Услышав эти слова, сестрица Ми нахмурилась, а потом, пристально глядя на Фэн Чунь, проговорила:
— Слушай, ты, можно сказать, выросла на этой улице. Я раньше думала, что ты у нас тихоня, а ты, оказывается, за словом в карман не лезешь. Неудивительно, что Юань на тебя глаз положил, хотя за ним столько девчонок бегали.
Фэн Чунь наклонила голову и больше не стала сыпать цветастыми фразами. Одета она была просто: в джинсы и черный свитер, на ногах — кроссовки, лицо без косметики, в волосах — несколько высветленных прядей. Женщина тридцати с лишним лет от роду, она выглядела на двадцать пять и напоминала студентку университета. Сестрица Ми никогда не рассматривала Фэн Чунь столь пристально, и сейчас увиденное ей понравилось, так что она готова была согласиться.
Но хотя сестрица Ми и готова была согласиться, она не из тех, кто утаивает правду, поэтому без обиняков заявила:
— Фэн Чунь, давай я сразу скажу тебе кое-что неприятное. Во-первых, зарплата тут куда меньше, чем ты себе представляла, а работа куда утомительнее, так что будь к этому морально готова. Во-вторых, это бизнес, мы работаем за деньги, и значит, у тебя должны глаза блестеть, а руки летать, тебе придется из камня воду выжимать и не трепаться с товарками. Если эти два условия тебе подходят, то попробуй поработать три дня, а если нет, то сразу откажись.
Фэн Чунь тут же ответила:
— Мне подходит!
Прошло три дня. Потом неделя. Сестрица Ми увидела, что Фэн Чунь не просто покладистая, а действительно покладистая. Учитывая ее статус, все знакомые собирались перед дверями и наблюдали за тем, как она чистит обувь. Да, она нанялась в сердцах, но сказать-то легко, а сделать сложнее. Соседи по улице были потрясены и под разными предлогами приходили в лавку, чтобы поглазеть. Родителям Чжоу Юаня словно пощечину влепили, и они уже не могли непринужденно расхаживать туда-сюда. Фэн Чунь сдержала слово — она и правда поступилась собственной гордостью и работала на совесть, хотя и через силу. Если говорить о покладистости Фэн Чунь, то она отличалась от остальных женщин: у тех на устах был мед, а глаза искрились. Глаза Фэн Чунь не искрились, их лишь слегка увлажняли слезы; взгляд ее был ровным, словно ласковое солнце в ясный день, а все, что происходило вокруг, отпечаталось только в ее сердце.
Некоторые чистильщицы, даже проработав три, а то и пять лет, боялись дорогих вещей. В конце концов, эти деревенские женщины перебрались в город всего-то лет десять назад и не разбирались в кожаной обуви. Фэн Чунь по собственной инициативе забирала такие заказы. Обычно, если приходилось чистить кожаные ботинки, то Фэн Чунь управлялась стремительно, весь процесс занимал у нее две-три минуты: смахнуть пыль, нанести крем, отполировать. Потом взять деньги. И проводить клиента. Она понимала, что на быстроту нацелены оба участника процесса. Клиенты усаживаются, вытягивают ноги, достают мобильники и увлеченно отправляют сообщения, а чистильщиц обуви не интересует ничего, кроме полировки ботинок, и они в два счета приводят в порядок «второе лицо человека». Некоторые чистильщицы на прощание говорят клиенту «пока-пока», да еще и по-английски — «ба-а-ай», а Фэн Чунь просто смотрит и многих даже этими словами не удостаивает. Сестрица Ми из-за этого еще больше ценила Фэн Чунь. Чистка обуви — всего лишь бизнес, ни к чему красоваться. Делай свою работу, не поднимая глаз. Фэн Чунь полировала обувь, заодно полируя свою холодную привлекательность. Похоже, в каждой профессии есть свои умельцы. Нет в мире низкой работы, есть лишь низкие люди.
Однако Фэн Чунь не только покладистая — она еще и несколько наивная. Сестрица Ми постепенно прониклась к девушке. С самого начала она и Фэн Чунь понимали истинное положение вещей, и обе считали, что Фэн Чунь проработает дней десять, может, пятнадцать, от силы пару месяцев. Чжоу Юань попробует помириться или не выдержит давления со стороны родителей, явится в лавку и настоит на том, чтобы забрать оттуда жену. Но! Как ни странно, Чжоу Юань так и не показался. А Фэн Чунь продолжила упорно трудиться, продержалась уже три с лишним месяца и не собиралась сдаваться, превратившись в настоящего специалиста. Фэн Чунь никого не упрекала, не проклинала, не обвиняла мужа и, движимая злостью, трудилась в поте лица. Подобного сестрица Ми на своем веку никогда не видала.
— Этих двоих бес попутал… — говорила сестрица Ми, которой оставалось только тайком ругать Чжоу Юаня: — Вот же сопляк, твою мать! Ясно же, что жена уже дошла до ручки, а он не торопится ее забирать! Подулся бы пару дней и все, а этот притворяется, будто ничего знать не знает, и со злости заставляет жену мучиться! Что за мужик?!
