пшеницы, 8000 четвертей овса, 4300 четвертей солода и 1000 четвертей бобов и гороха. В Карлайл планировалось поставить 3000 четвертей пшеницы, 2000 четвертей овса и 300 больших бочек вина.
Направляясь к армии, которая сосредотачивалась в Карлайле, Эдуард I по пути остановился в Бери-Сент-Эдмундсе, где вознес молитвы за успех экспедиции и оделил монахов богатыми дарами. Там к королю присоединился его старший сын Эдуард Карнарвонский, до сих пор не участвовавший ни в одном из военных походов.
В свои 16 лет наследник трона Эдуард Карнарвонский производил впечатление человека легкомысленного и эмоционально неуравновешенного. Он испытывал отвращение к любым походным трудностям, предпочитая подолгу нежиться в постели. Отец с детства безуспешно пытался привить принцу тягу к военному делу. Король даже игрушки маленькому Эдуарду дарил со смыслом — в частности, игрушечный замок и миниатюрные осадные орудия в наборе к нему. Эдуард I приставлял к сыну воспитателей, искусных в государственных и военных делах, и требовал от него максимального прилежания в учебе.
Но все усилия короля пропадали втуне. Наследник трона получал удовольствие исключительно от сугубо мирных занятий, недостойных правителя государства, — по крайней мере, так считал его отец. Увлечение спортивными состязаниями — скачками, греблей, плаванием или борьбой — еще куда ни шло. Однако принц Эдуард много времени посвящал кровельному и кузнечному делу, и это не на шутку раздражало короля.
В отличие от отца, который вел в быту себя весьма скромно, сын носил роскошные одежды и повсюду возил с собой генуэзских скрипачей и ручного льва. Эдуард Карнарвонский обожал участвовать в театральных представлениях и играть на барабанах. Он пристрастился к азартным играм и порой проигрывал больше, чем мог заплатить, занимая деньги у собственных слуг, чтобы вернуть долги.
Златовласый юный гигант совершенно не интересовался вопросами государственного управления. Его товарищами были садовники, конюхи, ремесленники, кузнецы, лодочники, шуты, фокусники, актеры и певцы. По представлениям того времени подобное поведение представителя высшей знати не могло считаться нормальным, и Эдуард I попытался подобрать сыну более приличное общество.
В самом начале 1300 года в Англию приехал гасконский сеньор Арно де Гавестон со своим сыном Пьером. Когда-то богатый землевладелец, он разорился на тяжбе за наследство покойной супруги и прибыл к английскому двору, чтобы поправить свои дела. Пьер де Гавестон (или Пирс, как его называли англичане) получил хорошее воспитание, обладал приятными манерами, был изящен и умен, храбр, прекрасно владел оружием. Однако положительные качества в нем перевешивались неутолимой жадностью, амбициозностью, хвастливостью и неосмотрительностью.
К сожалению, этих негативных качеств не разглядел в юноше Эдуард I, когда определял его в свиту своего непутевого отпрыска. Он надеялся, что дружба с таким блестящим молодым человеком благотворно скажется на характере наследника трона. Но здесь король жестоко просчитался. Был Пьер Гавестон любовником Эдуарда Карнарвонского или же это досужие домыслы более поздних времен — сказать сложно. Но не подлежит никакому сомнению, что гасконец быстро приобрел неограниченное влияние на принца, чья чрезмерная привязанность к его особе вскружила ему голову. Гавестон видел в Эдуарде неиссякаемый источник всевозможных благ и надежную защиту от тех, кому Пьер успел досадить своей наглостью и дерзостью.
Эдуард I вместе с сыном выехали в Карлайл к месту сбора армии. Вместе с ними отправилась и юная королева Маргарита. Она сопровождала мужа до самого Северного Йоркшира, но там ее путешествию пришел конец. В маноре Бразертон 1 июня 1300 года, ровно через девять месяцев после свадьбы она родила сына, которого назвали Томасом в честь святого Томаса Бекета. Этому святому Маргарита постоянно молилась о счастливом разрешении от бремени. Королева обожала драгоценности, внимательно следила за малейшими изменениями моды. Поэтому и Томаса Бразертонского буквально с пеленок одевали в шикарные наряды. Он спал в колыбельке, задрапированной алыми и синими шелками. К нему был приставлен целый штат слуг — несколько десятков человек.
Оставив Маргариту с младенцем в Бразертоне, два Эдуарда продолжили свой путь в Карлайл, куда прибыли 25 июня 1300 года. Армия была расквартирована в самом городе, а в 25 километрах от него, в заливе Солуэй стоял наготове флот из пятидесяти восьми судов.
Войско двинулось в поход 4 июля. Его целью король избрал Галлоуэй, где сосредоточились основные силы мятежников. Погода была отвратительной — дождь лил не переставая. Местные жители, едва завидев на горизонте армию Эдуарда I, покидали свои дома и угоняли скот в горы. Тем не менее даже лишенные возможности «кормиться с земли» англичане без особого труда захватили Экклфехан и Лохмабен. Затем они повернули в Дамфрис, дошли до устья реки Нит и обложили замок Карлаверок. Осада затянулась на неделю лишь потому, что король не желал зря губить жизни своих солдат и ждал прибытия осадных орудий. Как только они были пущены в действие, крепость пала. Это случилось 15 июля.
События вокруг взятия города легли в основу известной поэмы «Осада Карлаверока», написанной безымянным очевидцем на французском языке. В ней скрупулезно перечислены все рыцари, принявшие участие в осаде, описаны их роскошные наряды из богато расшитых тканей, великолепные баннеры и пенноны на копьях. В поэме дана детальная картина английского лагеря, в котором было разбито множество великолепных шатров — и белых, и цветных. Земляные полы в них устилались свежими, только что сорванными цветами. Те, кто не мог себе позволить такое дорогое удовольствие, как шатер, наспех возводили временные хижины, для постройки которых были вырублены все окрестные деревья.
Как поступил Эдуард I с пленниками, достоверно неизвестно. По этому поводу существуют две полярные точки зрения современных ему хронистов. Монах-августинец из Ланеркостского приорства, что расположено в каких-то 60 километрах от места действия, писал следующее: «Также взял он замок Карлаверок, который отдал сэру Роберту де Клиффорду, и приказал он многих из тех, кто находился в замке, повесить»[136]. А вот автор упоминавшейся уже поэмы «Осада Карлаверока» свидетельствовал о прямо противоположном: «И вот число тех, кто вышел из него (замка. — В. У.) — разного достоинства и ранга шестьдесят человек. И на них взирали с удивлением, но все они были взяты под охрану и защиту, пока король не приказал сохранить им члены и жизнь и одарил каждого из них новой одеждой»[137]. Впрочем, в финансовых отчетах королевского гардероба следов такой щедрости отыскать не удалось.
Из Карлаверока армия двинулась на запад. Неожиданно в расположение войска прибыло шотландское посольство, которое совершенно несообразно с текущей ситуацией потребовало от Эдуарда I не только освободить Джона Балиола, но и вернуть отобранные у шотландских лордов земли. Естественно, король даже не соизволил дать ответ на столь дерзкие претензии. У Туайнема передовой английский отряд неожиданно наткнулся на шотландцев. Преодолев первоначальное замешательство, англичане вскоре перешли в контр-атаку, обратили врага в бегство и даже захватили в плен сэра Роберта Кейта, наследственного маршала Шотландии.
К эстуарию реки Кри армия Эдуарда I вышла 8 августа. На другом берегу стояло шотландское войско под командованием Джона Комина мормэра Бахэна и его двоюродного брата Джона Рыжего Комина Баденохского. Во время отлива часть английских лучников переправилась на противоположный берег и атаковала врага. За лучниками реку форсировали баталии Эдуарда I и графа Саррейского. Шотландцы, выстроившись в боевые порядки, некоторое время успешно сопротивлялись напору англичан. Однако удержать позиции им не удалось, и они в беспорядке побежали с поля боя. Армия Коминов была загнана во мхи и болота, но большого урона неприятель не понес — победителям достались главным образом провиант и кое-какая экипировка.
Под непрекращающимся дождем англичане дошли до Уигтона, но этим все их успехи ограничились. Эдуард I принял решение свернуть кампанию и к концу августа вернулся в Карлайл. Он был крайне разочарован результатами экспедиции, поэтому в октябре еще раз попытал счастья в Дамфрисе с сильным мобильным отрядом. Но и от этого предприятия толку было чуть. Приняв очередных шотландских парламентеров, настроенных в этот раз куда более реалистично, король согласился на перемирие до Троицы 1301 года. В ноябре он опять отошел в Карлайл.
Шотландцы, брошенные Францией на произвол судьбы, активно искали союзников по всей Европе. Судьба им улыбнулась — они нашли покровителя гораздо более могущественного, чем могли надеяться. Им стал папа Бонифаций VIII, одержимый идеей установить верховную власть Святого престола над светскими правителями. В то время когда Эдуард I возвращался из Галлоуэя, в расположенное под Дамфрисом цистерцианское Свитхартское аббатство прибыл не кто иной, как Роберт Уинчелси архиепископ Кентерберийский. С собой он вез буллу из Рима, которую принято именовать Scimus fili (лат. «Знаем, сыне»).
В этой булле Шотландия объявлялась папским леном. Папа писал: «Возможно, до сведения Вашего королевского высочества было доведено, что с древних времен королевство Шотландия по праву принадлежало и, как известно, поныне принадлежит Римской церкви и не подчиняется феодально ни королям Английского королевства, ни вам»[138]. С полным сознанием собственной непогрешимости Бонифаций VIII предписывал Эдуарду I немедленно освободить Джона Балиола и других плененных, заключить с Шотландией мир и покинуть ее территорию.
Архиепископ Кентерберийский, с видимым удовольствием исполнявший папское поручение, произнес перед королем цветистую речь, обильно уснащенную цитатами из Священного Писания, и заклинал его подчиниться папе «во имя горы Сион и Иерусалима». На это Эдуард I с гневом ответил: «Клянусь кровью Господней, ради Сиона я не успокоюсь, а ради Иерусалима не смолчу, но буду защищать свое право до тех пор, пока есть сила в членах и