизий. Генри III не замедлил оповестить об этом как своих политических противников, так и сторонников. Он сразу же лишил должностей ключевых министров, навязанных ему баронской оппозицией, заменив их на своих людей. Первым пострадавшим оказался юстициарий Англии Хью Ле Деспенсер Лафбороский, в 1260 году сменивший на этом посту Хью Бигода. Вместо него Генри III назначил Филипа Бассета Хай-Уикомского, не разделявшего оппозиционных настроений своей семьи и входившего в близкое окружение принца. Должность лорд-канцлера перешла от баронского ставленника Николаса архидиакона Илийского к роялисту Уолтеру де Мертону.
Не обращая внимания на недавний королевский приказ, Эдуард спокойно прибыл в Англию в сопровождении Гийома де Валанса. Король демонстративно продемонстрировал изгнаннику свое расположение, возвратил ему замок Херефорд и некоторые другие владения. Он открыто бросал вызов баронской оппозиции, которая к тому времени в значительной степени потеряла свое единство и силу. Эдуард разделял неприязненное отношение отца к мятежной знати, так как весьма негативно относился к самой идее унижения королевской власти.
Впрочем, сторонники магнатов-реформаторов не оставляли попыток если не поссорить Генри III с принцем, то хотя бы создать впечатление, что между отцом и сыном нет ни любви, ни согласия. В этом баронской оппозиции помогало бойкое перо их ярого приверженца — уже знакомого нам Мэтью Парижского, автора хроники Flores historiarum. Хронист утверждал, что Эдуард по возвращении в Англию упрекал короля за бесчестное поведение — якобы именно так он расценил отказ Генри исполнять принесенные баронам клятвы. Что сам наследник, несмотря на папскую буллу, подтвердил свою клятву и вступил в тесный альянс с Симоном де Монфором графом Лестерским и Ричардом де Клэром графом Глостерским. Что он плечом к плечу с ними выступил против Генри и вынудил того бежать в мощный Дуврский замок на берегу Ла-Манша, откуда король намеревался в случае угрозы жизни переправиться во Францию.
Однако в реальности все обстояло совсем не так, как хотелось бы хронисту и стоящим за ним противникам крепкой королевской власти. На самом деле пересечь Ла-Манш поспешил Симон де Монфор, рассорившийся с графом Глостерским и не веривший в силу своих сторонников. А король между тем продолжал оказывать все новые и новые милости Эдуарду, с которым у него наконец-то установилось полное взаимопонимание, и людям принца. Так, 23 мая 1261 года он разрешил соратнику сына Роберту де Аффорду не возвращать крупный долг еврейским ростовщикам, а 4 июня сам принц получил от отца весьма щедрый дар: «Жалуем Эдуарду, королевскому сыну, опекунство над землями и наследниками Роберта де Стаффорда, включая браки наследников, опеку, пособия, браки, церковные бенефиции и все прочие источники доходов, за исключением вдовьей доли, которая следует Джоанне, бывшей жене упомянутого Роберта, и ее замужества, которое следует королю»[27]. Надо заметить, что богатство рода Стаффордов было немалым — их предок Робер де Тони, знатный нормандский сеньор, пришел в Англию вместе с Уильямом Завоевателем и стал одним из крупнейших вассалов: Книга Страшного суда{37} приводит список, в котором значится 131 принадлежавший ему манор.
В общем, предложенная автором «Цветов истории» легенда критики не выдерживает. Она то ли полностью сфальсифицирована, то ли является эхом событий весны 1260 года, когда между Генри III и Эдуардом действительно случился кратковременный разлад из-за того, что советники наветами породили у короля недоверие к сыну.
Вскоре Эдуард вновь отправился на континент, но на этот раз там его ожидали не развлечения, а дела. Он отплыл в Аквитанию, где тщательно разжигаемая им вражда между семьями Солер и Колом завершилась в конце концов победой его ставленника. Наконец-то был принят новый закон об управлении столицей герцогства — городом Бордо. В результате Эдуард получил полный контроль над постом мэра, как он и планировал в свое время, когда заключал секретный договор с Гайяром дель Солером. Таким образом, выбранная принцем долгосрочная политика увенчалась успехом.
В Аквитанию Эдуард прибыл с расширенными полномочиями. Он ужесточил контроль за чеканкой монет и добился определенных успехов в восстановлении законности и порядка в неспокойном герцогстве. Правда, он взялся за дело слишком рьяно, и поначалу в Англию потоком шли жалобы на него. Для проведения даже минимальных реформ требовались деньги, и он не останавливался ни перед чем, чтобы их добыть. После смерти Жеро де Мальмора, архиепископа Бордоского, принц, не колеблясь, конфисковал его светские владения и доходы от архиепископства. Как и все люди Средневековья, он был чрезвычайно набожен, однако не испытывал такого пиетета перед священнослужителями, как его отец. Принц не без оснований подозревал, что охватившая Англию смута во многом вызвана жадностью Святого престола и прелатов, которые обложили страну непомерными поборами, пользуясь слабостью королей, занимавших трон последние 60 лет.
