Под конец его голос звучит громко.
И тут раздается шум: слышны раскаты грома. Должно быть, дух очнулся: заклинание подействовало. И как скоро! Но со стороны дома к скале быстро приближаются люди. Это еще что такое? Отчего они так бегут? Их четверо: старшая сестра Марен, садовник, служанка Лилла, а впереди всех — мать. Она держит в руках плащ, одна светлая коса выбилась у нее из прически и падает на плечо.
— Ты с ума сошел! — кричит она, задыхаясь и укутывая Эдварда плащом. — Ведь ночью здесь был обвал! И ты идешь сюда, и Джон пускает тебя одного! Он будет наказан за это, гадкий мальчишка!
— Подумать только! Душа замирает! — говорит служанка.
Мать несет Эдварда на руках к дому, а за ней идет вся процессия.
— Боже мой! — повторяет мать. — Скала вот-вот упадет в воду, а почва — ведь она вся в трещинах! Какой ужас!
Сестрица Марен не испытывает ничего, кроме любопытства. Она очень довольна происшествием, Эдвард это видит. Но так как она во всем подражает матери, то восклицает, всплеснув руками:
— Какой ужас! И до сих пор не поставлена ограда!
— Радоваться надо, что он жив! — прибавляет садовник.
Вслед раздаются раскаты. Какая жалость! Ясно, что именно теперь дух разговорился! Вот он отвечает Эдварду на все его вопросы. Все время гремит гром. Может быть, тролль начал свою интересную сказку?
Но поздно!
В довершение всего полил сильнейший дождь. Это наслал разгневанный тролль — он не прощает невнимания. Фиорд сделался далеким, туманным. И уже ни о какой невидимой арфе не может быть и речи. Гром заглушает все.
Поставив Эдварда на пороге большой комнаты, мать снимает с него плащ и слегка подталкивает вперед.
Она бледна, у нее дрожат руки.
Неудачно все получилось! Но на окнах новые вышитые гардины, стол празднично убран, в цветах. А посередине стола — пирог с семью свечами. Возле пирога — прислоненная к бутылке вина дощечка, на которой красными красивыми буквами выведено: «15 июня 1850 года».
И потом, ведь день-то еще не кончился. Мало ли что может произойти!
Глава вторая
…То, что в суете сует
Было предано забвенью…
После обеда солнце вновь выглянуло, и все стало как прежде. Но нет, не совсем. В воздухе холодок; ветер то и дело набегает волнами, фиорд покрыт густой рябью, а на небе тоже неспокойно: еще не разошлись тучи. Они уже ничего плохого не предвещают, но все-таки по временам затмевают солнце. А главное, они все время меняют свою форму. Это бывает и при хорошей погоде, но сейчас перемены совершаются быстрее. Облако, которое только что было круглым, пышным и как будто улыбалось в солнечном ободке, вытянулось, потемнело и стало узким и острым. К нему стремится другое, и вот они сливаются. И смотришь — уже высится над головой огнедышащая гора. Она пламенеет, к ней отовсюду плывут тучки, чтобы присоединиться к ней и увеличить ее могущество. Пламенеющая гора растет. Но через минуту она прямо на глазах оседает, и рыхлеет (ведь это не гора, а облако!), и расплывается в бесформенную массу. Она еще огромна и даже красива, но по всему видно, что ей приходит конец.
Эдвард прищуривает глаза. Он уже утомлен немного. Мокрая трава блестит на солнце. У подножия дерева — темно-зеленый мох. Семейство грибов вышло на прогулку, и капельки росы блестят на их шляпках.
…Когда Эдвард снова поднимает глаза к небу, он видит там большую перемену. Небо совершенно чистое. Все тучи, и большие и маленькие, отошли к горизонту, и теперь они напоминают снеговую горную цепь. Там, на краю неба, они выглядят гораздо устойчивее. Удивительно, как тучи похожи на скалы! А все же чувствуется, что они легкие…
В шесть часов приходят гости. При гостях неприлично обнаруживать любопытство и ощупывать свертки, которые они принесли. Поэтому, взяв в руки подарок, Эдвард поворачивает голову далеко вбок и становится похожим на египетского человечка, нарисованного в книжке у Джона: туловище стоит прямо, а голова повернута в профиль. Всем своим видом Эдвард показывает, что подарок его в данную минуту не интересует. Он говорит «спасибо», потому что так принято. Но пальцы невольно нащупывают в большом свертке нечто схожее с парусом корабля. И Эдвард застывает в позе древнего египтянина.
Время идет. Джон, отбывший домашнее наказание (он был заперт в детской), теперь сидит среди гостей и играет на виолончели, а мать аккомпанирует ему. Потом один из гостей спрашивает:
— А как же младший? У него, кажется, тоже есть музыкальные способности?
Эдвард прислушивается к разговору.
— Да, — отвечает мать, — его уже начали учить музыке, но еще ничего определенного нельзя сказать. Слух и память у него отличные, но ведь это бывает у многих детей, а с годами притупляется.
Говорит ли она так для Эдварда или действительно так думает, неизвестно.
