{38} графа Лестерского. Он не был родственником бывшего королевского фаворита и происходил из древнего англо-нормандского рода, его предки прибыли в Англию вместе с Уильямом Завоевателем. Все знали Питера как отважного человека и опытного бойца, однако безнадежное сопротивление превосходящим силам валлийцев не очень его прельщало. Монтфорт довел до сведения короля и принца, что вынужден будет сложить свои полномочия, если не получит подкреплений.
Эдуард высадился в Англии 24 февраля с сильным отрядом наемников, завербованных во Франции. Оставив гарнизон в Виндзорском замке, он двинулся прямиком к границе и в конце марта обосновался в Бристольском замке. Прошло полтора месяца, но никакими успехами похвастаться он, к сожалению, так и не смог. Единственным его достижением, если можно так выразиться, стало подписание 3 апреля в Херефорде союзного договора с Давидом, младшим братом Ливелина. Впрочем, этот альянс нисколько не способствовал делу умиротворения Уэльса.
Одной из основных причин провала кампании по сдерживанию валлийцев стала несогласованность в действиях англичан. Да и о какой согласованности можно было говорить, если лорды марки, привыкшие к бесконтрольности, демонстративно не поддержали Эдуарда? При этом они выказали принцу свое недовольство тем, что он больше полагается на наемников и отдает им явное предпочтение перед английскими лордами при назначении на военные посты. Это был замкнутый круг, который на тот момент Эдуард не имел полномочий разорвать.
Впрочем, мечты о победе над Ливелином и валлийскими кланами имели бы какой-то смысл, если на этой цели сосредоточились бы усилия не только Уэльской марки, но и всей страны, а этого не было и в помине. Поэтому Эдуард, убедившись в невозможности быстро навести порядок в Уэльсе с помощью имевшихся сил, ушел со своими наемниками назад в Виндзор. Его возвращения в Англию настоятельно требовал король.
К середине весны обострилась ситуация в самой Англии. В конце апреля 1263 года в страну вернулся Симон де Монфор, бывший королевский фаворит, а с момента принятия Оксфордских провизий — непримиримый враг монарха. Английская знать в очередной раз нашла повод для недовольства. Если раньше раздражителем выступали лузиньяны, то ныне она была крайне возмущена усилением позиций королевы Элеоноры Прованской и ее родственников-савояров. Граф Лестерский совершенно резонно рассудил, что у него появился реальный шанс восстановить свое влияние и вновь запустить прерванный процесс реформ.
Поскольку мирным путем добиться этого было невозможно, Симон де Монфор с готовностью возглавил мятеж баронов. Во второй половине мая 1263 года он собрал в Оксфорде своих приверженцев без согласия на то короля. В числе прибывших на этот баронский съезд оказались и некоторые сторонники Эдуарда. Они собирались примкнуть к графу Лестерскому не ради торжества реформ и не из-за разногласий с принцем. В возрождении баронской оппозиции им виделся самый быстрый путь для возврата ради сохранения своих должностей и авторитета. Никто из них — ни Генри Алеманский, ни Роджер де Клиффорд, ни Роджер де Лейборн, ни тот же Джон де Во — не были ярыми приверженцами реформаторов, и королевская власть им не мешала. Мешали им королева Элеонора Прованская и савояры, лишившие их теплых и почетных придворных синекур.
Лидерство Симона де Монфора никем не оспаривалось, поскольку его авторитет среди английской знати на тот момент достиг недосягаемых высот. Главным соперником графа Лестерского, не уступавшим ему ни по знатности, ни по влиянию, был Ричард де Клэр граф Глостерский, скончавшийся в 1262 году в возрасте всего сорока лет. Ходили упорные слухи, что он был отравлен и что к этому приложил руку не кто иной, как Маленький Шарлемань — глава фракции савояров Пьер Савойский.
Наследник Ричарда, девятнадцатилетний Гилберт де Клэр, прозванный Рыжим Графом за цвет волос, охотно примкнул к баронской оппозиции. Молодой граф оказался куда большим радикалом, чем покойный отец, что немедленно продемонстрировал с юношеским задором. Он отказался принести клятву верности Эдуарду за свои земли в Уэльской марке, хотя того настоятельно требовали феодальное право и король Генри III. Граф Глостерский влился в ряды молодых и пылких аристократов, которыми окружил себя Симон де Монфор. Эта преданная графу Лестерскому когорта, восторгавшаяся военными талантами и очевидной благочестивостью своего кумира, давала ему немалое преимущество в спорах с другими вождями оппозиции.
Мятежные бароны направили ультиматум королю. Они требовали вновь признать Оксфордские провизии и объявить вне закона любого, кто будет не согласен с их положениями. Однако безапелляционный тон послания изрядно разозлил Генри III, и король в гневе отверг ультиматум. Тогда сторонники Симона де Монфора перешли к решительным действиям. Их отряды двинулась к западным границам королевства. Первой жертвой возрожденной баронской оппозиции стал ненавистный всем Пьер д’Эгебланш, епископ Херефордский. Невзирая на духовный сан, его схватили 7 июня прямо в кафедральном соборе и заточили в тюрьму. Мятежники взяли замки Бриджнорт, Шрусбери, Вустер. Перед их напором пал Бристоль, а также Килпек — твердыня бывшего королевского юстициария Роберта Валерана.
Лондонцы всегда были критично настроены по отношению к королевской власти, постоянно покушавшейся на их древние вольности. Поэтому жители столицы с готовностью поддержали Симона де Монфора. Имея за собой такую мощную опору, как Лондон, баронская оппозиция стала развивать свой успех. На первоначальном этапе все шло успешно — к 15 июля мятежники установили контроль над Кентом и Пятью Портами и осадили Дуврский замок. Попытки короля при посредничестве известного миротворца Ричарда графа Корнуоллского договориться с мятежниками потерпели неудачу. Что касается Эдуарда, то он изначально был настроен крайне враждебно по отношению к Симону де Монфору и его присным, стремившимся умалить значение королевской власти бесцеремонным реформаторством. Принц не видел никаких оснований для того, чтобы вступать с ними в переговоры, несмотря даже на очевидный перевес оппозиции в военной силе.
В свои 24 года наследник трона был человеком большого мужества, неоспоримой отваги и безмерной силы. Не осталось ни следа от той болезненности, которой он страдал в детстве. Эдуард был широк в плечах, крепок телом и на целую голову возвышался над своими товарищами — его рост составлял 1 метр 88 сантиметров, за что впоследствии его и прозвали Длинноногим — Longshanks. Упорные тренировки и рыцарские турниры, в которых принц участвовал с 17 лет, превратили его в опытного и умелого бойца.
В начале июня Эдуард решил обосноваться в Бристольском замке, откуда ему удобно было контролировать обстановку на границе с Уэльсом. Он собирался договориться о союзе со строптивыми лордами марки, а в случае их несговорчивости — пригрозить военной силой. Но планам принца не суждено было сбыться — его наемники перессорились с жителями Бристоля, которые взялись за оружие и осадили Эдуарда в замке. Он попал в крайне опасное положение и вряд ли сумел быстро обрести свободу без помощи Уолтера де Кантилупа, епископа Вустерского. Хотя прелат и являлся горячим сторонником Симона де Монфора, он отличался мирным нравом, рассудительностью и не одобрял ненужного кровопролития. Епископ успокоил горожан и вывел Эдуарда с его людьми из города. Принцу ничего не оставалось, как в очередной раз вернуться в Виндзор, где он постоянно держал гарнизон.
Генри III с Элеонорой Прованской находился в Лондоне. После того как жители столицы с огромным энтузиазмом перешли под знамена Симона де Монфора, жизнь королевской четы, или как минимум ее свобода, оказалась под угрозой. Король и королева поспешили укрыться в лондонском Тауэре. Но даже за мощными укреплениями старинного замка Генри не чувствовал себя в безопасности и переживал за жену. Он попытался отправить ее к сыну в Виндзор. Элеонора со свитой села на суденышко, которое пустилось вверх по течению Темзы. Через какие-то полкилометра оно приблизилось к Лондонскому мосту. Как оказалось, там беглянку уже поджидали. Толпа приверженцев Симона де Монфора встретила ее криками: «Утопить ведьму!» — и начала с моста забрасывать лодку увесистыми камнями и грязью. Королеве пришлось отдать приказ пристать к берегу. Она была вынуждена просить защиты у мэра Лондона. Этот пост в то время занимал Томас Фицтомас, ярый приверженец оппозиции, но он все же оградил Элеонору от неистовства толпы и благополучно доставил ее в дом Генри де Сандвича, епископа Лондонского — такого же убежденного оппозиционера.
Принц Эдуард и до этого случая не пылал любовью к лондонцам — скорее, наоборот. Его крайне раздражали их стремление к независимости от королевского правосудия и постоянные апелляции к ветхим хартиям, где были записаны их свободы. Случай с королевой, естественно, не прибавил ему нежных чувств к жителям столицы, которые — надо отдать им должное — отвечали принцу полной взаимностью.
Генри III не видел никакой возможности сопротивляться и внутренне созрел для капитуляции. 16 июля 1263 года он согласился удовлетворить почти все требования баронской оппозиции. В первую очередь это означало повторное вступление в силу Оксфордских провизий. Правда, король настоял на небольшой оговорке — некоторые пункты все-таки следовало подкорректировать для блага королевства. Затем Генри приказал своему констеблю сдать войскам оппозиции Дуврский замок, а четыре дня спустя послал приказ Эдуарду оставить Виндзор, однако принц его проигнорировал. Филипп Бассет был отстранен от должности юстициария, а Хью Ле Деспенсер в ней восстановлен. Николас Илийский вновь был назначен лорд-канцлером, сменив на этом посту королевского ставленника Уолтера де Мертона.
В отличие от отца Эдуард не считал борьбу законченной или проигранной. Теперь все однозначно признавали его главой партии роялистов, однако для продолжения сопротивления ему нужны были деньги. Ожидать, что лондонцы добровольно дадут на его нужды хотя бы пенни, было глупо. Отказали принцу в кредите и обычно лояльные короне рыцари-тамплиеры. Тогда Эдуард решился на весьма неоднозначный шаг. Вместе с Робертом Валераном и вооруженной свитой 26 июля 1263 года он отправился в район Нью-Темпл — обиталище тамплиеров. Под предлогом проверки драгоценностей королевы Элеоноры, хранившихся там, они беспрепятственно вошли в сокровищницу, топорами взломали сундуки и забрали большое количество денег, доверенных на хранение ордену богатыми жителями столицы — несколько тысяч фунтов, как утверждают хронисты.