Маргарета II графиня Фландрская возымела претензии на получение солидных компенсаций за ту поддержку, которую она оказала королевской партии во время Второй баронской войны. Отказ английского казначейства выплачивать ей ежегодный пенсион в размере 500 марок до такой степени ее возмутил, что она повысила таможенные пошлины на шерсть. На этом взбешенная графиня не остановилась и приказала арестовать собственность английских купцов во Фландрии. Совет хранителей, правивший Англией в отсутствие короля, немедленно ответил конфискацией фламандских товаров на Сент-Айвзской ярмарке в Хантингдоншире. Фламандские торговцы были высланы из Англии, а на экспорт английской шерсти во Фландрию наложено эмбарго.
От торговой войны сильно пострадали обе страны. Следить за строгим соблюдением эмбарго было крайне сложно, поскольку купцы просто-напросто указывали в качестве конечного пункта другие страны и преспокойно обходили запрет. Контрабанда расцвела пышным цветом. Те немалые суммы, которые раньше оседали в королевской и графской казне, теперь утекали в карманы предприимчивых торговцев и контрабандистов. Это не могло не беспокоить Эдуарда, ибо выручка от экспорта шерсти занимала лидирующее место в перечне доходов его королевства.
Именно поэтому Эдуард не отплыл в Англию из Бордо, а отправился по суше на север. По пути его кортеж остановился на ночлег в Лиможском аббатстве. Там к королю явилась делегация местных жителей, которые умоляли его взять их под свою руку, как это было раньше — до того момента, когда покойный Генри III отказался от сюзеренитета над Лиможем в пользу короля Франции. Горожане просили защитить их от притеснений Мари виконтессы де Лимож. Они напоминали, что согласно Парижскому договору город должен вернуться под власть английского короля. Эдуард, недовольный тем, что Филипп III медлил с выполнением своих обязательств по упомянутому договору, ответил жителям согласием и приказал Гийому де Валансу с гасконским войском осадить Экс — крепость виконтессы де Лимож. Впрочем, добрый порыв Эдуарда не привел ни к чему хорошему. Дело дошло до Парижского парламента, который резонно рассудил, что вассальной верностью лиможцы обязаны непосредственно Мари де Лимож, которой и должны повиноваться. А кому в свою очередь принесет оммаж она — вопрос уже другого порядка.
В этот момент показная дружба между кузенами, похоже, дала трещину, о чем не замедлил язвительно сообщить лиможский хронист: «Эти два короля были сыновьями двух сестер, про них говорили, что они друг друга очень любят. Однако на деле они не демонстрировали и не показывали истинной любви; эту любовь можно было назвать любовью кошки и собаки»[53].
Во Фландрии, куда вскоре прибыл Эдуард, решить с налета дело миром не удалось — Маргарета не была настроена на поиски компромисса. Поэтому король приказал еще более ужесточить санкции против ее подданных. Он приказал досматривать все торговые суда на предмет контрабанды. Следить за строгим соблюдением эмбарго был назначен Лукасио Натале, которого англичане называли просто Люком из Лукки — агент банкирской компании Риккарди. Он был наделен широкими полномочиями вплоть до ареста судов контрабандистов во всех северных портах.
Эти меры подействовали, герцогиня Фландрская отступила. 28 июля 1274 года был заключен новый договор между Англией и Фландрией. Торговцы обеих стран получили компенсацию за конфискованные товары, но поскольку Фландрия захватила их куда больше, то она обязалась выплатить дополнительно 4755 фунтов. Кроме того, Англия могла зачесть себе в дополнительный доход перехваченную контрабанду общей стоимостью порядка 13 тысяч фунтов.
Завершив дела во Фландрии, Эдуард, наконец, направился домой. Он высадился в Дувре 2 августа, ступив на родную землю после четырехлетнего перерыва. На пристани короля с женой, дочерью и сыном встретили графы Глостерский и Саррейский, гостеприимством которых он воспользовался на своем пути в Вестминстер: сначала королевскую семью принимал Гилберт де Клэр в замке Тонбридж, затем — Джон де Уоррен в замке Райгейт.
Коронация была назначена на воскресенье 19 августа 1274 года. В предыдущий раз подобная церемония проводилась очень давно — полвека назад, когда корона увенчала чело Генри III Уинчестерского. По этой причине празднования планировались пышные, и все активно включились в подготовку к ним — даже лондонцы, отношение которых к Эдуарду не изменилось в лучшую сторону, да и король по-прежнему платил им той же монетой.
Приготовления к торжествам начались за полгода до прибытия Эдуарда в Англию — уже в феврале 1274 года шерифам тринадцати ближайших к столице графств были разосланы приказы с подробным указанием, какие продукты и в каком количестве они должны будут поставить для пиров, традиционно сопровождавших церемонию коронации. К примеру, только одному Эссексу предстояло прислать 3160 каплунов и кур, 60 волов, 60 свиней, 60 овец и 38 поросят. Епископам, аббатам и приорам упомянутых графств было приказано заготовить также лебедей, павлинов, журавлей, кроликов и козлят. Закупками заведовали два специально назначенных торговца — Адам из Уинтона и Джозиас из Лондона.
