Эдуард Стрельцов — страница 95 из 96

Сосредоточимся пока на положительных впечатлениях. Всё-таки появляются неоднократно здесь упомянутые книги А. В. Сухомлинова (1998) и Э. Г. Максимовского (2001). Эти две работы принесли огромную пользу. Суть даже не в том, что народ наконец ознакомился с материалами дела, заведённого на него. В данном случае можно говорить об ином: человек и гражданин в самые советские что ни на есть времена поставлен был вровень со всей государственной системой. И если оказалось, что означенная система вынуждена начать действовать против него одного — действовать многообразно и энергично, используя все рычаги и регистры, — то какого же масштаба был этот гражданин и человек? Решения-то принимались на самом высоком уровне.

Да и вообще, стремление обоих авторов пробиться в тот неласковый май 1958 года во многом меняет представление о 90-х годах. Какие же они «лихие», если люди недвусмысленно желают разобраться, понять, оценить? Не рубя притом сплеча.

И надо признать, что расследование прошло спокойно и достаточно объективно (при естественных эмоциональных всплесках — главным образом у Э. Г. Максимовского). Недаром ссылки на обе книги идут во всех дальнейших публикациях (данная работа — не исключение), а также документальных фильмах о Стрельцове.

Так как и А. В. Сухомлинов, и Э. Г. Максимовский чётко подвели нас к выводу: следствие велось ужасно, приговор написан заранее, несправедливость налицо. Дорогого стоят такие выводы.

И, безусловно, огромного уважения заслуживает Э. Г. Максимовский за создание Общественного Стрельцовского комитета, объединившего в своих рядах А. Е. Карпова и П. П. Бородина, А. И. Вольского и Н. П. Симоняна, В. В. Понедельника и М. А. Марова, а также тогдашних губернаторов, глав администраций, докторов самых разнообразных наук, ещё бодрых тогда фронтовиков. Цель: пересмотр дела 1958 года. Да, не удалось того свершить. Пока. Но сам факт создания подобного комитета — явление очень позитивное и многообещающее. Потому крайне неприятно читать об Э. Г. Максимовском нечто вроде: «Писать юрист не умел». Или: «...владение пером не его конёк».

Ведь, в конце концов, М. А. Булгаков об Эдуарде Анатольевиче точно уж не напишет. К тому же деталями уголовного дела (пускай и действительно, окунаясь «в помойку») пользуются все пишущие и снимающие о Стрельцове. И главное: поклонникам большого мастера лучше держаться вместе, а не задевать друг друга без причины.

Телевидение, например, последние лет пятнадцать демонстрирует общий, взвешенный подход. Я не говорю, что надо целиком с тем подходом согласиться, однако то, что он определяет некий рубеж, за который никто уже не уйдёт, — весьма ценно. Образ же, созданный Нариньяни и Шатуновским, навсегда остался на совести авторов тех «клеветонов», как выразился бы автор «Левши» Н. С. Лесков.

(Я больше скажу. Собирая материал для книги, решил найти подлинник статьи С. Д. Нариньяни. В одной крупной московской библиотеке две последние страницы того февральского номера «Комсомольской правды» были аккуратно вырезаны, и с означенным творением ознакомиться не удалось. В бывшей Ленинке — то же самое! После начавшейся среди сотрудниц форменной паники нашёлся, слава богу, резервный экземпляр. И кто же это получается, не хочет или не хотел, дабы люди ознакомились с изначальным вариантом того бессмертного опуса?)

Никто не считает теперь Эдуарда Анатольевича «человеком серым и недалёким». Напротив, недвусмысленно заявлено: мы имели дело с уникальным талантом, футболистом огромного кругозора, которому трудно найти ровню. Если только Пеле! Больше того: фильмы и 2003-го, и 2011 -го и, конечно, 2017 года не ставят под сомнение человеческие качества центрфорварда. Достаточно увидеть, насколько, без преувеличения, тепло, загораясь неким внутренним светом, говорят о нём соратники, те, кто по праву мог назвать его «Эдиком»: А. А. Кавазашвили, Н.П. Симонян, В. М. Шустиков. Выкрики же из подворотни насчёт «барина на поле» остались в нехорошем прошлом.

Вместе с тем: именно из телевизора известный журналист Сергей Медведев озвучил мысль о том, что «дело Стрельцова» никогда пересмотрено не будет, выразив, как мне думается, официальную точку зрения. Хотя в финале как раз той передачи, показанной в 2017 году, и прозвучало: если бы следствие 1958-го продолжилось, то, не исключено, пришло бы к иным выводам (имелась в виду версия, связанная с ролью Караханова). На мой взгляд, есть тут противоречие — причём обнадёживающее.

Что же до общей телевизионной концепции, то она выглядит следующим образом. Одарённый парень (даже, похоже, гений), выросший в забытом богом Подмосковье, случайно (или не совсем — возможны варианты) становится столичным торпедовцем. И — покоряет публику. Подтверждение тому — те же упомянутые выше отклики ветеранов, которые действительно молодеют на глазах, рассказывая о старом товарище.