Но вот она сама садится играть. В своем белом платье, с золотистыми косами, обвитыми вокруг головы, она прекрасна, как Вигдис, героиня старинной саги. Дом Вигдис был подожжен врагами, людьми чуждого племени, и она спасалась от погони. Ночью, в бурю она мчалась на лыжах среди снегов, а за ее спиной плакал крепко привязанный ребенок. Высоки были сугробы, снег слепил глаза, но она знала каждую тропинку в родном краю, и враги не могли догнать ее.
…Ветер свистит в ушах, завывает буря. То, что играет мать, похоже на ветер, погоню и тревогу. И Эдвард представляет себе, что женщина на лыжах — его мать, Гезина, а ребенок за спиной — он сам. Только он не плачет, нет! Он затаил дыхание, чтобы ни одним звуком не выдать себя и мать. Вот они добегают до какого-то большого дома. Мать громко стучит несколько раз. Дверь отворяется. Это — безопасное убежище. И здесь — окончание музыки…
После чая взрослые разбредаются — кто в кабинет хозяина, кто в бильярдную, кто на берег фиорда погулять, а дети остаются в саду. Самые маленькие, вроде сестренки Эльзи и двоюродной сестры Нины — им по пять лет, — разумеется, только смотрят, как играют старшие дети. Играют в рыбный промысел: закидывают сети и ждут. Вся штука в том, что сети невозможно вытащить — они полны рыбы. Но к берегу приплывает корабль с парусом. Это тот самый корабль, который получен сегодня в подарок. Джон Григ — капитан корабля, а Эдвард — его помощник. Они сзывают своих матросов, и сети вытащены. Рыбаки говорят: «Примите от нас вознаграждение: мы поделимся с вами лучшей, отборнейшей рыбой!» Но капитан Джон и его брат отвечают: «О-ге! Нам не надо рыбы: мы богаты! Но у вас есть сокровище, которое дороже всех рыб на свете: это красавица Гильда. Капитан давно ищет себе жену, а лучшей ему не найти!»
Рыбаки долго совещаются, потом начинают уговаривать красавицу Гильду. Капитан богат, а она? Что ждет ее здесь, в рыбачьем поселке? Что она будет делать всю жизнь? Чинить сети да ждать отца с уловом? А потом — мужа, какого-нибудь бедного рыбака? Да и вернутся ли они? Ведь их провожаешь все равно что на войну!
Гильда согласна. Она садится у кормы, а капитан дает знак к отплытию и достает свою длинную трубку, чтобы закурить на радостях.
… Но пусть он не думает, что красавица Гильда покинула свой родной поселок из-за него! Ничего подобного: она оставила все ради помощника капитана, ради Эдварда! Да, капитан Григ, хоть вы и старше и гораздо богаче брата, а он только в услужении у вас, но зато он храбрее вас, добрее, умеет заклинать троллей и знает много сказок. И, кроме того, сегодня день его рождения! Поэтому красавица Гильда выберет не вас, а его! Сейчас она смело заявит вам об этом, и вам останется только покориться. Мы с ней высадимся на ближайшем острове, а вы останетесь один с вашим богатством. Вот сейчас она скажет вам все!
Но тут происходит заминка. Гильда Сорен, дочь бергенского судьи, нарушает игру и подводит Эдварда самым бессовестным образом. Она не обращает никакого внимания на его знаки. Уже два подходящих острова попались на их пути, а она и не думает высаживаться. И у капитана подозрительно спокойный вид.
Дело в том, что Гильда Сорен уже ходит в школу. Ей минуло восемь лет. А Эдвард пойдет в школу только в будущем году. Кого же она должна предпочесть: малолетнего Эдварда, еще не имеющего собственных учебников, или Джона, который на целых три года старше? Не говоря уж о том, что Джон красив, играет на виолончели и к тому же он капитан! Гильда знает, кого выбрать! А если все остальные сговорились непременно следовать правилам игры, то она не обязана этому подчиняться. Ей хочется играть иначе.
— Но как тебе не стыдно! — говорит ей Иоганнес Дейер. — Ведь сегодня день его рождения!
Это серьезный аргумент. Гильда задумывается. Но хитрый капитан находит великолепные доводы, разбивающие Эдварда в пух и прах. Он вынимает изо рта трубку и, поглаживая бакенбарды, заявляет:
— Ха! День рождения! Ну и хватит с него! Вы только посмотрите: все его поздравляют, дарят ему подарки, и мало этого: мельница ради этого дня дала себе отдых, и болевший бычок выздоровел!
Ах, Джон, какой же ты предатель! Прямо уму непостижимо!
— Но и этого мало! — продолжает Джон. — Даже тролль, который сидел на скале… знаете его?..
— Знаем! Знаем!
— …и тот разогнал своих слуг, чтобы поговорить без помехи с этим счастливчиком Эдвардом. А я, которому так не повезло — ведь мне сегодня вместо солнечной погоды достался дождь и гроза, — я, которого к тому же хотели несправедливо наказать…
— Не хотели, а действительно наказали! Поставили в угол! — крикнул Эдвард.
— …я должен ко всему прочему лишиться моей дорогой невесты! А ведь мой день рождения будет только через одиннадцать месяцев!
— Неправда! — опять крикнул Эдвард. — Он был всего месяц тому назад!
— Ну что ж! Прощай, Гильда! — говорит Джон.
Но Гильда уцепилась за его рукав и повторяет сквозь слезы:
— Нет, нет!
А рыбаки и даже друг Эдварда, Иоганнес Дейер, качают головами и говорят: