Сэр Томас Брюс, второй брат Роберта I, подвергся такой же жестокой казни, но только в Карлайле. Третий брат Александр вместе с сэром Реджиналдом Кроуфордом и сэром Брайсом Блэром был повешен и обезглавлен. Кристофер Ситон, непосредственный участник убийства Джона Рыжего Комина, распрощался с жизнью в Дамфрисе, а его брат Джон, также замешанный в этом малопочтенном деянии, — в Ньюкасле-апон-Тайне.
Женщинам Эдуард I сохранил жизнь. Мэри, сестра Брюса, и Изабель Макдафф были посажены в деревянные клетки, установленные на стенах замков Роксборо и Берик. Правда, их вдоволь обеспечивали едой, напитками и всем необходимым, а клетки были даже оборудованы уборными. Сверх того, узилище Изабели венчала корона в напоминание о том, что она присвоила себе право коронации. Обслуживали пленниц исключительно англичанки — лицам шотландского происхождения приближаться к ним было запрещено под страхом смерти.
Элизабет, супруге Роберта Брюса, повезло несколько больше, чем ее подругам по несчастью. Она была дочерью влиятельного ирландского магната Ричарда де Бурга графа Ольстерского, который являлся другом Эдуарда I и участником многих его военных кампаний. Поэтому король удовольствовался тем, что отправил ее под строгий домашний арест в Бёртсвик — деревеньку недалеко от Халла. Он даже приказал выделить ей штат слуг. Марджери, двенадцатилетняя дочь Брюса, была приговорена к заточению в лондонском Тауэре, но Эдуард I настоял на смягчении приговора, учитывая ее возраст. Она, как и ее тетка Кристина, отправилась замаливать грехи в монастырь.
Современники отнюдь не считали, что король чересчур жестоко обошелся с высокородными дамами. Напротив, им казалось, что он проявил определенный гуманизм. На их взгляд, смертной казни заслуживала как минимум одна из пленниц — а именно, Изабель Макдафф, однозначно повинная в государственной измене. Раз она возмутительным образом присвоила себе право на исполнение сугубо мужской роли, то и наказание должна была понести такое, какое полагалось мужчине, считали английские лорды.
Что касается Роберта Брюса, то такие мелочи, как судьбы доверившихся ему людей, не лишили его душевного равновесия — к гибели своих сторонников он всегда относился на удивление легко.
Очередной триумф Эдуарда I был омрачен безответственным поведением сына. Принц Уэльский не соизволил остаться в Шотландии, а вместе с ним без разрешения покинули армию Пьер де Гавестон и 21 рыцарь свиты. Все они решили отправиться за границу для участия в турнире, не испросив предварительно разрешения короля и понадеявшись на защиту, которую им гарантировал Эдуард Карнарвонский.
Возмущенный король приказал конфисковать земли дезертиров — по-другому сложно назвать воинов, покидающих место боевых действий, — а их самих арестовать. Лишь заступничество королевы Маргариты смягчило его сердце. Он простил сына и его свиту, а также отменил наложенные на них наказания. Более того, Эдуард I распорядился даже начать подготовку к собственному турниру, который планировалось провести в Уарке-апон-Туиде на шотландской границе. Впрочем, по зрелому размышлению король решил отложить это мероприятие, поскольку у него имелись и более серьезные дела.
Предполагалось, что зимовать он будет в цистерцианском аббатстве Холмкалтрем, но болезнь не позволила ему совершить запланированный переезд. Эдуард I остался до весны в Лейнеркосте. Чтобы сделать пребывание короля в монастыре более комфортным, над палатами, занимаемыми им и его супругой, потрудились плотники, вставившие стеклянные окна, а каменщики сложили камины. Для королевской свиты в окрестных деревнях были закуплены волы и свиньи. Из Ньюкасла-апон-Тайна пришел обоз с вином, из Йорка — со специями и воском.
Эдуарда I продолжала мучить болезнь, от которой он принимал множество лекарств, в том числе и весьма экзотических. В списке препаратов, составленном его лекарями, был то ли электуарий, то ли кордиал, для изготовления которого требовались янтарь, камень гиацинт, мускус, жемчуг, золото и серебро. Также в этом списке находились сахарные розетки из жемчуга и кораллов. Король пил дамасскую розовую воду и гранатовое вино, регулярно принимал травяные ванны.
Установить точный характер болезни Эдуарда I не представляется возможным, но у него явно были серьезные проблемы с ногами, поскольку лекари регулярно изготовляли для них специальную мазь и заставляли его носить кожаные лосины. Шея у короля также временами сильно болела, и на нее даже приходилось накладывать гипс. В общем, от чего бы ни страдал Эдуард I, это был затяжной и выматывающий недуг.
С приходом весны здоровье короля несколько улучшилось. Он почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы перебраться в Карлайл и присутствовать на сессии парламента, который с учетом недомогания Эдуарда I решено было собрать тут. Слишком активная деятельность легата Гийома де Теста по сбору средств в папскую казну переполнила чашу терпения лордов, рыцарей и горожан. Они принесли королю жалобу на притеснения, учиняемые Святым престолом всем добрым людям королевства, ведущие к упадку веры, обнищанию народа и нарушению законов страны. Эдуард I согласился с ними и одобрил антипапский по духу закон, получивший название Карлайлского статута. Английским церковным организациям отныне запрещалось отправлять любые налоги или сборы за пределы королевства, в том числе и вышестоящим духовным чинам.
Эдуард Карнарвонский попытался воспользоваться сессией парламента в своих личных интересах, а точнее, в интересах своего фаворита. Он заявил отцу, что хотел бы передать Пьеру де Гавестону полученное по наследству от матери графство Понтье, и потребовал от короля вынести этот вопрос на суд парламента, чтобы получить одобрение лордов королевства. Но разъяренный Эдуард I, несмотря на болезненную слабость, вышвырнул наглеца из своих покоев, при этом выдрав у сына изрядный клок волос. Гавестону он приказал до 30 апреля покинуть английскую землю и отбыть в Гасконь. Расстроенный принц проводил своего любимца до корабля, одарив его напоследок конями, роскошными одеждами и передав 260 фунтов на дорожные расходы.
Избежать плена и казни удалось лишь жалкому числу вождей шотландских мятежников. Напуганные близким присутствием страшного и безжалостного врага, они все-таки пытались огрызаться. В марте Джеймс Черный Дуглас, скрывавшийся в лесах Селкёрка, неожиданно отбил у англичан свой собственный замок Дуглас. Некий Томас Диксон, бывший арендатор его отца, укрыл сэра Джеймса с небольшим отрядом неподалеку от местной церкви. Утром 19 марта, в Вербное воскресенье, когда гарнизон вышел из замка, чтобы отстоять мессу, Черный Дуглас неожиданно атаковал из засады ничего не подозревавших англичан. Часть солдат была убита на месте, часть попала в плен. Захваченных врагов сэр Джеймс приказал отвести в погреба замка и там обезглавить. Пустые винные бочки послужили топливом для костра, в который шотландцы бросали тела врагов. Местные жители с тех пор называли замок не иначе как «Кладовая Дугласа».
Роберт Брюс перебрался с острова Ратлин в Шотландию и по мере сил пытался досаждать англичанам. Впрочем, это получалось у него не очень удачно. Эдуард I с нетерпением ожидал вестей о поимке шотландского короля. В апреле английская армия действительно окружила войско Брюса в Галлоуэе, заперев его в горной долине Глен-Трол. Казалось, Роберт попал в ловушку, откуда ему не суждено было выбраться. Однако он каким-то чудом сумел с небольшим отрядом прорвать кольцо окружения и вновь исчезнуть, оставив врагам в качестве трофея свой личный баннер.
Месяц спустя, 10 мая Брюс атаковал небольшое войско наместника Эмера де Валанса у Лаудона, что в Эршире. Он одержал победу, выстроив свое войско в хорошо знакомый ему боевой порядок — шилтронами. Три дня спустя шотландский король напал на отряд сэра Ральфа де Монтермера, именовавшегося графом Глостерским, и вынудил его отступить в Эрский замок. Однако вовремя подоспевшие из Карлайла подкрепления вынудили Брюса вновь бежать в леса и болота.
Все эти малозначительные стычки не имели никакого значения ни в тактическом, ни в стратегическом плане. Однако они порядком нервировали Эдуарда I и в то же время вызывали неумеренный восторг среди сторонников независимости Шотландии, которые готовы были считать их полноценными победами и возносить неоправданно высоко полководческий талант Роберта Брюса. Один из шотландских лордов, сохранявших преданность Эдуарду I — по всей видимости, Александр де Абернети, — подробно докладывал в своем письме от 15 мая 1307 года из Форфара английскому королю о слухах, получивших распространение в некоторых областях страны: «Я слышал, что… он (Брюс. — В. У.) имеет право, что Господь открыто за него, поскольку он уничтожил власть короля как над англичанами, так и над шотландцами, и английская армия отступает в свою страну, чтобы уже не вернуться»[157].
Фальшивые проповедники, во множестве объявившиеся в Шотландии, подделывались под священнослужителей и объявляли сопротивление Эдуарду I чуть ли не христианским долгом каждого, одновременно апеллируя к авторитету Мерлина, что Абернети также отразил в своем письме: «И эти проповедники говорили людям, что они нашли пророчество Мерлина о том, как после того, как умрет Le Roi Coueytous{127}, шотландцы и бритты объединятся, и получат полную власть, и будут жить в мире до скончания веков»[158].
Эдуард I готов был доказать сторонникам Брюса, что они сильно заблуждаются насчет «прав» шотландского короля, равно как и развеять их иллюзии по поводу бегства английской армии. На Троицу он устроил смотр своим войскам в Карлайле. Однако болезнь не желала отступать, и королевский врач Питер по прозвищу Хирург был отряжен в Йорк для пополнения запаса лекарств.