правится в свой город, чтобы спросить мнение горожан, и чего пожелает наибольшая часть фламандцев, с тем мы и будем согласны. Через месяц, ваше величество, мы снова приедем сюда; гарантируем, что наше возвращение принесет вам большую радость.
— Да будет так, — ответил король. — Еще месяц я могу подождать.
Советники ушли, а Якоб ван Артевелде остался с королем. Якоба все больше охватывала тревога.
— Ну? Что вы на это скажете, приятель? — спросил Эдуард бывшего пивовара. — И не возникли ли теперь у вас опасения, что вы напрасно вызвали меня сюда?
— Что вы! Помилуйте, ваше величество! Мне неизвестно, о чем будете сожалеть вы, но я, помимо многих других причин, предпочел бы, особенно сейчас, носить костюм короля Англии, а не свою одежду.
— Вы не честолюбивы, метр, — шутливо ответил Эдуард III. — Значит, все, что говорят, правда?
— Что же говорят, ваше величество?
— Говорят, что сегодня Якоб ван Артевелде уже не так любим народом и не столь влиятелен, как раньше.
— О Боже мой, почему же?
— Метра Артевелде обвиняют в том, что он исподволь лишил власти своего законного сюзерена, графа Людовика; наверное, это не имело бы никакого значения, если бы метр Жакмар не наложил свою лапу на казну Фландрии и безотчетно не тратил ее, а сие уже позволяет предположить, что деньги пошли совсем не на те цели, на какие предназначались. Отсюда следует, что сейчас, может быть, против метра Якоба ван Артевелде замышляют заговор так, словно Артевелде — законный монарх.
— Замышляют заговор? — невольно побледнев, спросил Якоб.
— Так говорят.
— И кто это говорит, ваше величество?
— Ветер, дующий из Гента.
— Ваше величество, у вас был ткач Дени.
— Может быть.
— Этот человек, ваше величество, вас предаст.
— А кто вам сказал, метр, что я встречался с ним? И, если даже я встречался с ним, кто вам сказал, что я ему доверяю?
— Значит, ваше величество, нужно, чтобы вы помогли мне расстроить его козни и привести принца Уэльского к победе.
— Лишь ради этого я и приехал, но, по правде говоря, очень боюсь, что напрасно доставил себе лишние хлопоты.
— Не напрасно, ваше величество. Вы добьетесь успеха, если изволите прийти мне на помощь.
— Что необходимо сделать?
— Необходимо, ваше величество, дать мне четыре сотни солдат, чтобы облегчить осуществление ваших планов и схватить наших врагов, ибо их у нас немало.
— И тем самым усилить охрану Якоба ван Артевелде?
— Помилуйте! Ваше величество, охраняя Артевелде, вы защищаете союзника и отстаиваете ваши притязания на Фландрию.
— Правильно. Ну что ж, я дам вам четыре сотни солдат!
— Ночью я впущу их в Рент, и, если после возвращения советников события примут нежелательный для нас оборот, мы ускорим ход событий.
— Довод убедительный, метр, и в этом случае умный советчик уступит место человеку действия, — сказал король, казалось не слишком веривший в мужество своего приятеля.
— Да, ваше величество.
— Прекрасно! Начиная с сегодняшнего вечера четыреста солдат — в вашем распоряжении.
— И сегодня же ночью, ваше величество, они вступят в Гент.
— Как бы там ни было, метр, я нахожусь здесь для того, чтобы защищать вас, — прибавил Эдуард, — и, если вас убьют, я отомщу за вас, обещаю вам.
Сказав это, король сердечно протянул эшевену руку.
Но при слове «убьют» Артевелде снова побледнел и его рука дрогнула в королевской ладони.
«Значит, я не ошибся, — подумал Эдуард, — этот человек боится».
— Мне пришла в голову одна мысль, — громко сказал король.
— О чем, ваше величество?
— Добавить еще сто человек к тем четырем сотням, ибо считаю, что вам не повредит больше охраны.
Артевелде не смог сдержать себя и поцеловал королю руку.
— Ох, бедный мой сын, если вам когда-нибудь доведется с помощью метра Жакмара стать повелителем Фландрии, меня это очень удивит, — пробормотал Эдуард, покидая Артевелде.
Вечером Артевелде вместе с отрядом, который дал ему Эдуард, высадился на берег, а ночью впустил солдат в Гент.
Но в то мгновение, когда он входил в городские ворота, в тень скользнул человек, заметивший Артевелде.
Это был Гергард Дени, знавший, что Артевелде вернулся отдельно от советников и, опасаясь какой-нибудь неожиданности, давно подкарауливал пивовара.
XIII
Пятьсот солдат Эдуарда вошли в город; Артевелде, успокоенный королем, вернулся в свой дом.
Однако на другой день город проснулся в волнении.
С утра богатых и бедных созвали на рыночную площадь, и советник, что вчера говорил на борту «Екатерины», излагая Эдуарду меры, какие тот должен принять для успеха его замыслов, обратился к народу с речью, выдержанной в том же духе, объявив, что король Англии привез с собой принца Уэльского, кому Артевелде обещал отдать Фландрию.
Это вызвало всеобщее негодование, и собравшиеся на площади жители Гента закричали, что они не отрекутся от своего законного сюзерена ради сына Эдуарда III.
Произошло то, о чем накануне Гергард Дени предупреждал короля.