В Вестминстере кипела работа — там возводились дополнительные апартаменты и кухни, ремонтировались старые помещения, в главном зале устанавливались новые каменные троны. Между дворцом и аббатством сооружались крытые переходы. Всего на благоустройство Вестминстера казна потратила более 1100 фунтов.
Между магнатами вспыхивали яростные споры по поводу той роли, которую они должны играть во время церемонии. Кто-то должен был нести над королем и королевой балдахин, кто-то — скипетр и жезл. Но главными реликвиями считались три меча — «Духовное правосудие», «Мирское правосудие» и коронационный «Меч Милосердия» — Куртана, по преданию, принадлежавший самому Эдуарду Исповеднику. Другое поверье утверждало, что меч еще древнее: якобы в свое время им сражался легендарный Тристан, который и сломал кончик оружия, застрявшего в черепе поверженного врага — ирландского воина Моролта. От Тристана меч перешел во владение Ожье Датчанина, одного из паладинов Карла Великого. И действительно, от двух других мечей Куртану отличал как раз сломанный кончик стального лезвия.
Младший брат короля Эдмунд граф Ланкастерский настаивал, что именно ему, как лорду — верховному стюарду Англии{62}, надлежит нести меч Милосердия. Однако остальные магнаты, собравшиеся для обсуждения церемониала, воспротивились тому, чтобы эта честь выпала брату короля. Оскорбившись, Эдмунд решил вовсе пропустить торжественное шествие и явился позже, непосредственно на коронацию.
За день до коронации Эдуард поселился в Вестминстерском дворце, а ночь провел в Расписанной палате, украшенной картинами на библейские сюжеты и сценами из истории его семьи. Наутро началась блистательная церемония. Аббатство было до отказа заполнено английскими магнатами и родовитыми иностранцами, среди которых особо выделялись почетные гости — Жан I герцог Бретонский и Александр III, король Шотландский, со своими супругами. Отношения с Шотландией тогда еще были безоблачными.
Эдуард прошел к гигантскому деревянному помосту, воздвигнутому в средокрестии собора. На алтаре он принес в дар Господу две золотые статуэтки — святого Эдуарда Исповедника и святого Иоанна Богослова. Затем Роберт Килуордби{63}, архиепископ Кентерберийский, возложил на голову Эдуарда корону. Король торжественно произнес коронационную клятву, которую давали его предки. Он пообещал соблюдать законы старых времен, защищать Церковь, дать равное правосудие всем людям, отменить вредные обычаи и защитить права короны. Для Эдуарда это были не пустые ритуальные слова: стоя на помосте в переполненном аббатстве, он твердо верил, что будет бороться за каждое слово данной им клятвы. Король считал, что его призвание — вновь вернуть английскому королевству и английской короне ту силу, которую постепенно растеряли его предшественники.
Эдуард принял оммаж у лордов королевства и поздравления от знатных гостей. Король Шотландии Александр III первым подъехал к трону в сопровождении сотни рыцарей. Расседлав своих коней, они отпустили их на волю. Зеваки тут же бросились ловить благородных животных, каждое из которых стоило немалых денег. Тот, кому удалось поймать коня, становился его счастливым хозяином. Вслед за шотландцами к трону приблизились англичане — королевский брат Эдмунд граф Ланкастерский, Гилберт де Клэр граф Глостерский, Джон де Уоррен граф Саррейский и Гийом де Валанс. Каждого из них также сопровождали 100 рыцарей, и все они также отпустили своих коней в толпу.
Cтолы ломились от яств. Подсчитано, что гости съели 380 быков, 430 овец, 450 свиней, 18 диких кабанов, 278 рыб и 20 тысяч птиц. Коронационный пир длился 14 дней — вероятно, в подражание Соломонову празднику, описанному в Ветхом Завете: «И сделал Соломон в это время праздник, и весь Израиль с ним, — большое собрание, сошедшееся от входа в Емаф до реки Египетской, пред Господом, Богом нашим; — семь дней и еще семь дней, четырнадцать дней»{64}.Фонтаны в лондонском Чипсайде били белым и красным вином, улицы были устланы коврами. От имени короля раздавались щедрые дары, лорды разбрасывали в толпу серебро. Весь центр столицы был задрапирован золотой парчой. На городских площадях беспрерывной чередой шли представления.
В быту Эдуард отличался скромностью и умеренностью. Он носил простые одежды, в отличие от своих приближенных редко заказывал седла, отделанные золотом, серебром и жемчугом. Он предпочитал одеваться как солдат. В еде король также был скромен, хотя и позволял себе некоторые изыски — так, ему нравились китовое мясо, свежайшее козье и коровье молоко. У его поваров всегда хранился большой запас имбиря, яблок, груш, гранатов, инжира, изюма. Но если на себя тратиться Эдуард не любил, то ради поддержания королевского величия и престижа он был готов на крупные издержки, что и продемонстрировала его коронация.