От покоренных валлийцев Эдуард I получил еще один фрагмент Истинного креста, которым до этого владели князья Гуинета. Обедал теперь король на серебряной посуде, изготовленной из содержимого сокровищницы Ливелина ап Грифита Последнего. Похоже, что именно в этот набор входил позолоченный серебряный потир, найденный при раскопках в Долгеллау в 1890 году. Также, по сведениям некоторых источников, Эдуарду I преподнесли корону, принадлежавшую когда-то самому королю Артуру.
На праздник святого Петра в оковах, который отмечался 1 августа 1284 года, Эдуард I провел грандиозный турнир в Невине — валлийском городке, расположенном на берегу Ирландского моря в 30 километрах к юго-западу от Карнарвона. Он сопровождался пышными торжествами и собрал множество английских рыцарей и представителей лучших европейских семей.
Осенью 1284 года король со свитой медленно двинулся из Уэльса по его южным землям через Кардиганшир и Гламорганшир. Рождество он отметил в Бристоле, устроив там грандиозный пир. Затем Эдуард I отправился в паломничество в Бери-Сент-Эдмундс и в канун Вознесения появился в Вестминстере — впервые за три последних года. На следующий день, в пятницу Эдуард вместе с королевой Элеонорой, магнатами королевства и четырнадцатью епископами участвовал в торжественном шествии, во главе которого архиепископ Джон Печем нес найденный в Карнарвоне крест.
Войны в Уэльсе ожидаемо оказали большое влияние на Англию. Огромная цена завоеваний требовала сопоставимых усилий по сохранению спокойствия дома. Эдуард I рос во время Второй баронской войны и видел прямую связь финансовых проблем казны с бунтами и восстаниями подданных его отца. Естественно, ему не хотелось повторять сей печальный опыт.
В 1285 году король приказал лорд-казначею Джону Кёрби провести очередное масштабное расследование относительно долгов короне, просроченных повинностей и неуплаченной ренты. Собиралась также информация по статусу деревень — независимо от того, находились они в королевских руках или частных. Выяснялось, какие лены держатся рыцарями непосредственно от короны. Расследование получило название «розыски Кёрби».
Результаты не обрадовали ни Кёрби, ни Эдуарда I. Все доходы от королевских ферм, от таможни, судебные сборы, вакантные должности в аббатствах и приорствах, опекунство, возврат долгов и прочие доходные статьи приносили казне ежегодно примерно 26 тысяч фунтов. В то же время расходы значительно превышали эту сумму. Предпринятые Кёрби меры по оптимизации финансовой системы королевства при полной поддержке его шагов Эдуардом I позволили добиться положительного баланса казны, пусть и в краткосрочной перспективе. А сам король наконец-то нашел подходящий случай прижать лондонцев, к которым по-прежнему не испытывал никаких добрых чувств.
Политика Эдуарда I по отношению к непокорной столице носила весьма агрессивный характер. Древние городские привилегии и право на самоуправление прямо противоречили представлениям короля о самой сути королевской власти и ее предназначении, поэтому он ущемлял горожан где и как мог. К примеру, дал разрешение каноникам собора Святого Павла оградить церковный двор, в результате чего был перекрыт подход к площади, где стояли крест и кафедра для проповедей под открытым небом и где собирались народные сходы.
Поддерживаемый королем мэр Генри Ле Уэйлис основал новую тюрьму Тан и ввел наказание для пекарей, осужденных за мошенничество, в виде волочения по улицам города. Он также организовал продовольственный рынок, получивший название Стокс, а на свободных участках возвел дома, арендная плата от которых шла на поддержание в порядке Лондонского моста.
Все это спровоцировало крайнее неудовольствие зажиточных лондонцев. Они выбрали мэром своего человека, Грегори де Роксле, и город потрясла серия бунтов. Пресечь их должен был все тот же Кёрби, возглавивший специально созданную судебную комиссию. Бунтовщики были арестованы, а должность мэра вообще ликвидирована. Столица перешла под прямое королевское управление, хранителем города был назначен Ральф де Сандвич, продолживший политику Генри Ле Уэйлиса. Иноземные торговцы, чья деятельность в Лондоне была до этого весьма затруднена, получили равные права с местными купцами, а лондонская юридическая система приведена в полное соответствие с той, что действовала на остальной территории страны.
После Актон-Бёрнеллского и Ридланского статутов новые законы посыпались на англичан как из рога изобилия. На сессии парламента 29 июня 1285 года был принят Второй Вестминстерский статут. Подобно Первому Вестминстерскому, это был обширный законодательный акт, в пятидесяти статьях которого рассматривались следующие вопросы: наследование и отчуждение земли, выделение вдовьей части, ложные обвинения в убийствах, уклонение богатых людей от участия в жюри присяжных. Правовые реформы, которые отражал этот статут, не просто облегчали решение земельных споров и заключение торговых соглашений для знати. Они затрагивали множество аспектов жизни общества от самых его верхов до самых низов.
