ьно и я была в ужасе от перспективы остаться инвалидом.
Одно успокаивало, страховка от моей фирмы полностью покрывала пребывание и лечение в одной из лучших клиник города.
Потянулись дни, наполненные процедурами, разговорами, ожиданием и болью. Последняя не хотела оставлять меня даже под сильнодействующими препаратами. Хотя и к ней я смогла привыкнуть, даже научилась различать разные оттенки этой стервы.
Спустя две с половиной недели после аварии череда операций была уже позади и время превратилось в резину. Единственное, что скрашивало мои будни, это пустой треп с медсестрами и телевизор, который висел напротив моей койки. Свою палату я уже изучила в мельчайших подробностях и считать, сколько плиток кафеля умещается от окна до входной двери, мне наскучило так же, как и рассматривать блики от ламп на потолке. А больше развлечений у меня не было. Стерильно-белые стены, чуть сероватый пол, глянцевый потолок. В комнате стоят две кровати, но соседку мне так и не положили. Еще в моей келье есть две тумбочки с железными поворачивающимися полками сверху, те самые, которые удобно превращаются в столик. А также холодильник, уже упомянутый TV и дверь в санузел. Там даже есть душевая кабинка. Только вот я туда не могу попасть. Не только в душ, вообще куда-либо. Я прикована к постели гипсом и пока мне не грозят даже костыли.
Так проходил день за днем и, несмотря на хорошие прогнозы врачей, мне становилось только хуже. Складывалось впечатление, что моя жизнь утратила краски, сил не было, интереса к чему-либо тоже, желание выздороветь еще теплилось, но уже не согревало меня.
Первыми забили тревогу медсестры, они заметили, что я почти прекратила есть. Потом уже начали наводить панику врачи, а все потому, что в какой-то момент мне стал велик гипсовый каркас. И это спустя каких-то три недели с момента операции.
Тесты, анализы, разговоры, разговоры и снова разговоры ничего не давали. Выходило, что в то время, как мой организм усиленно себя лечил, самая я медленно угасала.
А потом случилось это.
Пришла очередная ночь, в больнице осталась только дежурная смена медперсонала, в палате уже выключили свет. Пора было ложиться спать. Но засыпая, в первый раз я поймала себя на мысли, что вовсе не хочу просыпаться. Не хочу опять проживать очередной день, наполненный болью. Закрыв глаза, отдалась во власть морфея.
И стоило мне погрузиться в сон, как изменилось все. Вся моя жизнь встала с ног на голову.
Странно было осознавать себя во сне. Ну, то есть обычно люди засыпают, им что-то снится, они просыпаются и в девяноста процентах случаев просто помнят смутные образы. Гораздо меньше людей видят яркие, насыщенные сны и чаще всего такие сны не дают полноценного отдыха. Лишь единицы умеют управлять своими снами.
Я никогда не могла похвастаться насыщенной "ночной" жизнью. Но в ту ночь все было не так. Вот я лежу в больнице, недвижимая, на кровати, с мыслями о том, как я устала и у меня заканчиваются силы не то, что на борьбу, даже на веру в лучшее. Под головой подушка с хрустящей жесткой наволочкой, которая раздражает меня до зубного скрежета, на мне тонкая простыня, пахнущая лекарствами, тут ими все пропахло, а в дверь просачивается тусклый свет из коридора.
И вдруг я стою в центре города, в молодежном квартале. В месте, где жизнь начинается только после семи вечера. Загораются яркие неоновые вывески, двери баров распахиваются, приветливо маня зайти, ночные клубы, которых тут целых три, обещают нескучные программы. Среди этих крупных акул ночных развлечений скромно притулились по краям караоке-бары, несколько круглосуточных пиццерий, бильярдные, боулинг. Это только название такое — квартал, на самом деле это широкий проспект.
Целая улица, отвечающая за ночную жизнь города. Центральная артерия, несущая в себе мощный поток развлечений, радости, разочарований, смеха и слез для всех, кто готов платить. А в самом центре ее был выстроен большой элитный комплекс, в котором размещался один из клубов, а вместе с ним и стрип-бар, небольшое казино, гостиница, ресторан…. В общем, все в одном месте. Papillon — место, куда приходят отдохнуть самые обеспеченные люди города, их друзья и партнеры, туристы. На самом деле, это рай для мужчин, богатых, холеных, любящих отдых горячий, но безопасный.
Репутация комплекса такова, что ни разу ни где не было даже намека на скандал, связанный с этим местом. А то, что скандалы там были, сомневаться не приходилось. Но все секреты были скрыты за толстыми стенами, яркими вывесками и грозными охранниками, которые не пропускали в комплекс любого из желающих. Нет, это не был закрытый клуб только для избранных, и если у тебя были деньги, с которыми ты хочешь расстаться, в Papillon с радостью помогут тебе в этом. Вот только фейс-контроль там был такой, что не все могли зайти в вестибюль, не то, чтобы пройти в зоны развлечений.
А сейчас я стояла напротив этого огромного комплекса, передо мной была широкая пешеходная зона и я не могла оторвать взгляд от длинной вереницы молодых людей, выстроившихся в очередь. Видимо, сегодня один из немногих дней, когда в клуб пускали простых смертных. Перед глазами мелькали яркие вспышки света, рекламный экран транслировал стандартные ночные ролики, восхвалявшие все прелести этого заведения, до ушей доносились звуки музыки. И каждая клеточка моего тела вибрировала от нетерпения, всем существом я стремилась туда, внутрь, мимо всех этих людей. И я была твердо уверена, что меня пропустят, не задержат у входа, не заставят стоять в очереди.
Знала и удивлялась сама себе с чего такая уверенность, ведь там не бывала ни разу. Да и вообще не любительница таких развлечений. В свои двадцать пять лет я одинокая девушка с хорошей работой, с маленькой отдельной квартирой в старом фонде, и массой комплексов, привитых мне последними неудачными отношениями. Если верить Чаку, придурку, который протирал диван своим тощим задом в нашей, тогда еще съемной, квартире, я — сама нелепость. Слишком светлые волосы, крупный рот, синие глаза, длинные ноги, грудь, бедра, голос. Все во мне было слишком плохим, странным, несовершенным. Чака уже год как нет в моей жизни, любимые подруги смогли встряхнуть меня и убедить, что это не я уродка, а Чак — говнюк. Зеркало с ними полностью соглашалось, каждый день показывая мне высокую блондинку с лукавым взглядом, и я была склонна верить своим глазам и подругам, но вот искоренить привычку стесняться себя, как это делал Чак, до сих пор не могу. Но сейчас было абсолютно наплевать кто и что подумает обо мне и в каком виде увидит. Черт возьми, это мой сон, тут просто не может быть плохо. Потому что плохого мне хватает там, на больничной койке.
Решительно сделала первый шаг и очень удивилась, обнаружив себя на высоченной шпильке. Вообще, с моим ростом в сто семьдесят семь сантиметров я считала себя дылдой и отказалась от каблука в пользу балеток и босоножек на маленьких танкетках, исключением были только офисные туфли. Сейчас же с интересом рассматривала шикарные ботильоны: черные замшевые, с кожаной пяткой и носком, задник усеян шипами, а спереди высокая шнуровка. Этакий готический рок. Миленько, но не мое. Совсем не мое. Ну, то есть в здравом уме я в жизни бы не купила себе такую обувь. Но сейчас во сне она казалась очень правильной. Уместной.
А переведя взгляд чуть выше, поняла, почему осенний ветер так свободно гуляет по моим ногам. Я-то думала, на мне широкая юбка, ан нет. Не угадала.
Проведя руками по бедрам, убедилась, что мне не показалось и одета я в короткие, очень короткие шорты. И в тот момент, когда на лице вспыхнула довольная улыбка, в голове забилась паническая мысль: "Я выгляжу как девушка из порно".
А следом за ней пришла еще одна, и как будто не моя: "Да ладно, это же сон.
Кажется, во сне я лишь сторонний наблюдатель, а управляет мной какая-то самоуверенная стерва. Тряхнув головой, я, а может, и не совсем уже я, кошачьей походкой направилась в сторону секьюрити. Не в конец очереди, нет, а прямо ко входу в Papillon.
Собственно, дальнейшие события я лишь наблюдала, не имея ни одной возможности как-либо повлиять на свое тело. Было очень странное ощущение, будто мое сознание раздвоилось. Я видела все в привычном мне ракурсе, своими глазами и в тоже время так, будто была сторонним зрителем. Вот шикарная блондинка в широком шифоновом топе и чудовищно коротких шортах подходит к охранникам, и те, окинув взглядом ее фигурку и бесконечно длинные ноги, вопросительно вскидывают брови. Но девушка, я, не теряет своей уверенности. Наоборот, ярко-красные губы приходят в движение, и широкая улыбка освещает лицо. Она подходит к одному из охранников, прижимается грудью к его руке и что-то шепчет на ухо, сверкая глазами с броским макияжем. Тонкие пальчики погладили плечо, затянутое в черный пиджак, и парень "поплыл". Одна его рука потянулась к ручке двери, тогда как вторая опустилась на мою попку. И вот ведь какое свинство, управлять этим телом я не могла, но зато чувствовала все, что с ним происходит. И легкий, но прохладный ветерок, гуляющий по разгоряченной коже голых ног, и то, что бюстье на мне с хитрым переплетением множества тонких лямок на спине, которые были открыты благодаря глубокому вырезу топа. Но лучше всего я почувствовала, как большая мужская ладонь, сначала легонько погладив, вдруг довольно сильно сжала ягодицу, затянутую в кожу, а после того, как дверь передо мной открылась, эту же часть тела наградили смачным шлепком.
Вот ведь похотливый козел!
Но при всем моем внутреннем возмущении, я не произнесла ни звука, лишь обернулась к шкафоподобному парню и подмигнула ему.
Я подмигнула! Я!
Господи, кажется, мне снится, что я шлюшка!
Пройдя по коридору, вошла в большой зал ночного клуба. Тяжелый воздух, наполненный запахами парфюма, пота и похоти окутал меня с ног до головы. По ушам тут же ударили громкие басы заводного трека, который отыгрывал диджей, а река человеческих тел с радостью приняла меня в свой водоворот.