Подобного рода преступлений происходило немного: в целом исход евреев из Англии проходил достаточно мирно. Но эти отдельные случаи явились страшной иллюстрацией того, насколько в XIII веке сильна была ненависть христиан Европы к иудеям. С тех пор евреи появлялись в Англии крайне редко, а официально вернуться в королевство им было разрешено только в XVII веке лорд-протектором Оливером Кромвеллом.
Изгнание евреев с финансовой точки зрения оказалось невероятно успешной операцией. Обрадованный парламент дополнительно предоставил Эдуарду I право собрать налог в размере одной пятнадцатой части от всего движимого имущества магнатов, рыцарей и жителей боро. Вместе с церковной десятиной это принесло казне огромный доход в 116 346 фунтов — такой суммы единовременно не удавалось собрать ни одному королю за всю историю средневековой Англии. Налог не сильно обеспокоил магнатов, но зато лег тяжким грузом на плечи простолюдинов. По словам монаха-августинца из оксфордширского монастыря, король обложил подданных «нестерпимой податью, поистине более тяжелой, чем кто-либо из его предшественников в прежние времена обычно устанавливал. Стенал народ безутешно, танталовыми муками терзаемый»[98].
Когда евреи покинули Англию, всем казалось, что вслед за ними вот-вот отбудет в Утремер и сам Эдуард I. Король действительно всей душой стремился в Святую землю и собирался, подобно «новому Ричарду»{94}, искать славы за морями. Но судьба распорядилась иначе. Вписать славную главу в историю крестовых походов и в летопись побед европейского оружия над неверными Эдуарду I было не суждено. Этому помешали события, стремительно разворачивавшиеся гораздо ближе к дому — можно сказать, у самого порога королевства. И связаны они были с Шотландией.
Глава третья. «Великое дело»
В начале сентября 1290 года из Бергена, что на юго-западном побережье Норвегии, вышел корабль, который взял курс на Шотландию. Он вез драгоценный груз — семилетнюю принцессу Маргарету, прозванную Девой Норвегии, единственного ребенка короля Эйрика II Магнуссона. В самом ближайшем будущем ей предстояло стать королевой Шотландии — ведь по матери она приходилась внучкой Александру III и являлась единственной наследницей шотландской королевской династии Данкельдов, правившей страной в течение последних 250 лет.
Друг и зять Эдуарда I, король Александр III трагически погиб в 1286 году, упав с коня на скалы у побережья Файфа. Его сыновья Александр и Дэвид давно покоились в Данфермлинском аббатстве, а дочь Маргарет — в кафедральном соборе Бергена. После смерти короля Шотландией управлял совет хранителей, который пытался удержать страну от распада, пока не будет определен наследник трона. Претендентов же на корону северной страны объявилось великое множество — никак не менее тринадцати.
Выбор был нелегким, но в конце концов, не без нажима со стороны Эдуарда I, хранители остановились на Маргарете. Ее кандидатура долго согласовывалась на тройственных переговорах, в которых участвовали английский и норвежский дворы, а также шотландские магнаты, представленные четырьмя членами совета хранителей — Робертом Брюсом лордом Аннандейлским, Джоном Черным Комином Баденохским, Уильямом Фрейзером епископом Сент-Эндрюсским и Робертом Уишартом епископом Глазгоским.
Загвоздка состояла в том, что вступление на трон малолетней девочки само по себе не могло считаться верным средством предотвращения династического и властного кризиса. Поэтому разговор шел о том, чтобы доставить Маргарету на Британские острова и немедленно выдать замуж за наследника английского престола Эдуарда Карнарвонского, которому к тому моменту исполнилось шесть лет. Этот брак скреплял кровными узами английский, шотландский и норвежский королевские дома, но не объединял их королевства в одно.
В Бёргемском договоре, подписанном 18 июля 1290 года, четко проводилась мысль о том, что Шотландское королевство, несмотря на заключенный брачный союз, оставалось суверенным и отделенным от королевства Англия. Впрочем, уния — то есть объединение двух независимых государств под властью одного монарха — могла стать реальностью уже тогда, задолго до 1603 года, когда она состоялась при Джеймсе I Стюарте{95}.
Договор гласил: «Мы согласились от имени и от лица нашего владыки короля [Эдуарда I] и его наследников, что права, законы, свободы и обычаи королевства Шотландия во всех отношениях должны быть полностью и в неприкосновенности сохранены на все времена по всему этому королевству и в его границах… Мы определенно желаем и соглашаемся именем вышеупомянутого владыки нашего короля и его наследников, а также от нашего имени, что если вышеупомянутые Эдуард и Маргарета, или любой из них, не произведут на свет ребенка, то в этом случае вышеуказанное королевство должно будет законно перейти к ближайшим наследникам, и оно будет им передано полностью, по чести, без какого-либо принуждения… Обещаем, однако, именем и от лица вышеупомянутого владыки нашего короля и его наследников, что королевство Шотландия останется обособленным и отделенным и действительно свободным, без подчинения королевству Англия, в своих законных границах и марках»[99].