Далее — обязательно подробно — рассматривается эпизод 25—26 мая 1958 года. Вывод один: получилось некрасиво, но девушка тоже была не права, пить спиртное вредно, а основания для ареста всё-таки имелись. То есть справедливость наказания подчёркивается, хотя следствие велось бездарно и суд смотрелся формальностью — всё равно. Другое дело: приговор излишне жесток (знаменитый адвокат Генри Резник у Сергея Медведева заявил, что нужно было давать срок ниже нижней планки), а парня жалко. Об этом говорят все. Единственное: причины вынесения столь сурового вердикта понимаются телевизионщиками по-разному. Например, замечательный актёр В. Б. Смехов, выступая в роли ведущего в популярном цикле передач «Дело тёмное» на НТВ, отмёл версию об активном участии в деле Е. А. Фурцевой. По мнению создателей того фильма 2011 года, это была «показательная порка» во исполнение очередного постановления, а Эдуард подходил в качестве примерной жертвы практически идеально. Надо сказать, что и в других передачах тема Екатерины Алексеевны не выпячивается. Зато константой проходит сравнение с Пеле. Причём с одними и теми же кадрами бразильца и с одним и тем же его голом — Уэльсу в 58-м. Оптимизм телевизионщиков радует: со Стрельцовым-то мы точно в финале выступали бы, а как же!

Разумеется, и тема «зоны» проходит уважительно, без надрыва и блатной романтики. Хотя я, допустим, не понимаю, почему бы не рассказать о покушении на жизнь футболиста. Да и то, что он, дескать, ничего не умел — несправедливо. Мы и сегодня обязаны помнить: он, выросший без отца, единственным мужчиной в семье, вполне прилично работал руками.

Мысль, высказанная в фильме Виталия Павлова (цикл «Тайны века») 2003 года, резюмирует нынешнее отношение к Стрельцову: футболист, бесспорно, был великий, а человек — такой же, как и мы, обычный. Который совершал ошибки. Опять же — как все.

Та телевизионная работа получилась, кстати, вполне достойной. Но что-то мне всё же не даёт смириться с такой оценкой. Понятие «загадка Стрельцова» стало общим местом. И «загадка» эта, к несчастью, ограничивается перипетиями той печально известной майской ночи. А суть, мне представляется, намного глубже.

Ведь на деле выходит, что к нам приходил уникальный человек, жил рядом с нами, радовал нас талантом, заставлял замолкать, смеяться и плакать. А затем тихо ушёл. И мы не поняли поначалу, почему кричали, рыдали и хохотали. Потом успокоились и пришли к удобному выводу: это, мол, он до нас не дотянулся. И сам во всём и виноват.

Но он же никому не навязывал себя! Не просился в компании, на свадьбы и проводы, проходя по Автозаводской улице. Не ждал, дрожа, «белого танца» — девушки сами выстраивались в очередь. Не хотел ехать в посёлок Правда. И за Марианной Лебедевой не ухаживал, не ходил с букетом вокруг её деревянного дома — это, наоборот, она решилась на отчаянный, менявший, как казалось, всю её жизнь поворот в судьбе.

И после, в колонии, он вновь должен был приспосабливаться к новым общественным запросам — пусть другой, страшной специфики.

Так и дальше по жизни: он постоянно шёл навстречу, был открыт и ясен. А в ответ? А в ответ его постоянно пытались куда-то поместить, определить и кому-то уподобить. И нашёптывалось подспудно: он такой же, как и мы, ничем от нас не отличается. Мог же выпить? Так и у нас «не заржавеет»!

А как же победы на футбольном поле? Так это — дар, талант, так сказать.

Однако возьмём для примера искусство пения. После возрастной мутации голос у юноши или появляется, или пропадает. Как получится. И голосистых молодых людей немало. А Шаляпин один. Ибо к голосу требуются ещё некие трудно определяемые компоненты. Которые идут, видимо, от головы и сердца. Причём футболист куда больше работает со своей командой, нежели певец, пианист, художник или скульптор.

Поэтому отказывать Стрельцову в творческой мощи, непонятном для многих интеллекте — серьёзная ошибка. Ведь если он это всё не формулировал (а с чего бы ему браться не за своё дело), это не значит, что не было напряжённой, непередаваемой работы мозга и души. Что-то похожее на актёрские «рисунки на песке» (снимают на плёнку их редко, как и Эдуарда Анатольевича, впрочем). Однако артист всё-таки выступает с известным текстом, а футболист (если это Стрельцов, естественно) ту пьесу пишет непосредственно во время игры. С черновиками, зачёркиваниями и конечным блистательным вариантом.

Главная неприятность состоит в том, что искусство огромного мастера не стало предметом глубокого изучения. А ведь Эдуард Анатольевич Стрельцов — наше национальное достояние. И где серьёзные профессиональные работы по его творчеству? Я уж не говорю о спецкурсе где-нибудь в Инфизкульте или Высшей школе тренеров. Даже фильма, посвящённого собственно его футболу, нет. Про Пеле, кстати, есть. Мы же вновь — в который уже раз — «ленивы и нелюбопытны». Зато от памятника при стадионе «Торпедо» бдительные дяденьки из охраны отгоняют: запрещено фотографироваться с ним и его фотографировать запрещено. Пусть он уже и в бронзе. Но всё равно навстречу публике идёт. С мячиком. Что-то подсказывает: не разминуться нам. Стрельцов среди и внутри нас. Навсегда. И без охраны.