сходительным по отношению к восходящей звезде. Однако никакого снисхождения Стрельцов не дождался. Приговор суда от 24 июля был откровенно суров: согласно Указу от 4 января 1949 года «Об усилении уголовной ответственности за изнасилования» осудить Э.А. Стрельцова на 12 лет лишения свободы. Когда этот приговор был оглашен, подсудимый в сердцах заявил: «Предлагали мне остаться во Франции, но я не захотел. А жаль!..».
Сразу после приговора его первая жена подала на развод.
О том, что знаменитый футболист Стрельцов арестован, стало известно москвичам уже на следующий день. Комментариев на этот счёт было огромное количество, но всей правды мы не знаем даже сейчас, по прошествии стольких лет после этих событий.
Как вспоминал друг Эдуарда известный советский боксёр, двукратный чемпион Европы и многократный чемпион СССР Виктор Агеев, в лагеря Стрельцов шёл с поддержкой одного из влиятельных уголовных авторитетов, узнавшего спортсмена в СИЗО – тот написал на зону «маляву», чтобы футболиста не трогали. Осудили Эдуарда Анатольевича по очень плохой для зека статье – за изнасилование, поэтому эта поддержка для него много значила. Агеев говорил, что Стрельцова лагерники однажды сильно избили доской (шрам от этого потом остался на всю жизнь, он виден на портретных фото футболиста) – якобы за то, что спортсмен не принёс им водки после футбольного матча.
Э. Стрельцов в лагере
Хотя и в неволе спортсмен старался поддерживать себя в хорошей физической форме, играл в футбол, делал различные физические упражнения. Одним словом – держал себя в тонусе. На лагере блатным заключенным он не был – Стрельцова задействовали на общих работах, как и остальных зеков, то есть по зоновским понятиям – «мужик» (хорошо работающий осужденный, безобидный человек, – прим. авт.).
В первом лагере в Верхнекамском районе Кировской области (Вятлаг) Стрельцов работал на лесоповале. Работа и условия содержания в те годы были тяжелыми, о чём писал в своих письмах нападающий сборной СССР и московского «Торпедо».
Из письма Эдуарда Стрельцова матери из лагпункта № 1: «Привет из Вятлага. Мама, извини, что так долго не писал. Все это время находился в Кирове на пересылке и думал, куда меня повезут. И вот я приехал в знаменитый Вятлаг. Здесь все связано с лесом, в общем лесоповал. Сейчас, то есть первое время, трудно работать. Грузим и колем дрова. И так за этим занятием целый день. Со школой я распрощался, здесь школа только начальная, до 4-х классов. Приходишь в барак и кроме как спать нечего делать. Да и за день так устанешь, что руки отваливаются. Но это, наверное, без привычки. А как привыкну, будет легче. Клуба нет, кино показывают в столовой. Я тебе просто описал жизнь в этом лагере. И ты за меня не волнуйся, я уже ко всему привык».
Вспоминал начальник конвоя в Вятлаге Иван Александров: «По строгости режима это был все равно что пионерский лагерь. Уголовная мелкота сидела, не особо опасные преступники. Впрочем, и мелкота, объединяясь в лагере в преступные семьи-сообщества, быстро овладевала законами воровского мира.
На пересылке нам обычно поручали отконвоировать партию заключенных. Перед тем я знакомился с их делами. Смотрел в делах – за что эти люди осуждены, совершали побег или склонны к побегу, тогда красная полоса режет диагональю обложку, или отморозки, готовые на любое насилие. Конвой – это как дорога через минное поле – неизвестно где рванет.
Так осенью 1958 года мне впервые попало в руки уголовное дело Стрельцова, а вскоре вывели и его самого во внутренний двор пересыльной тюрьмы. Глазам не поверил: Стрельцов! Много достаточно известных людей перевезли мы в автозаке. Больше всех запомнился именно Эдуард. Как футболист он был нам известен ещё с Олимпийских игр в Мельбурне, и в газетах много разносили и грязью поливали. В вятских зонах его ждали, были уверены, что Стрельцов попадёт именно сюда. Три дороги были из Москвы. В Мордовию, но туда чаще отправляли политических. На Колыму и Чукотку – но это самый отпетый рецидив. Конвои часто сводили меня со Стрельцовым. Потом общались, как старые знакомые. Многое он мне рассказал. Парень был открытый, добрый, истинно русская душа. Наивный. Удивление было в его глазах, когда он вспоминал, как обманул его московский следователь. Уговаривал сознаться в преступлении, которое Стрельцов не совершал. Хорошо подкатился… Подпиши признание и сразу на свободу выйдешь: кто же Стрельцова в тюрьме держать будет, ведь через три дня начинается чемпионат мира в Швеции. За тебя такие люди хлопочут, страшно фамилии их назвать…
И уже в лагере Стрельцов искренне верил, что его невиновность очень скоро кем-то в Москве будет доказана, за ним приедут и освободят. Мне тоже в это хотелось верить. В те первые встречи мы не знали и не могли знать, что у него впереди долгие годы лишения свободы и жестокие схватки за выживание. В первом же лагере на него наехали блатные. Мы, конвойные, защитить Стрельцова не могли: внутри зоны нас нет. В первом лагпункте к Стрельцову поначалу отношение было доброжелательно-снисходительное. И со стороны администрации, и со стороны зеков. Практически никто не принимал всерьёз его приговор по дурной статье. Все знали, как такие статьи делаются. На лесоповал его не отправляли. Работал на разгрузке-погрузке. Конечно, занятие тоже не подарок, но по физическому напряжению с лесоповалом несравнимое. Не бедствовал. Из Москвы к нему приезжали. Часто получал посылки.
Посылки Стрельцову присылали и рабочие ЗИЛа (футболист потом, после отбывания срока, там работал).
Так ли благополучно жил в зоне Стрельцов и откуда брались посылки? Горькую истину знали только в оперчасти лагеря, где снимали копии с его писем. «Особый надзор» – такая команда пришла из Москвы вместе с его зековскими документами. Произошла стычка Стрельцова с малолеткой. По лагерному закону не положено обижать приблатненных малолеток. Из них воры в законе выращивают себе смену. Побитый малолеток теряет свой авторитет, воровскую карьеру. Тень падает и на тех, кто их опекает. Кто бегает с паханом – за того взрослый вор в ответе. Только кровью обидчика можно смыть позор.
Чтобы было понятнее, перескажу один кошмарный эпизод. Играли в карты. Пожилой зек не поладил с заносчивым подростком. Ударил его ногой в грудь. Несильно, скорее демонстративно. «Сявка, не поднимай хвост…» Подросток промолчал. А утром воры сказали ему: если простит обиду, никогда не быть ему вором в законе. На все зоны записки уйдут. Такой обычай. В лагерях всё про всех помнят, до мелочей, до деталей. Блатной подросток взял из тайника штырь, нашёл обидчика и вонзил ему железо прямо в сердце. Потом вернулся в барак, взял уже приготовленные ему на дорогу тысячу рублей и пошёл сдаваться. Он чувствовал себя героем: не уронил воровской чести. А как со Стрельцовым случилось? К нему прицепился малолетка. Прохода не давал.
Какой у Стрельцова был лагерный статус? «Мужик» – хорошо работающий осужденный, безобидный человек. А малолетка блатной, на знаменитом Стрельцове ему в самый раз выщелкнуться, поднять свой авторитет. Въедливый малый, уцепился за чужое слово и раскручивает, выставляя Стрельцова посмешищем перед любопытными зеками. У него была кличка – «Репейник». Малолетка, хоть и восемнадцати не было, ещё тот бугай – не всякие трое взрослых могли с ним справиться. Но и Стрельцов не из тех, кто очень терпеливый. Въехал «Репейнику» по первое число. Той же ночью зона притихла. Раньше обычного прекратились хождения между бараками. Все были в курсе, кроме Стрельцова. Готовился воровской «сходняк».
Из агентурного сообщения в оперчасть колонии: «Отрицаловка собирается на толковище в котельную. Понтуют поставить Стрельцова на куранты».
Поставить на куранты в 1958 году обозначало одно – убить человека. Избили, но не до смерти. Чьё-то слово перевесило. Не исключено, что администрация с неудовольствием отнеслась к такому решению «сходняка». Лагерь был не воровской, «пионерский», сюда переводились перед уходом на пенсию. Ещё неизвестно, как могло обернуться убийство Стрельцова, явно имевшего серьезных друзей в Москве. Всё взвесили в административной зоне. Снова перетолковали между собой блатные. Чем им пригрозили? Отправкой в «сучью» зону. Тот год стал самым памятным после бериевской амнистии 53-го. Большие начальники решили покончить с воровским миром силами самих же заключённых. От брянских лесов до Чукотки в лагерях шла резня. На воровские зоны отправлялись «сучьи» этапы – осужденные, сотрудничающие с администрацией и наоборот.
В три часа ночи Стрельцова разбудили. «Выходи, разговор есть». С верхних нар на него набросили одеяло. Конвоиры отвезли Стрельцова в двенадцатый лагпункт, трагически знаменитый на весь Север. Лечебный. Доктор сказал в морг – значит в морг. За оградой «лечебного» лагеря широко раскинулось безымянное кладбище. На тюремных могилах не ставят крестов. Стрельцов выжил. В лагерный посёлок Лесной он уже не вернулся».
Выписка из истории болезни, 1958 год: «Заключённый Стрельцов поступил в лазарет с множественными ушибами тела. Удары были нанесены в области пояснично-крестового отдела, грудной клетки, головы и рук. Удары наносились твёрдыми предметами, предположительно обрезками железных труб и каблуками сапог. Тело было покрыто ссадинами и кровоподтеками. Отмечены множественные рваные раны на голове и руках».
«Я сам виноват…»
Первые годы своего заключения Стрельцов писал просьбы о пересмотре его дела, снижении срока. Однако все его просьбы оставались без внимания. В конце концов, он и вовсе перестал их писать и просил мать, чтобы она тоже зря не обивала пороги начальственных кабинетов.
Читаем в одном из его писем: «Ещё я могу тебе посоветовать никуда не ходить. Это, по-моему, для тебя будет лучше. А то ты со своим здоровьем доходишься, что ляжешь и не встанешь. А когда я освобожусь, то мне некуда будет ехать, никого у меня не будет…».
И ещё строчки, уже из другого письма: