Усиленные физические упражнения не уберегли принца, и в 1247 году он вновь тяжело заболел. Приставленные к наследнику престола доктора Александр и Томас отнеслись к его недугу крайне серьезно, чего не скрыли и от короля. Генри III даже опасался, что наследник престола может умереть. Хронист писал: «В ночь на святого Михаила{15} заболел Эдуард, первородный сын и наследник государя короля. И написал государь король всем священникам, которые находились в окрестностях Лондона, где заболел упомянутый Эдуард, чтобы они с усердием вознесли молитвы за выздоровление ребенка. И помимо других написал он, в частности, аббату и конвенту Сент-Олбенса, чтобы они отслужили мессы, и все монахи участвовали бы в торжественном пении, и первая была бы за святого Альбана, а вторая — за болящего, а именно: „Всемогущий вечный Боже, верующих вечное спасение…“{16} И милостью Господней здоровье ребенка было восстановлено»[14].
После выздоровления Эдуард возобновил конные прогулки, упражнения с оружием и выезды на охоту, к которой он пристрастился. Это шло ему на пользу, здоровье принца постепенно укреплялось.
Отношения между Англией и Францией по-прежнему оставались неурегулированными: английский король требовал возврата Нормандии и отвоеванной у него части Аквитании, а французский король предпочитал никак на не реагировать на эти демарши. Он до такой степени был удовлетворен течением дел в Аквитании, что не беспокоился даже по поводу того, что Генри III все еще не принес ему вассальную присягу. Луи IX полагал, что вся Гасконь{17} вот-вот может отложиться от своего английского сеньора. После катастрофического провала экспедиции 1243 года, предпринятой для освобождения герцогства от французов, власть английского короля, носившего одновременно титул герцога Аквитанского, признавали только территории между Дордонью и Пиренеями. При этом у него было поразительно мало рычагов влияния на своих вассалов. Вся реальная власть находилась в руках гасконских магнатов, чьи отношения с верховным сеньором, пребывавшим далеко за морем, были весьма формальными.
Слабые сенешали, назначаемые королем, не обладали достаточными полномочиями для наведения порядка. Местные сеньоры вели себя крайне независимо, они грабили торговцев и с упоением предавались междоусобным войнам. Столицу герцогства Бордо раздирала вражда могущественных семейств Солер и Колом. В Байонне кланов, борющихся за муниципальные должности, было еще больше. К остаткам Аквитании тянули жадные руки соседние государи. Трувер{18} Теобальд IV граф Шампанский, носивший также корону Наварры, жаждал присоединить к своим владениям долину Адура. Фернандо III, король Кастилии, и Хайме I, король Арагона, по мелочам размениваться не собирались и претендовали на всю Гасконь целиком. Судьба герцогства висела на волоске.
Королевский ордонанс о передаче Эдуарду Аквитании вместе с островом Олерон был выпущен 30 сентября 1249 года — через три месяца после достижения наследником престола десятилетнего возраста. Однако никаких фактических властных полномочий принц не получил. Более того, король не пожаловал ему даже титула, связанного с новым владением — другими словами, герцогом Аквитанским Эдуард не стал.
Это, конечно, неудивительно — нельзя же было всерьез надеяться, что десятилетний мальчик сможет справиться с комплексом запутанных проблем и успешно управлять отдаленным герцогством, погруженным в перманентную смуту. Вопрос в другом — зачем королю вообще понадобилось вмешивать в это дело принца, если всеми делами на английских территориях в юго-западной Франции уже ворочал не кто иной, как его давний друг и советник Симон де Монфор? Граф Лестерский находился на континенте в качестве королевского наместника с весны 1248 года. Он был назначен на этот пост на семилетний срок и получил обширные полномочия во всем, что касалось управления герцогством и защиты интересов Англии от многочисленных внешних и внутренних угроз.
Симон де Монфор взялся за устроение Аквитании с большим рвением и быстро доказал всем, что недаром является сыном знаменитого гонителя альбигойцев. Он изъездил герцогство из конца в конец, чтобы сплотить немногих оставшихся сторонников английского короля, а затем занялся мятежниками. Наместник приструнил бордоских смутьянов, а также их сторонников в других провинциях, разорив владения Раймона III виконта де Фронсака. Он также разгромил войско вечного бунтовщика Гастона VII Великого виконта де Беарна и взял в плен его самого. Монфор конфисковывал земли, разрушал замки и, что хуже всего, уничтожал виноградники. Это считалось ужасным деянием в стране, основным источником дохода которой было вино. Неудивительно, что найти общего языка с гасконцами ему не удалось. В Лондон летели многочисленные жалобы на действия наместника. Обвинения в адрес Симона де Монфора оказались настолько серьезными, что ему было предписано незамедлительно предстать перед королевским советом.
Между тем номинальный владыка Аквитании, каковым являлся Эдуард, по-прежнему находился в Англии. В 1251 году он в третий раз тяжело заболел, и 1 июня король отдал следующее распоряжение хранителю Виндзорского леса и манора Кенингтон: «Приказ Годфри Листону разрешить Б. Пешу и Э. де Монцу охотиться на козлят и других королевских животных в Виндзорском парке для надобностей Эдуарда, сына короля, когда это будет необходимо, до тех пор, пока он не излечится»[15].
