Эдуард I всерьез подумывал о возвращении в Эдинбург, когда разведчики донесли, что Уоллес разбил лагерь в Каллендарском лесу, недалеко от Фолкёрка. Период вынужденного безделья закончился, и в армии быстро восстановилась дисциплина. Король немедленно поднял войско и повел его быстрым маршем навстречу неприятелю. В ту ночь англичане устроились на ночлег около Линлитгоу. Как писал хронист: «И расположились они на отдых прямо на земле, и служили щиты им подушками, а постелью — доспехи»[133]. Эдуард делил со своими солдатами все тяготы похода, за что и поплатился. Королевский конь случайно наступил на хозяина, лежавшего на земле, и сломал ему два ребра.
Неприятная травма причиняла королю сильную боль, однако не заставила его поменять планы. Ранним утром 22 июля, в праздник святой Марии Магдалины, первые лучи солнца пробились, наконец, сквозь окутывавший место ночлега туман. Эдуард I прослушал мессу, которую отслужил князь-епископ Даремский. Затем он проехал во главе своих войск по улицам Линлитгоу, направляясь к Фолкёрку. Шотландцы уже приготовились к обороне и поджидали англичан за небольшим болотом, имея в тылу Каллендарский лес. У Уоллеса было много копейщиков, но всего лишь горстка латников. Он расположил свою пехоту четырьмя шилтронами — плотными круговыми построениями, которые ощетинились четырехметровыми копьями и могли выстоять против страшного удара тяжелой кавалерии. Между шилтронами заняли позиции лучники из Эттрикского леса, а латники выстроились в тылу пехоты. Битва обещала быть жестокой и кровавой.
Эдуард I предполагал атаковать шотландцев с двух сторон, обойдя болото. Однако валлийские лучники, в задачу которых входило засыпать стрелами позиции оборонявшихся, отказались идти вперед. Пока граф Норфолкский, граф Херефордский и граф Линкольнский искали путь в обход болота с запада, князь-епископ Даремский, не дождавшись их, нанес удар с востока. В результате его баталия понесла ощутимые потери, но не отступила и продолжала сражаться.
Наконец, графы нашли путь к врагу и вступили в бой. Подтянулась и валлийская пехота. Шотландская кавалерия бежала с поля боя, даже не попытавшись оказать сопротивление. Эттрикские лучники, оказавшиеся вне защитного строя, были уничтожены латниками. Шилтроны мужественно держались, но в конце концов валлийские лучники, гасконские арбалетчики и метательные машины пробили в их рядах бреши, куда ворвалась кавалерия. Началась резня. Уоллес с горсткой уцелевших воинов отступил в Каллендарский лес. Англичане потеряли в бою некоторое количество пехоты и всего одного рыцаря — Брайана Ле Джея, магистра английского ордена тамплиеров. Потери шотландцев были намного тяжелее.
Исход сражения нанес сильнейший удар по военной репутации Уоллеса, хотя в поражении прежде всего была виновата трусливо бежавшая с поля боя шотландская знать. Но именно ее представители громче всех начали выкрикивать обвинения в адрес хранителя Шотландии. Магнаты, недовольные тем, что высший пост в королевстве захватил человек низкого происхождения, получили удобный повод его сместить и не замедлили им воспользоваться. Обязанности хранителя были поделены между двумя представителями знатнейших родов. Первым стал Роберт Брюс граф Каррикский. Вторым — Джон Рыжий Комин Баденохский, сын Джона Черного Комина, также бывшего среди претендентов на шотландскую корону во время «Великого дела». Джон Рыжий приходился к тому же племянником Джону Балиолу Пустому Табарду. Уильяма Уоллеса, которым еще недавно все так восхищались, бесцеремонно отодвинули в тень, и он вынужден был подчиняться приказам новых хранителей.
Блестящая победа, одержанная Эдуардом I в битве при Фолкёрке, к сожалению, оказалась единственной в этой кампании. Английская армия подошла к Стерлингу, но вся округа вокруг замка была опустошена. Король приказал отойти в Эдинбург, поскольку войско по-прежнему страдало от недостатка провизии, а суда с продовольствием из Ирландии, на которые он надеялся, так и не прибыли. Английские отряды в поисках главарей мятежа прочесали всю низинную Шотландию и предгорья, доходили до Перта и Сент-Эндрюса, но без каких-либо результатов. И Уильям Уоллес, и Роберт Брюс как сквозь землю провалились.
Спустя некоторое время до Эдуарда I дошли слухи, что граф Каррикский поднял восстание на юго-западе страны. Король приказал немедленно выступать, прошел через весь Селкёркский лес и к концу августа вышел в Эр и Галлоуэй, но никого не нашел. Роберт Брюс отступил, не рискуя вступать в открытый бой, и вновь скрылся в неизвестном направлении. Эдуард I занял замок графа-изменника Лохмабен и 8 сентября отошел в Карлайл. Он понимал, что для закрепления победы нужно обязательно продолжать кампанию, но люди были измотаны, начался падеж лошадей. Оправдываясь полным истощением своих солдат, графы Норфолкский и Херефордский попросили освободить их от дальнейшей службы. На самом деле они были возмущены тем, что король нарушил обещание советоваться с ними по всем важным вопросам и единолично распорядился отдать антримскому магнату Томасу Биссету остров Арран.
