е представил весьма интересные аргументы по поводу статуса Гаскони. Он заявил, что герцогство являлось вовсе не феодом, как было принято считать, а аллодом. Другими словами, это был не феодально зависимый лен, а свободное держание, над которым его владелец имел полную и неограниченную власть. Но даже если бы Гасконь являлась феодом, продолжал Ферьере, то откровенное пренебрежение обязанностями сеньора лишило Филиппа IV права требовать вассального подчинения от Эдуарда I. Юрист предлагал три варианта решения гасконского вопроса: признание Гаскони свободным и независимым держанием английского короля, лишение французских королей права принимать апелляции от гасконских подданных, передача герцогства Аквитанского римскому папе с последующим получением его Эдуардом I в качестве вассального держания от Святого престола.
Все эти пути были абсолютно неприемлемы для Филиппа IV. В самом деле, ему предлагалось идти на серьезные уступки в то время, когда герцогство фактически находилось у него в руках. На это обратил внимание соперников и сам Бонифаций VIII, не удержавшийся от соблазна едко прокомментировать явную глупость, допущенную англичанами в 1294 году. Папа заявил, что Эдуард I сам виноват в сложившейся ситуации: «Тот, кто однажды владел чем-то и не хочет это потерять, должен быть очень осторожен, если имеет дело с французами. Ибо тот, кто имеет дело с французами, имеет дело с дьяволом»[134].
Финальный вердикт, вынесенный Бонифацием, гласил: в территориальном отношении должно быть восстановлено довоенное статус-кво, а мир между Англией и Францией надлежало скрепить двумя брачными союзами. Первый заключался между Эдуардом I и сестрой Филиппа IV Маргаритой. Второй — между наследником английского трона Эдуардом Карнарвонским и дочерью французского короля Изабеллой. В папском декрете ни словом не упоминалось о союзниках обеих сторон в этом конфликте — Фландрии и Шотландии. Подразумевалось, что Святой престол не заботит их судьба и у обоих королей в отношении их северных соседей руки развязаны. Впрочем, Филипп IV все-таки настоял на том, чтобы пленного Джона Балиола англичане передали папе.
19 июня 1299 года английские и французские уполномоченные подписали соглашение, которое чуть позже было подтверждено Эдуардом I и Филиппом IV. Корабль с принцессой Маргаритой Французской на борту 8 сентября 1299 года вошел в порт Дувра. Эдуард I выехал навстречу невесте, и на следующий день они прибыли в Кентербери. Архиепископ Роберт Уинчелси обвенчал шестидесятилетнего английского короля с двадцатилетней французской принцессой.
Некий священник Лёдвек ван Вельтем оставил рассказ о пире, который последовал за свадебной церемонией. К сожалению, он был только современником этого события, но не очевидцем, поэтому его повествование временами путано, во многом неточно, однако в целом достоверно. И вне всякого сомнения, оно совершенно однозначно свидетельствует, что у Эдуарда I с годами не угасло преклонение перед культом Круглого стола короля Артура. Именно в таком духе король решил провести торжество в Кентербери.
«Во время пира рыцари и оруженосцы воссели за Круглый стол. Согласно обычаю, перед ними была разыграна пьеса о короле Артуре… Из них были избраны лучшие и поименованы в честь тех древних рыцарей, которых называли рыцарями Круглого стола… Король поручил своим оруженосцам ввести в пьесу вставки, отсутствовавшие в тексте, о нанесенных ему некоторыми городами обидах, чтобы взять с избранных рыцарей клятву отомстить им. Составились партии Ланселота, Гавейна, Персиваля, Агравейна, Богорта, Гарета, Лионеля, Мордреда и Кея. О турнире было объявлено по всей Англии, учинилось великое собрание, в том числе присутствовало много дам. На рассвете Круглый стол начался, и вышеупомянутые рыцари одержали верх над своими противниками, за исключением Кея, на которого напали двадцать юношей. Его подпруги были подрезаны — веселия ради, конечно, — и сам он был повержен на землю. Он не пострадал серьезно, и зрители смеялись, видя, что он исполняет свою традиционную роль.
Заявив, что все произошло именно так, как во времена Артура, король отправился с турнирного поля в пиршественный зал и усадил рыцарей, принявших артурианские имена, за стол рядом с собой. После первой перемены блюд паж постучал в окно, призывая к тишине. Король объявил, что перед тем, как внесут следующее блюдо, он должен выслушать важные известия. Оруженосец, весь в крови, въехал в зал, обозвал короля и его придворных трусами и просил Господа уничтожить их, если они не отомстят валлийцам за все то, что он от них вынес. Король и рыцари Круглого стола поклялись сделать так.
После второй перемены блюд воцарилось подобное же ожидание и вновь въехал оруженосец на муле, со связанными руками и ногами. Он осыпал рыцарей насмешками и умолял Ланселота освободить его. Когда его руки были развязаны, он передал Ланселоту письмо от короля Ирлантии, в котором Ланселот объявлялся предателем и ему предлагалось встретиться для поединка на побережье Уэльса. Герой был весьма ошеломлен подобным вызовом, но Гавейн и король пообещали свою помощь.
