Король распорядился построить галерный флот из тридцати 120-весельных судов на верфях в Лондоне, Ньюкасле-апон-Тайне, Саутхемптоне, Лайм-Риджисе, Гримсби, Кингс-Линне и Йорке. К этим галерам присоединились нанятые для военной службы торговые суда. Эскадры патрулировали прибрежные воды. По всему южному побережью от Кента до Корнуолла были расставлены наблюдатели. Помимо этого местные энтузиасты — как мужчины, так и женщины — внимательно обследовали горизонт в поиске флагов или парусов французского флота. Остров Уайт, к которому предатель Тёрбервилл хотел привлечь особое внимание Филиппа IV, обороняли 76 латников.
Опасность со стороны Франции была, к сожалению, не единственной. Эдуарду I, как правило, не доставляла хлопот Ирландия, но в период усиления напряженности между Англией и Францией дела пошли не лучшим образом и там. Юстициарий Уильям де Весси, унаследовавший феодальное лордство Килдэр, стал вести себя крайне высокомерно и авторитарно. Это вызвало негодование могущественного Джона Фицтомаса лорда Оффали и главы влиятельной семьи Джералдинов. В Лондон полетело донесение, что Весси пытается организовать заговор против короля и стремится добиться независимости Ирландии от Англии. Весси всё отрицал, и Джон Фицтомас предложил доказать свою правоту в судебном поединке.
Эдуард I не дал состояться бою и отстранил Весси от должности юстициария. Он приказал провести расследование, однако дело выглядело слишком щекотливым, чтобы принимать какие-то жесткие решения. Король предпочел затянуть процесс, сославшись на множество других неотложных и действительно важных проблем.
Франция, Ирландия… Этих двух угроз было вполне достаточно, чтобы держать Эдуарда в напряжении. Но существовала еще и третья проблема, постепенно становившаяся все более и более значимой. Посаженный Эдуардом I на шотландский трон Джон Балиол оказался правителем слабым и недалеким. С одной стороны, он не мог сопротивляться власти английского короля, но с другой — точно так же не мог противостоять давлению собственной знати, часть которой была крайне недовольна подчиненным положением своей страны, выглядевшим со всех сторон крайне унизительным.
Наслаждался властью Балиол недолго. Группа национально ориентированных шотландских баронов вскоре отстранила короля от управления государством. При ее активном участии парламент страны избрал комитет из четырех епископов, четырех графов и четырех лордов, получивший название Совета двенадцати. Этот орган сосредоточил в своих руках всю полноту власти, а король Джон стал всего лишь послушной марионеткой, не способной ни на какие самостоятельные действия.
Первым делом Совет двенадцати постарался максимально испортить отношения с южным соседом. Он отказался признавать законной любую апелляцию к английскому суду по внутришотландским вопросам и приложил все силы, чтобы изгнать из Шотландии и лишить собственности тех магнатов, которые, на взгляд его членов, относились к Англии слишком лояльно. Таких «изменников» набралось немало, ибо, как правило, шотландская знать исторически имела владения в обеих странах. Среди изгнанников оказался и Роберт Брюс — сын главного соперника Балиола в борьбе за корону, унаследовавший после недавней смерти отца титул лорда Аннандейлского.
Совет двенадцати взял за правило демонстративно не исполнять приказы, приходящие из Лондона и Вестминстера. Вопреки требованию Эдуарда I торговля с Францией не была прервана. Вызов, направленный Джону Балиолу как вассалу английской короны, а также восьми шотландским графам и двенадцати баронам явиться в Портсмут с воинскими отрядами для отправки в Гасконь, был проигнорирован.
Вместо этого Джон Балиол, понуждаемый советниками, согласился на заключение союзного договора с Францией, который был подписан 22 октября 1295 года в Париже. По его условиям Балиол давал обязательство начать войну против Эдуарда I всеми своими силами, чтобы лишить его возможности вторжения на континент. Со своей стороны Филипп IV обещал отвлечь внимание английского короля, если тот решит отомстить Шотландии за неповиновение. Скрепить этот договор должен был брак сына Балиола и племянницы Филиппа IV.
Вот так родился долгосрочный союз, впоследствии получивший название «Старый альянс», который угрожал Англии в течение долгих 265 лет — до 1560 года! И самым неприятным для Эдуарда I было то, что он сам фактически спровоцировал его создание своими действиями по превращению Шотландии в вассальное государство. Более того, только благодаря неустанной борьбе английского короля за единство и целостность Шотландии альянс стал возможен, ибо разделенная на три части страна не представляла бы никакого политического интереса для Франции.
Настроенные против Англии магнаты не позволили Джону Балиолу отложить исполнение обязательств в долгий ящик. Они постарались максимально осложнить жизнь английским торговцам в Берике. Шотландские отряды переходили границу, грабили близлежащие города и деревни, убивали их жителей.