И вот Маргарета отправилась из Норвегии в Шотландию на корабле, присланном за ней Эдуардом I из Ярмута. Трюмы судна были заполнены вином, пивом, соленым мясом и рыбой. Чтобы скрасить девочке путешествие, корабль вез всевозможные яства: грецкие орехи, сахар, фиги, изюм, миндаль и имбирные пряники. Переход принцессе предстоял совершенно неопасный: между странами лежало неширокое Северное море, превосходно исследованное и пересеченное регулярными торговыми маршрутами.
В третью неделю сентября Маргарета высадилась на Оркнейских островах, лежащих в трех десятках километров от северной оконечности Шотландии, — там путешественники обычно делали остановку. Узнав о прибытии Девы Норвегии, английские послы под началом Энтони Бека князя-епископа Даремского отправились навстречу ей с дарами, состоявшими из драгоценных камней.
Однако передать подарки девочке им было не суждено, в пути они получили мрачную новость: Маргарета умерла в Керкуолле, проболев всего неделю. Причина ее смерти до сих пор остается загадкой, хотя, похоже, злого умысла в этом не было. Самым вероятным объяснением считается острое пищевое отравление, вызванное употреблением несвежих продуктов во время морского путешествия.
Впервые с начала тысячелетия Шотландское королевство оказалось без правителя, даже номинального. Назревала кровавая распря между магнатами, поскольку совет хранителей в значительной степени потерял легитимность. Вновь подняли голову отвергнутые претенденты. В этой напряженной ситуации глава совета хранителей и убежденный сторонник союза с Англией Уильям Фрейзер епископ Сент-Эндрюсский единственную надежду на умиротворение страны видел в обращении за помощью к Эдуарду I. Он просил короля подвести английские войска к границе, что успокоило бы особо горячие головы. Епископ писал: «Ежели на самом деле случилось так, что наша госпожа покинула этот свет (что, может, и не так), то не соблаговолит ли ваша светлость подойти к границе для утешения шотландского народа и предотвращения кровопролития, чтобы верные королевству люди могли сохранить свои клятвы нерушимыми и избрать королем того, кто должен наследовать по закону и кто будет следовать вашим советам?»[100] Уильям Фрейзер был искренне уверен, что гарантией легитимных и законных выборов нового короля могут стать только огромный авторитет и крепкая власть английского монарха.
Однако Эдуарду I в тот момент было совсем не до шотландских раздоров. Его постигло огромное горе, надолго заслонившее все прочие проблемы. Королева Элеонора, его обожаемая и преданная жена, слегла от рецидива лихорадки, которую она подхватила во время последнего пребывания в Гаскони. В ноябре 1290 года Элеонора по обыкновению сопровождала мужа в его путешествии по Англии. Проезжая через деревню Харби в Ноттингемшире, расположенную неподалеку от Линкольна, она неожиданно почувствовала себя крайне плохо. Эдуард немедленно прервал поездку и не отходил от постели жены c 20 по 28 ноября, пока она не испустила последний вздох. Леоноре исполнилось 49 лет, из них 36 лет она была замужем за Эдуардом. Она стала его неразлучной спутницей и родила ему 15 детей, из которых выжило шестеро — пять дочерей и сын, наследник трона.
Эдуард очень горевал по жене. Он писал Иву II де Шассану, аббату знаменитого бенедиктинского монастыря Клюни: «И вот нашу вышеупомянутую супругу, которую мы при жизни нежно любили, не можем разлюбить и в смерти»[101]. Ни о каком возвращении к шотландским проблемам пока не могло быть и речи — король забросил вообще любые государственные дела. В непритворной печали он ехал во главе похоронной процессии, которая медленно двигалась на юг через Линкольн, Грантэм, Стамфорд, Геддингтон, Хардингстоун, Стоуни-Стаффорд, Уоберн, Данстебл, Сент-Олбенс, Уолтем, Уэстчип и Чаринг.
В этих городах процессия делала остановку, и в каждом из них Эдуард приказывал установить большие каменные кресты, служившие зримыми символами того глубокого траура, в который погрузился король. В народе их прозвали «крестами Элеоноры». Мысль почтить память покойной супруги таким способом была рождена воспоминанием о крестах Монжуа, установленных по пути от Эг-Морта до Парижа, когда во Францию было доставлено тело умершего в Восьмом крестовом походе короля Луи IX. Три из двенадцати крестов Леоноры сохранились до сих пор, удивляя взор венчающими их ажурными башенками, точеными статуями и прекрасным лиственным орнаментом.
Десять дней занял путь от Харби д