После третьей перемены блюд и такой же паузы появилась Отвратительная Дама{115} с носом длиной в целый фут и шириной в три дюйма, с ослиными ушами, грязными косами до пояса, зобом на длинной красной шее, двумя зубами с палец длиной, торчащими из кривого рта. Она въехала на тощей хромой кобыле и, конечно же, обратилась к Персивалю, приказав ему отправляться в Лестер и отвоевать замок у его лорда, который постоянно совершал нападения на своих соседей. Она велела Гавейну ехать в Корнуэльж и положить конец раздорам между простолюдинами и лордами. Оба рыцаря согласились на эти приключения, и Отвратительная Дама (которая, как мы знаем, была оруженосцем, загримированным по королевскому приказу) удалилась и избавилась от своего грима.
Затем король провозгласил то, чего его рыцари и не подозревали. Хотя посланники и были частью праздника, но король потребовал от рыцарей исполнить данные ими клятвы. Таким образом, была объявлена реальная кампания против „Корнуэльжа, Уэльса и Ирланта“ и назначена дата ее начала»[135].
Глава третья. Победа над врагами
До поры до времени Эдуард I удовлетворился формальной клятвой французского короля вернуть Англии ее континентальные владения. Впрочем, он знал, что Филипп IV Красивый по обыкновению своему не будет торопиться с выполнением взятых на себя обязательств. Но у Эдуарда была проблема, требовавшая более срочного решения, — незавершенная кампания в Шотландии, которую требовалось незамедлительно возобновить.
Дела у англичан в покоренной было стране шли из рук вон плохо. После отстранения от власти незнатного Уильяма Уоллеса шотландские лорды более охотно стали демонстрировать патриотические настроения, поскольку это теперь не грозило им подчинением худородному выскочке. Их отряды осадили замки, в которых затворились небольшие английские гарнизоны. Карлаверок пал, Лохмабен постоянно подвергался атакам. Около девяноста солдат было блокировано в Стерлинге. Они так страдали от голода, что латники съели своих коней, но в результате все-таки вынуждены были сдаться. На этот раз шотландцы повели себя весьма достойно и отпустили капитулировавший гарнизон на все четыре стороны.
Желание покарать изменников было настолько сильным, что Эдуард I всерьез думал о зимней кампании. Он даже приказал явиться в Йорк баронам с их отрядами, а также объявил сбор феодального ополчения. Советники всячески отговаривали короля от столь опрометчивого шага. Магнаты откровенно саботировали приказ, а из намеченных 16 тысяч пехотинцев в Берик прибыло только 2500 человек, да и те в скором времени дезертировали. Волей-неволей королю пришлось сдержать нетерпение и отложить поход до следующего года.
В марте 1300 года на очередном парламенте в Вестминстере Эдуард I потребовал утверждения налога в одну двадцатую. Лорды, прелаты и рыцари согласились, но взамен королю пришлось даровать им долгожданный новый статут, получивший название Articuli super Cartas (лат. «Дополнительные статьи к хартиям»). Он содержал 20 дополнений к Великой хартии вольностей и Лесной хартии на основании заключения, вынесенного комиссией, годом ранее отправленной на обследование границ лесов.
Сразу же после закрытия парламента Эдуард I в очередной раз начал готовить армию для экспедиции в Шотландию. На этот раз отбывать феодальную службу явились 40 рыцарей и 366 сержантов. Отряды, присланные представителями высшей знати, по весьма приблизительным подсчетам включали более шестидесяти баннеретов. Значительную часть кавалерии обеспечили королевские арендаторы — около 850 латников. Кроме того, в армию входили и наемные войска, получавшие плату за участие в кампании, — феодальная служба, как мы помним, уже не была безальтернативной, хотя и не стала еще анахронизмом.
Латников Эдуард I разделил на четыре больших отряда. Первым командовал Генри де Лейси граф Линкольнский, вторым — Джон Уоррен граф Саррейский, третьим — сам король, а четвертый номинально подчинялся наследнику трона Эдуарду Карнарвонскому, фактически же — Джону де Сент-Джону. Отряды состояли из 15–20 баннеретов, каждый из которых вел за собой 10–15 рыцарей, оруженосцев и сержантов.
Пехота была завербована специальными уполномоченными в Ноттингемшире, Дербишире и четырех северных графствах. Всего пеших воинов собралось около девяти тысяч человек, причем все они являлись исключительно англичанами. Валлийцев на этот раз Эдуард I решил к походу не привлекать, памятуя об их недисциплинированности и пьянстве во время прошлой кампании. Пехотинцы были разделены на двадцатки и сотни, которыми командовали конные сержанты. Заранее позаботился Эдуард и о продовольствии. В Берик должны были поступить 7000 четвертей{116}