Со смутьянами Эдуард вел себя крайне жестко, но к тем, кто выказывал желание сотрудничать, он относился вполне благожелательно. Благодаря разумной политике, которая уже принесла ему здесь успех в прошлом, он сумел стабилизировать ситуацию. Эдуарду удалось даже склонить к чему-то вроде сотрудничества вечного мятежника Гастона VII Великого виконта де Беарна. Гайар дель Солер писал королю Генри III: «Знайте, великолепный господин, что с господином нашим Эдуардом все хорошо и благополучно, и дела в Гаскони, хвала Господу, приходят в порядок. Господин Гастон де Беарн с ним в хороших отношениях, оба они выступили в поход против замка Молеон»[28]. Этот замок стоял в стратегически важном месте — он контролировал путь из Аквитании в Наварру через Пиренеи. Владевшие им виконты де Суль извлекали из столь выгодного географического положения своих владений немалые доходы и всячески противились усилению влияния английских королей. Поход, о котором писал Солер, положил конец конфликту, растянувшемуся на десять лет — Ожье III, последний виконт де Суль, сдал замок Эдуарду.
Принц планировал вернуться в Англию к Рождеству 1261 года, однако дела вынудили его задержаться. На английский берег он ступил только в конце февраля 1262 года и сразу же был втянут в крайне неприятные разбирательства. Против одного из самых старых его слуг — стюарда Роджера де Лейборна — были выдвинуты обвинения в хищении и растрате имущества. В процессе разбирательства всплыла не очень красивая история, связанная с матерью Эдуарда. Элеонора Прованская, по слухам, имела на сына сильное влияние и часто использовала его к своей выгоде. Продолжатель хроники Джервейза из Кентербери писал тогда: «Господина Эдуарда настроила против него (Лейборна. — В. У.) злоба его матери; он отвечал за учет и был обвинен в задержке платежей на тысячи фунтов с целью мошенничества и обмана»[29]. Наследник престола не имел обыкновения сурово карать ни своих друзей, ни своих преданных слуг. Поэтому Роджер де Лейборн только потерял должность, и этим все наказание ограничилось. Он остался в свите принца и продолжал ему служить в течение многих лет.
Поскольку Эдуард часто находился в разъездах, а кроме того, постоянно участвовал в рыцарских турнирах, ему требовались наличные деньги. Он упросил отца несколько изменить принципы финансирования в пользу прямых выплат. Принц отдал короне во временное пользование свои маноры Стамфорд, Грантэм, Тикхилл и Абергевенни, земли в Норфолке и Саффолке, полученные путем обмена у Пьера Савойского, а также острова Гернси и Джерси. Кроме того, в сделку были включены владения наследников Уильяма де Кантилупа и Джона де Лангвилера, опекуном которых был Эдуард. Взамен король предоставил ему все выплаты от еврейской общины Англии на три года вперед.
В июле 1262 года Эдуард снова отправился в поездку за границу — на этот раз вместе с отцом. Генри III должен был провести во Франции очередной раунд переговоров по Парижскому договору 1259 года, но принц не собирался принимать активное участие в работе над документом, поскольку изначально был принципиальным противником условий, закрепленных в нем. Он предпочел отдаться развлечениям, хотя одним неприятным вопросом ему волей-неволей пришлось заняться.
Двумя годами ранее он конфисковал владения покойного Жеро де Мальмора. Незадолго до прибытия принца во Францию в Бордоской епархии появился вновь избранный архиепископ Пьер де Ронсево, который с изумлением обнаружил, что лишен всех связанных со своей должностью доходов. Он пожаловался папе и потребовал вернуть утраченные финансовые источники. Булла Урбана IV, принявшего сторону своего прелата, в августе застала Генри III и Эдуарда в Париже. Король приказал принцу уладить эту проблему, поскольку совершенно не желал обострять отношения с папой. Наследник подчинился и вернул конфискованные владения и доходы с них новому архиепископу.
Умиротворив Урбана IV и Пьера де Ронсево, а также успокоив отца, Эдуард вернулся к рыцарским забавам и с блеском выступил на нескольких турнирах. К несчастью, на последнем состязании он получил тяжелое ранение, окончательно оправиться от которого смог только к концу года. И вовремя — ибо в самом начале февраля 1263 года Эдуарда призвали в Англию тревожные известия о волнениях, охвативших Уэльс. Неугомонный Ливелин ап Грифит, ободренный примиренческой позицией Англии, опять атаковал английские земли и добился впечатляющих результатов. Он с ходу захватил замки Дисерт и Деганви, откуда быстрым маршем переместился на юг, угрожая вторжением в Гуэнт и Абергевенни. Английскими войсками в Южном Уэльсе командовал уорикширец Питер де Монтфорт из замка Бодезерт — соратник и однофамилец