Статут, как и большинство английских законов, базировался на конкретных прецедентах. Например, пункт, рассматривавший затягивание дел с помощью юридического крючкотворства, прямо запрещал использование ложных аргументов со стороны ответчика. Он был основан на деле Хенгстема против Кириоле, где судебный пристав ссылался на фальшивые записи и не был за это наказан, поскольку закон такого наказания не предусматривал. Похищение двух монахинь Осбертом Гиффардом лежало в основе положений, устанавливавших за подобный проступок кару в три года заключения плюс возмещение ущерба, а также других пунктов статута, определявших наказание за различные виды похищений людей в принципе. Тюремным заключением также карались бейлифы, злоупотреблявшие служебным положением, виновные в растратах и мошенничествах.
Осеннюю сессию парламента король 8 октября 1285 года ознакомил с Уинчестерским статутом, который совершил настоящую революцию в провинциальном судопроизводстве. В городках и деревнях уголовные преступники нередко умудрялись избегать правосудия, поскольку присяжные не желали осуждать своих земляков и старались защитить их от законной кары, особенно в тех случаях, когда пострадавшими оказывались люди пришлые. Статут требовал, чтобы местные общины брали на себя полную ответственность за выявление злоумышленников. Если было совершено преступление, а злодей не найден, то наказание коллективно несла вся сотня. Сама по себе идея была не нова — Генри III безуспешно пытался ввести такой порядок. Однако тогда имевшие большую силу магнаты не дали довести реформу до конца, поскольку считали, что ее инспирировали савояры с неизвестными, но явно сомнительными целями. В отличие от отца Эдуард I не боялся противодействия со стороны своих лордов и хотел так изменить систему правосудия, чтобы каждый подданный вынужден был хранить королевский мир.
Еще одним нововведением Уинчестерского статута стало обустройство дорог. Отныне каждый тракт, соединявший торговые города, подлежал расчистке таким образом, чтобы с обеих сторон от него не было ни рвов, ни подлеска, ни кустов на расстоянии в 60 метров. Это делалось для того, чтобы лишить грабителей и прочих злоумышленников естественных укрытий, где они могли бы поджидать в засаде путников.
Уинчестерский статут также реорганизовал народное ополчение. Если раньше военному набору подлежали только свободные люди, то теперь службу могли нести и вилланы. Каждому графству, сотне и приходу предписывалось подготовить списки всех мужчин, годных к службе. Из них королевские уполномоченные отбирали рекрутов в армию. Статут точно определял, какое вооружение должен иметь рекрут: «Имущество каждого человека от 15 до 60 лет должно быть оценено, а он сам приведен к присяге, что приобретет вооружение исходя из количества его земель и имущества. А именно, с земли [стоимостью] более 15 фунтов и движимого имущества на 40 марок — хауберк, шапель-де-фер{89}, меч, кинжал и коня. С земли в 10 фунтов и движимости в 20 марок — хауберк, шапель, меч и кинжал; с земли в пять фунтов — дублет, шапель-де-фер, меч и кинжал; с земли от 40 до 100 шиллингов — меч, лук со стрелами и кинжал. Тот, кто получает с земли доход менее 40 шиллингов в год, должен иметь гвизарму{90}, кинжал и другое простое оружие; а прочие, кто имеет имущества менее чем на 20 марок, должны приобрести меч и кинжал и другое простое оружие, и все, кто живет в лесах, должны иметь лук и стрелы»[89].
Принять новые законы, пусть даже самые актуальные и необходимые, — только полдела. Нужно еще обеспечить их выполнение. Эдуард I коренным образом перестроил местное судопроизводство. Шерифов графств теперь назначали королевские суды и чиновники из Вестминстера, которые обладали властью и смещать их, если становилось известно, что шерифы превращались в своего рода местных сатрапов, игнорирующих надобности короны ради удовлетворения собственных амбиций. Лорд-канцлер, старшие и младшие клерки канцелярии заверяли и выпускали королевские ордонансы и указы. Лорд-казначей и казначейство через шерифов контролировали сбор пошлин и налогов.
В местных судах графств и сотен шериф и бейлифы разбирали малозначительные тяжбы о долгах и проступках. Выездные сессии судов ассизов{91} и ойе и термине расследовали более тяжелые случаи — уголовные преступления и мятежи. Общему праву были подчинены все частные суды крупных лордов и деревенские манориальные суды. За пределами общего права остались только суды боро и морских портов, которые руководствовались международным торговым правом, специально разработанным для того, чтобы улаживать споры между купцами разных стран и принимать меры по взысканию с них долгов.
Эдуард I озаботился также сохранностью национальных архивов, находившихся в лондонском Тауэре. Для этого он учредил специальную должность, которой раньше не было. Первым известным нам хранителем архивов стал молодой, но подающий надежды клерк королевской канцелярии Джон Лэнгтон. Только благодаря такой предусмотрительности короля до нас дошло колоссальное количество различных документов, в том числе и весьма древних. В частности, сохранились составленные по приказу Эдуарда I географическое описание и карта королевства, на основе которой полвека спустя была сделана знаменитая карта Гоффа, хранящаяся ныне в Бодлианской библиотеке.