В самом начале шотландской кампании Эдуарда I этот Уоллес вместе с дядей принес клятву верности английскому королю и даже сражался какое-то время на его стороне. Однако весной 1296 года он дезертировал. Говорят, что на него произвели неизгладимое впечатление самоотверженность и храбрость, проявленные Марджори, женой графа Марчского при защите замка Данбар. Кроме того, его глубоко ранило неслыханное унижение, которому подверглась шотландская корона. Он с ужасом смотрел на разорение, чинимое по всей стране англичанами.
Шотландские магнаты, каждый из которых опасался в открытую выступать против английского суверена, с охотой переложили ответственность за судьбу страны на худородного соратника, позволив ему сделать первый, самый опасный шаг к организации восстания. Уильям Уоллес повел свой отряд через всю Шотландию к восточному побережью. Соединившись с отрядом сэра Уильяма Дугласа Смелого, он внезапно спустился с холмов и захватил королевского юстициария Уильяма де Ормсби, когда тот творил суд в Скуне.
Шотландские священнослужители были возмущены чрезвычайным налогообложением еще больше, чем английские прелаты. Поэтому в поддержку мятежников незамедлительно выступил Роберт Уишарт епископ Глазгоский. На сторону повстанцев перешли также Джеймс Стюарт наследственный стюард Шотландии и молодой Роберт Брюс граф Каррикский — внук отвергнутого претендента на шотландский трон. Измена Брюса стала, пожалуй, самым тяжелым разочарованием для Эдуарда I — ведь его отец Роберт лорд Аннандейлский был одним из стойких приверженцев английского короля, поэтому граф Каррикский получил ответственное задание — организацию обороны Карлайла. Теперь этот важный стратегический пункт остался без защиты.
Существует легенда, что возмущенный изменой лорда, которому он так доверял, Эдуард I приказал убить Брюса, но об этом приказе прослышал находившийся в плену у англичан Джон Балиол. Пленник пользовался относительной свободой, поэтому смог послать к графу Каррикскому гонца — по всей вероятности, Уолтера Джонстона, вождя аннандейлского клана Джонстонов и наследственного вассала Брюсов. Опасаясь, что письмо может быть перехвачено англичанами, Балиол пошел на хитрость и отправил адресату шпору, к которой привязал крыло птицы. Роберт Брюс понял намек и перебрался в безопасное место. Когда он стал королем Шотландии, то даровал клану Джонстонов бейдж с изображением крылатой шпоры{111}.
Эдуард I послал на подавление восстания войска, набранные в северных английских графствах, под командованием двух могущественных магнатов — Роберта де Клиффорда, наследственного шерифа Уэстморленда и выездного судьи территорий к северу от Трента, а также Генри де Перси, хранителя Галлоуэя и Эршира. Они без труда привели к повиновению мятежных шотландских лордов, не способных договориться между собой и сдавшихся, как только англичане нагнали их у Эрвина и прижали к побережью Клайдского залива. Единственным условием своей капитуляции лорды поставили, чтобы их не посылали сражаться во Францию.
Генри де Перси доносил королю, что все шотландцы южнее Форта приведены им к покорности. И только Уильям Уоллес со своими людьми скрылся в нехоженых лесах Селкёрка.
Шотландские повстанцы прятались по лесам. Непокорные магнаты выжидали момента, чтобы заставить короля принять их требования. Прелаты надеялись на реванш. Отплывать в такой момент во Францию было очень рискованно. Однако Эдуард I не мог дольше ждать, ибо Гасконь была готова ускользнуть из его рук. Он считал, что шотландцы — по крайней мере, на некоторое время — лишились инициативы, а оппозиционные бароны и священнослужители в Англии не имеют реальной силы для того, чтобы ввергнуть страну в смуту.
Отряды лордов, решивших сопровождать Эдуарда I, прибыли в Лондон. Юный Эдуард Карнарвонский, старший сын и наследник трона, был объявлен регентом на время отсутствия отца. Король назначил регентский совет, призванный помогать королевскому сыну управлять государством. Единственным, кто отказался принимать в нем участие, стал Роберт Уинчелси архиепископ Кентерберийский. Вместо несгибаемого прелата совет возглавил Реджиналд де Грей Уилтонский.