Поэтому мы не должны удивляться, увидев в толпе ткача, изо всех сил подогревавшего возникший раздор, тоже обратившись к народу с речью.
— Смиритесь с этим сразу, друзья мои, — посоветовал он, — ибо потом вам все равно придется покориться.
— На что вы намекаете? — кричали из толпы.
— Я хочу сказать, что Артевелде сильнее всех, и на этот раз, как всегда, навяжет вам свою волю.
— Нет, нет!
— Он предвидел мятеж и принял свои меры предосторожности.
— Что он сделал?
— Он попросил у короля Англии отряд в тысячу солдат, отличных лучников; сегодня ночью они вступили в город, чтобы всеми средствами поддержать притязания короля и Жакмара.
Как видим, Гергард солгал, прибавив к отряду еще полтысячи солдат, но это сущий пустяк, когда дело идет о том, чтобы убедить других в своей правоте.
Собравшиеся на площади словно застыли от изумления.
— Но это еще не все, — продолжал Гергард. — Артевелде совершенно не бережет казну Фландрии и распоряжается ею как король.
— Смерть предателю! — закричали со всех сторон.
Гергард хотел продолжить свою речь, но его голос вскоре потонул в криках черни, требовавшей головы пивовара.
— Пошли к его дому! — вопили эти бешеные, хлынувшие, словно волна, к особняку Жакмара.
Когда Артевелде услышал этот ропот, сначала приглушенный, будто гул отдаленного урагана, а потом громкий, как раскат приближающегося грома, ему стало страшно.
Он приказал закрыть и забаррикадировать двери и окна.
Медлить было нельзя.
Едва слуги выполнили приказ хозяина, как особняк уже окружило простонародье.
Но дом хорошо охранялся.
В нем находилось почти полторы сотни людей, стойко его защищавших, но напоминавших тех галлов, что метали свои стрелы против молнии; хотя каждый их выстрел разил врага, прилив становился все мощнее, и, казалось, людские волны накатываются одна за другой.
Артевелде понял, что долго не продержится и, если в особняк ворвется толпа, его безжалостно прикончат.
Ему пришлось призвать на помощь всю прежнюю хитрость, но в эти минуты страх подавлял его, и, вместо того чтобы держать себя как опытный политик, он повел себя как трус.
Поэтому он распахнул окно и показался народу.
Сначала его встретили вопли гнева и призывы к смерти; услышав их, несчастный Жакмар задрожал всем телом; но раздалось несколько голосов, требовавших:
— Он хочет говорить, выслушаем его!
Постепенно восстановилась тишина, в любую секунду готовая прерваться угрозами и свистом.
— Чего вы хотите, добрые люди? — спросил Артевелде. — Кто вас так растревожил? Почему вы относитесь ко мне с такой злобой? Чем я мог вас разгневать? Ответьте мне на эти вопросы, и я сделаю все, что вы пожелаете.
Первая часть жалкой речи Артевелде была встречена общим хохотом и градом камней, но потом, как и за несколько секунд до этого, снова воцарилось молчание.
— Мы хотим, чтобы ты дал отчет о казне Фландрии, которую украл! — крикнул Гергард Дени.
Жакмар узнал голос своего бывшего посла и подумал, что, обратившись к нему напрямую, он получит больше шансов добиться пощады, чем умоляя эту раздраженную и обезумевшую толпу.
— Неужели, мой добрый Гергард, и ты среди тех, кто желает мне зла? Ты ведь знаешь меня, скажи им, что я не сделал ничего, чтобы вызвать гнев народа.
— Ты растратил казну.
— Да, да! — донеслось из толпы.
— Друзья, добрые друзья мои, — кричал Артевелде сдавленным от страха голосом, — ступайте по домам и приходите завтра утром, если захотите, на рассвете, и я дам вам полный отчет.
— Сейчас же! Сейчас же! — заревела толпа.
— Ночью ты сбежишь! — выкрикнул кто-то.
— Или прикажешь тысяче солдат короля Эдуарда перебить нас.
— Король Эдуард не давал мне тысячу солдат.
— Лжешь! — крикнул Гергард.
— Он дал мне всего пятьсот, — со слезами на глазах ответил Якоб.
— Он признался в измене! Признался! — завопили осаждающие особняк.
— Я выгоню их, — пообещал Жакмар.
Но никто не расслышал этих слов, ибо людская лавина снова обрушилась на двери особняка и зазвенели разбитые камнями стекла.
Тут бывший пивовар рухнул на колени и, рыдая, воскликнул:
— Господа, ведь вы сами выбрали меня! Когда-то вы поклялись, что будете охранять и защищать меня от всех врагов, а сегодня хотите убить без всякого повода. Вам легко это сделать, ведь я один, а вас много, я беззащитен. Но задумайтесь о том добре, что я вам сделал и еще смогу сделать.
Постепенно вновь установилась тишина.
— Спускайтесь, сходите вниз, — кричали ему с площади, — ведь вы стоите очень высоко, а мы хотим вас слышать! Мы желаем знать, что стало с казной Фландрии: вы слишком долго ею распоряжались, никому не давая отчета. Спускайтесь, спускайтесь!
— Иду, — ответил Артевелде и закрыл окно.
Но, похоже, что отчет, который он должен был представить толпе, был весьма запутанным, и посему Артевелде предпочел не доверяться превратностям споров с толпой и решил бежать через черный ход, чтобы укрыться в церкви, прилегающей к дому.