Как и в предыдущие разы, молодой организм справился с болезнью, и здоровье Эдуарда полностью восстановилось. Больше столь тяжело он уже не болел. Вскоре принц смог вернуться к своему излюбленному развлечению — охоте. К тому времени он уже считался опытным и умелым охотником. В 1252 году у Эдуарда были свои ловчие птицы и собаки, что видно из письма короля шерифу{19} Нортхемптона: «Предписываем проследить, чтобы шесть королевских соколов, тренированных на цаплю, и четыре, принадлежащих его сыну Эдуарду, находящиеся на попечении Ральфа де Эрлехема, были заключены в клетки в Геддингтоне. Найти все необходимое для трех королевских борзых и двух, принадлежащих упомянутому Эдуарду. На расходы выделяется ½ пенни ежедневно и 1½ пенса жалованья груму, который будет за ними ухаживать»[16].
В 1252 году Симон де Монфор предстал перед королевским советом. После внимательного рассмотрения жалоб судьи заслушали оправдания наместника и в конце концов вынесли решение в пользу графа Лестерского. Однако Генри III все-таки отстранил фаворита от управления Аквитанией, в качестве компенсации пожаловав ему семь тысяч марок. Гасконцев несколько расстроило, что их обидчик не понес сурового наказания, но в целом они были довольны исходом дела. Узнав о его смещении с поста наместника, представители гасконской знати передали королю пожелание, чтобы их номинальный господин Эдуард отныне стал господином фактическим и лично правил ими.
Генри III любил сына и испытывал естественную гордость за его успехи, но понимал, что успехи эти достигнуты пока на поприще не столь уж серьезном и что ему рано еще брать в руки бразды правления. Поэтому король лично собрался посетить свои растревоженные заморские владения, навести там порядок и успокоить жителей щедрыми дарами. Эдуарда он оставил в Англии на попечении матери Элеоноры Прованской и дяди Ричарда Корнуоллского.
Большой флот, с которым король отплывал в Аквитанию, готовился отчалить из Портсмута 6 августа 1253 года. Принц приехал туда для прощания с Генри III. Расставание далось ему очень тяжело: «Мальчик Эдуард, которого отец обнял и поцеловал со многими слезами, стоял на берегу, рыдая и всхлипывая, и отказывался уходить до тех пор, пока мог видеть паруса кораблей»[17]. Глубокая и горячая привязанность, существовавшая между отцом и сыном, с годами не ослабевала, а только крепла. Любовь к отцу была важной чертой формировавшегося характера Эдуарда.
Несмотря на отстранение Симона де Монфора от наместничества (а может быть, именно из-за того, что гасконцы перестали чувствовать тяжесть его руки) ситуация в Аквитании продолжала оставаться критической. Королю и советникам, прибывшим на континент, пришлось очень серьезно потрудиться, чтобы избежать войны, которая казалась неминуемой. Главной угрозой миру выступал все тот же неугомонный Гастон виконт де Беарн, освобожденный из заточения, но отнюдь не растерявший свой пыл. Он по-прежнему оставался убежденным сторонником короля Франции и при каждом удобном случае поднимал бунт против власти Англии.
На сей раз Гастон бунтовал не в одиночку. Он заручился поддержкой Альфонсо X, короля Кастилии, преемника умершего в 1252 году Фернандо III. Кастильские войска готовились вторгнуться в Аквитанию, где у них была собственная миссия. Альфонсо сам претендовал на это герцогство, имея на то определенные основания. В 1204 году в возрасте 82 лет скончалась Алиенора, последняя герцогиня Аквитанская из дома Пуатье. Ее пережили только двое детей — старшая Элеонора, вышедшая замуж за короля Кастилии, и младший Джон Безземельный, король Англии, который унаследовал герцогство. Элеонора приходилась прабабкой Альфонсо X Кастильскому, а Джон — отцом Генри III Английскому. Естественно, что кастильский король выдвигал свои претензии, опираясь на то, что его линия изначально была старшей.
В конце концов дипломатические усилия Генри III принесли плоды и разорительной войны удалось избежать. Король Англии сумел развалить союз своих недругов, отрядив двух тайных послов — своего секретаря Джона Мэнсела и Уильяма Биттонского, епископа Батского и Уэллзского — к Альфонсо X, гласно и негласно поощрявшему гасконских мятежников. Он предложил заключить брак между младшей сестрой кастильца Элеонорой (Леонорой) и наследником английского престола Эдуардом, а права на герцогство Аквитанское передать им. Альфонсо X согласился c этим проектом, но выдвинул требование, чтобы принц Эдуард лично прибыл к нему в Бургос. Король Кастилии хотел оценить образованность жениха, его внешность и мастерство в рыцарских искусствах. В случае если кандидат на руку сестры пришелся бы ему по душе, он желал лично посвятить его в рыцари. Вообще-то говоря, Генри III предпо