Покинув Лондон, Эдуард I направился к побережью Ла-Манша. 12 августа он остановился в Юдиморе, не дойдя нескольких километров до порта Уинчелси, где армия грузилась на суда. Там король обратился с призывом к своим подданным, опубликовав пространнейший манифест, в котором объяснял все свои непопулярные действия и подчеркивал крайнюю необходимость, их вызвавшую: «Король всегда желает мира, спокойствия и благосостояния всем людям в своем королевстве. В особенности он желает, чтобы после его похода — который он предпринимает во славу Божью, для восстановления своих наследственных прав, утраченных им из-за мошенничества короля Франции, и во имя чести и благополучия его королевства — всё, что нарушает мир и спокойствие его королевства, было бы полностью устранено… Среди статей [„Ремонстраций“] есть перечень обид, которые король нанес своему королевству, о чем он хорошо осведомлен — как, например, о дополнительной помощи, которую он просил у своего народа. Но ему пришлось идти на это из-за войны, которая была развязана против него в Гаскони, Уэльсе и Шотландии, и он не смог бы защитить ни себя, ни свое королевство без помощи своих добрых людей. Он глубоко огорчен тем, что столь их обременил и истощил, потому он умоляет простить его, ибо он ввел налоги не для того, чтобы покупать земли, держания, замки или города, но единственно для того, чтобы защитить себя, их и все королевство. И если Господь позволит ему вернуться из похода, в который он ныне отбывает, то он хотел бы, чтобы все знали: у него есть воля и великое желание исправить это в соответствии с волей Господней и чаяниями его людей так, как должно»[127].
Когда король прибыл в Уинчелси, он получил от баронов казначейства{112} письмо с подробным описанием происшедшего 22 августа вопиющего инцидента. Не дождавшись прямого ответа на свои «Ремонстрации», мятежные графы Норфолкский и Херефордский в сопровождении группы баннеретов и рыцарей в девять часов утра ворвались в казначейство, где выразили свое возмущение по поводу реквизиции шерсти и очередного налога. От имени всех сословий граф Херефордский заявил: «Ничто не ввергает быстрее человека в рабство, чем необходимость платить выкуп за свое собственное имущество или налог, произвольно установленный. И если восьмая часть будет таким порядком собрана, то это может привести к потере наследственных владений нами или нашими наследниками»[128].
Эдуард I отписал 23 августа 1297 года баронам казначейства, что им вменяется в обязанность, невзирая ни на что, продолжать сбор налога и реквизиции шерсти. Что касается высказанных графом Херефордским опасений превратиться в смерда, то королевский ответ на это был весьма ехиден, хотя и имел форму официального документа: «Поскольку они заявили, что сбор [налога] приведет к ограничению прав и потере наследства ими и их наследниками, мы решительно желаем, чтобы вы сообщили всем (и это должно быть объявлено во всех графствах, обложенных налогом в одну восьмую), что если кто-то опасается такого ограничения прав или такой потери наследства, то король с радостью успокоит его своей патентной грамотой, где будет разъяснено, что налогообложение или взимание восьмой части не может привести к ограничению прав или обращению в рабство кого-либо, а также не будет возведено в ранг обычая в будущем»[129].
Несколько дней спустя с Эдуардом I произошел неприятный случай, который некоторые склонны были рассматривать, как знак Божий, ниспосланный в предостережение против похода. Король ехал верхом вдоль крепостных валов нового порта Уинчелси, и вдруг его конь, испугавшись шума быстро вращавшихся крыльев ветряной мельницы, шарахнулся в сторону и прыгнул с четырехметровой насыпи. Эдуард I чудом избежал смерти.
Однако король не придал ни этому случаю, ни демаршу магнатов большого значения. Он был уверен, что ангел-хранитель берег его до сих пор и будет оказывать ему свое покровительство и дальше. Менять свои планы он не собирался. 24 августа ког «Сент-Эдуард», на котором плыл Эдуард I, отчалил от берегов Англии и направился в сопровождении остального флота во Фландрию.
Король был настолько поглощен идеей отвоевания Гаскони, что не уделил должного внимания шотландскому вопросу, необоснованно считая, что его-то уж он решил окончательно. На самом деле деятельность назначенной им местной администрации была далека от совершенства. Джон Уоррен граф Саррейский, наместник Шотландии, был опытным и отважным воином, но ему исполнилось уже 66 лет. Он часто впадал в апатию, ненавидел суровый северный климат и большую часть времени старался проводить в своих йоркширских владениях. В его отсутствие делами заправляли нечистый на руку казначей Хью де Крессингем и педантичный, бесчувственный до жестокости судья Уильям де Ормбси.
Они не принимали никаких мер ни к розыску скрывшихся в лесах Селкёрка мятежников под предводительством Уильяма Уоллеса, ни к поимке хозяйничавших на севере в Стратспее повстанцев Эндрю Морея. Шотландские лорды, повторно признавшие сюзеренитет английского короля в Эрвине, тем не менее практически в открытую поддерживали тесные контакты с Уоллесом, Мореем и сэром Уильямом Дугласом Смелым. К осени 1297 года мятежники установили контроль над Абердином, Инвернессом и Уркартом.
Тут уж нерадивым правителям пришлось перейти к более решительным действиям. Армия, наспех собранная Джоном Уорреном и Хью де Крессингемом, торопилась пересечь залив Ферт-оф-Форт. Оба предводителя не сомневались, что легко разгромят плохо вооруженное и недисциплинированное шотландское войско. Крессингем писал кор