Сестрица Ми действительно не могла не ругать Чжоу Юаня, ведь на самом деле в первую же неделю после появления в лавке Фэн Чунь отправила ему сообщение. В ответ — ни звука. Будь Сун Цзянтао жив, он не допустил бы такого беспредела. Да, Сун Цзянтао умер, но сестрица Ми — одна из самых уважаемых жительниц округи. Она, конечно, довольно своеобразная женщина, однако Чжоу Юань слишком непочтителен к старшим. Твою ж мать! Сестрица Ми сердилась, но ей не хотелось препираться с Чжоу Юанем. Так что она просто позволила Фэн Чунь и дальше работать в лавке. Как бы свысока окружающие ни смотрели на лавку сестрицы Ми, она по-прежнему вела дела с гордо поднятой головой. Что ж, Фэн Чунь с ее университетским дипломом нельзя теперь чистить обувь? Ведь бывает же, что выпускники Пекинского университета и университета Цинхуа торгуют свининой на улице. Если Чжоу Юань такой придурок, то пусть его старикам будет стыдно! Так им и надо!
(5)
Проблема в том, что сестрица Ми изначально спокойно сидела у себя в лавке. А вот беда пришла без приглашения.
Прошло двадцать пять минут! Фэн Чунь, разумеется, продолжала чистить ботинки. Она слишком увлеклась общением с клиентом. Они то и дело тайком обменивались взглядами, тихонько перешептывались, все время смеялись, не обращая внимания на окружающих.
Сестрица Ми внимательно наблюдала, не выпуская изо рта сигарету. Она печалилась, негодовала и переживала. Как так получается, что чувства между мужчиной и женщиной вспыхивают безо всякого предупреждения, словно искра, и совершенно не подчиняются здравому смыслу?!
Изначально ссора между супругами была сущей ерундой, но эта ссора затронула и сестрицу Ми. Однако всему же есть предел: нельзя, чтобы Фэн Чунь спровоцировала скандал в лавке! Даже если Чжоу Юань безответственный, а сестрица Ми сопереживает Фэн Чунь, это не значит, что можно прямо здесь крутить шуры-муры за спиной мужа! Куда занесет нелегкая Фэн Чунь, сестрицу Ми не касается. Но сейчас Фэн Чунь работает на нее, а значит, сестрица Ми должна ее контролировать. Сестрица Ми открыла лавку прямо у дома, вся улица Шуйтацзе — это несколько поколений соседей, дальних родственников, которые общаются друг с другом каждый день. Если вдруг происходит какая-то неприятность, то сестрица Ми ничего никому не может рассказать, даже собственной свекрови, очень уважаемой женщине восьмидесяти шести лет от роду, особенно учитывая, что лавка расположена в принадлежащем ей помещении, а сама старуха живет на втором этаже. Чжоу Юаню и его родне сестрица Ми тоже ничего не расскажет. Чжоу Юань мог позволить себе всякие глупости, но сестрица Ми — нет!
Фэн Чунь работала у нее уже три с лишним месяца, и сестрица Ми ей симпатизировала. Она думала, будто ей досталась умная, серьезная и покладистая девушка, и не могла себе представить, что внезапно у нее под самым носом случится такое.
Если уж речь идет о Фэн Чунь, то сестрица Ми знает всю ее биографию. Родители девушки работали на городском маслобойном комбинате. Семья из трех человек жила в общежитии. Отец техник, мать бухгалтер, простые скромные люди, сейчас уже на пенсии, вырастили такую же скромную дочку. Девочка с детства любила учиться и сновала туда-сюда по Пятой улице Цяньцзинь в свободной школьной форме с увесистым портфелем. Через несколько лет после окончания университета она устроилась на работу в офис в деловом центре «Новый свет». В тот период мимо окон сестрицы Ми фланировала модная штучка. Фэн Чунь надевала приталенный костюм, подчеркивавший изгибы фигуры, и туфли на высоком каблуке, наносила макияж. Вместе с коллегами она приходила к воротам, откуда начинался квартал Ляньбаоли, чтобы поесть шашлыка, а Чжоу Юань выбегал из ворот и спешил заплатить за всех. Назвать Чжоу Юаня красавчиком можно было безо всякого преувеличения, посмотришь — и глаз радуется. На улице Шуйтацзе много парней, у большинства внешность самая заурядная, немало и страшненьких — ни рожи, ни кожи, — а вот писаным красавцем уродился только Чжоу Юань. Он выкатывался на роликах из узкого и ухабистого квартала Ляньбаоли, сворачивал за угол и резко останавливался перед киоском, торговавшим шашлыками и закусками, вытаскивал пачку банкнот и платил за всех, несмотря на протесты девушки. Коллеги Фэн Чунь глядели на него прямо, без изумления и зависти.
Постепенно эта парочка сошлась. Дети поладили, а дальше за дело взялись родители с двух сторон. Обе семьи были из Ханькоу и знали местные порядки: отправить сватов, сделать предложение, прислать подарки невесте, выбрать благоприятную дату. Родители Чжоу Юаня освободили для молодых дом в квартале Гэнсиньли, а родители Фэн Чунь приобрели постельные принадлежности и всякую бытовую технику[7]. В назначенный день все соседи на улице Шуйтацзе получили ярко-красные приглашения и отправились на свадебный банкет, приготовив красные конверты[8]. Разумеется, сестрица Ми и Сун Цзянтао были почетными гостями. Восемь лет назад дела у супругов шли прекрасно, а потому на свадьбу соседей они принесли красный конверт толщиной с кирпич. Молодые несколько раз подходили к ним, чтобы выказать свое уважение. Чжоу Юань подносил вино Сун Цзянтао, благодарил со слезами на глазах и все время первый осушал свою стопку. Сестрице Ми тогда показалось, что молодожены похожи на марионеток: они, словно попугаи, без конца покорно талдычили «спасибо, спасибо». На свадьбе сестрица Ми смотрела на Фэн Чунь как на незнакомку, и больше никакого особого впечатления девушка на нее не произвела.