Эдуарду I в очередной раз пришлось спешно переписывать сценарий. При такой опасности с севера гасконские проблемы, к сожалению, вновь отступали на второй план. Простить или проигнорировать измену ближайшего соседа было никак не возможно. В конце ноября 1295 года король созвал очередной парламент. Королевская канцелярия разослала приглашения восьми графам и сорока одному лорду. Их содержание не сильно отличалось от того, что было написано в послании к двоюродному брату Эдуарда I: «Король своему возлюбленному и верному родственнику Эдмунду графу Корнуоллскому — привет. Поскольку мы желаем встретиться и обсудить с вами и с другими магнатами нашего королевства способы противостояния опасностям, которые в эти дни угрожают всему нашему королевству, то мы приказываем и строго предписываем вам, полагаясь на преданность и любовь, которыми вы нам обязаны, лично присутствовать предстоящей зимой в Вестминстере в воскресенье, следующее за праздником святого Мартина{101}, чтобы обсудить, предписать и решить вместе с нами, с прелатами, с прочими магнатами и с другими жителями нашего королевства, как следует устранить подобные угрозы»[113].
Этот парламент получил название Образцового, поскольку считалось, что именно он послужил моделью для всех последующих английских и британских парламентов вплоть до наших дней. Помимо светских лордов для участия в нем были приглашены епископы и аббаты, а также рыцари-представители от графств и лучшие горожане.
До Эдуарда I английские короли вполне обходились Великими советами — совещаниями, на которые приглашались военачальники, светские и духовные магнаты. Никому и в голову не приходила идея сословного представительного собрания — кроме разве что Генри III, который пытался двигаться в этом направлении, но крайне робко. Эдуард первым осознал, что после одобрения важнейших государственных решений всеми сословиями королевства эти решения будут исполняться более добросовестно. При созыве Образцового парламента он ввел схему, ставшую классической: в Вестминстер прибыли лорды, по два рыцаря от каждого графства и по два горожанина от каждого боро. Духовенство было представлено епископами, архидиаконами и деканами, а также прокторами от каждого собора.
Эдуард I произнес перед собравшимися речь, в которой пообещал, что никто не окажется внакладе, если окажет ему финансовую помощь. Он просил проявить национальную солидарность перед лицом общей опасности. К своему удовлетворению король обнаружил, что его подданные дают деньги на шотландскую кампанию куда охотнее, чем на французскую. Если Гасконь была где-то очень далеко от Англии как в прямом, так и в переносном смысле, то Шотландия находилась совсем рядом, можно сказать, под боком.
Король сравнительно легко получил согласие парламента на сбор налога в размере одиннадцатой части имущества магнатов и седьмой части — горожан. Казна пополнилась таким образом на 46 тысяч фунтов. Но духовенство оказалось не столь покладистым, и подстрекал прелатов к сопротивлению новый архиепископ Кентерберийский. С каждым последующим примасом Эдуарду I везло все меньше. Его коронацию проводил Роберт Килуордби, с которым отношения сложились очень добрые. С Джоном Печемом, сменившим Килуордби, у короля постоянно возникали весьма серьезные разногласия. Однако Печем проявил себя мудрым государственным деятелем и дельным советником, что позволяло им каждый раз находить разумные компромиссы и не доводить дело до открытого противостояния светской и духовной властей. Но в 1292 году отошел в мир иной и Джон Печем. На его место папа Целестин V прислал Роберта Уинчелси — архидиакона Эссекса и канцлера Оксфордского университета. Уинчелси был крупным ученым-теологом, обладавшим твердым характером и острым умом. К сожалению, по принятии сана архиепископа Кентерберийского все свои таланты он сразу же направил на противостояние королю буквально во всем.
Именно благодаря влиянию Роберта Уинчелси духовенство не согласилось выделить Эдуарду I больше, чем десятину. Король настаивал на повышении налога, но поколебать прелатов ему не удалось. Впрочем, он и так получил достаточно средств для снаряжения двух армий, которые весной 1296 года должны были действовать и против французов, и против шотландцев.
Оставить страну и отплыть за море лично Эдуард I не мог из-за шотландской угрозы. Поэтому флот из 354 судов, на борту которых разместилось около семи тысяч воинов, отправился в конце января 1296 года под командованием младшего брата короля Эдмунда графа Ланкастерского, едва оправившегося после тяжелой болезни, и Генри де Лейси графа Линкольнского.
К началу марта англичане без особых проблем добрались до Жиронды и высадились на берег возле Бура и Блая. Эта область все еще находилась под контролем Джона де Сент-Джона и стала местом сбора гасконских отрядов. Если двумя годами ранее Жану де Дрё и упомянутому Джону де Сент-Джону какой-то успех на начальном этапе все же сопутствовал, то графы Ланкастерский и Линкольнский столкнулись с хорошо организованным противодействием: французы успели подготовиться к их прибытию. 28 марта англо-гасконская армия попробовала внезапным штурмом захватить Бордо, однако гарнизон был настороже и отбил атаку. Для долговременной и методичной осады у англичан не было осадных машин. Попытка подкупить нескольких видных горожан, чтобы они открыли городские ворота, провалилась. Ни силой, ни хитростью Бордо отвоевать не удалось.