Король не только разрешил смутьянам отбыть восвояси, но и распустил все остальное войско. Сам же он остался на севере до конца года и отметил Рождество в своих холдернесских владениях. Эти земли, расположенные в Восточном райдинге Йоркшира, перешли к нему, когда в возрасте всего 16 лет скончался бездетный Томас де Форс, последний лорд Холдернесский. Пользуясь случаем, король внимательно осмотрел владения и приказал заново отстроить гавань Уайк на реке Халл.
Только недостаточная лояльность баронов помешала добиться полного триумфа в Шотландской кампании, — считал Эдуард I. Тем не менее верный своим обещаниям, он занялся раздачей шотландских маноров своим вассалам. Богатые угодья были пожалованы Гаю де Бошану графу Уорикскому и сэру Роберту де Тони. Роберт де Клиффорд получил замок Карлаверок. Генри де Лейси граф Линкольнский стал обладателем земель Джеймса Стюарта, включая любимую стюартовскую резиденцию замок Ренфру. Но с определенной долей мстительности в число даров Эдуард включал маноры, по-прежнему находящиеся во власти шотландских лордов. Таким образом, новым хозяевам для вступления в права собственности требовалось сначала выгнать оттуда хозяев старых.
В самом начале 1299 года Эдуард I вернулся в столицу. Практически сразу графы Херефордский и Норфолкский стали одолевать его требованиями подтвердить новые пункты хартий, как было договорено. Король, не желая открыто нарушать данное им слово, прибег к весьма неуклюжей уловке. Он заявил, что даст ответ на следующий день, а сам тут же тайно покинул Лондон. Подобный маневр, естественно, не улучшил его отношений с магнатами. Негодующие графы последовали за своим монархом и вновь напомнили о необходимости выполнять условия соглашения. На это Эдуард I хладнокровно ответил, что покинул Лондон только потому, что того требовало его здоровье, пострадавшее от испорченного городского воздуха. Он велел им вернуться в столицу и обратиться в королевский совет, где их ждет готовый ответ. Графы повиновались, но их негодование перешло в ярость, когда они обнаружили в хартиях помимо оговоренных пунктов еще один, фактически аннулирующий внесенные поправки и сохраняющий все королевские привилегии.
Возмущение лордов с готовностью разделили вечно недовольные лондонцы, и для успокоения умов Эдуарду I пришлось созвать парламент, который собрался в Вестминстере 6 февраля. Король принял почти все пункты новой редакции Лесной хартии, за вычетом тех, которые касались установления границ лесов. Насколько этот шаг был для него болезненным, понять нетрудно. Королевские леса традиционно являлись частью коронных владений и не подпадали под юрисдикцию общих судов — гражданских или церковных. Они предназначались исключительно для отдыха и развлечения короля, а Эдуард I больше всего любил именно такое времяпровождение. Порой он устраивал совершенно грандиозные по масштабам травли. Однажды во время охоты, получившей название Великой, в лесу Инглвуд было загнано и убито двести оленей. Естественно, страстно любя охоту, король всеми силами старался не допустить сокращения площади лесов. Он боролся до последнего, но в конце концов ему пришлось уступить. Эдуард назначил комиссию по установке новых границ лесов, фактически признав законными те расчистки участков под пашню, которые были самовольно сделаны крупными землевладельцами.
После этого конфликт Эдуарда с его баронами вроде бы утих. Насущной проблемой стали переговоры с Францией. Одно дело — заключить перемирие, и совсем другое — договориться об окончательном и прочном мире. На счастье Эдуарда, его континентальный противник также испытывал немалые трудности. Затянувшаяся война с Германией и Нидерландами, пусть и вялотекущая, тяжким бременем ложилась на налоговую систему. Удерживать Гасконь, стремившуюся вернуться под руку английского короля, Филиппу IV становилось с каждым годом все труднее.
В противостояние двух могущественных монархов вмешалась церковь, считавшая своей главной миссией объединение христианского мира. Папа Бонифаций VIII предложил свое посредничество в улаживании конфликта, на что оба короля согласились. Им предстояло разрешить ряд запутанных проблем, среди которых на первом месте стоял вопрос о сущности и границах вассальных обязательств Эдуарда I в качестве герцога Аквитанского по отношению к Филиппу IV. Предметами обсуждения также служили территориальные рубежи Гаскони и ее юрисдикция. Помимо всего прочего, нужно было договориться о компенсации ущерба торговцам и другим гражданским лицам с обеих сторон.
Английские и французские уполномоченные собрались в городе Монтрей-сюр-Мер, который перешел к принцу Эдуарду Карнарвонскому по наследству от его покойной матери Элеоноры, носившей титул графини де Понтье. Переговоры шли под наблюдением папского легата, обо всем докладывавшего в Рим.
Выступавший от лица английского короля опытный гасконский юрист и представитель английского короля в Парижском парламенте Рамон де Ферьер