Но от размера этого зверя мое сердце заколотилось, а во рту пересохло от ужаса.
– И не просто олень, а молодой самец, – заявляет Флора.
– Не уверена, что это сейчас важно. Меня больше заботит, как бы не напороться на рога.
Олень выдохнул. Я напряглась.
Флора выходит вперед, вытянув руку.
– Ты чего делаешь? – спрашиваю я. Это далось мне нелегко – губы онемели, я все еще в шоке.
– Олень – национальное животное Шотландии, – сообщает она, медленно двигаясь вперед и не сводя глаз с животного перед нами. – А поскольку я принцесса…
Я не закатила глаза только потому, что была слишком занята обдумыванием плана нашего выживания.
– Что? Ты думаешь, что он тебя за это зауважает? Ты что, совсем…
– Тссс! – шепчет она, продвигаясь к оленю. Стоит отметить, он все еще не нападает и наблюдает за ней.
– Такое обычно в сказках описывают. А все потому, – Флора не останавливается и расплывается в улыбке, – что зверь понимает, что мы с ним крепко связаны любовью к этим землям.
– В жизни ничего глупее не слышала.
Флора отмахивается свободной рукой. Очки теперь у нее на голове, карие глаза цвета виски щурятся, когда она подходит близко к оленю.
– Но это работает, правда ведь?
Похоже на то. Олень спокоен, ноздри не раздуваются, а Флора выпрямляется.
– Вот так, – хвастается она. – Осталось только…
Неожиданно зверь вырывается вперед, мы с Флорой кричим, пятимся. Она вцепилась мне в руку, я тоже хватаюсь за нее, а дальше все смешалось – падение, олений запах перед носом, и вдруг холод – мы упали в реку.
Холод настолько пронизывающий, что у меня перехватывает дыхание, мозг бешено бьется в панике, появляются мысли вроде «Гигантский олень!», «Рога!» и «божекакойдубакявсямокраяпочемупочемупочему» и «Я ТОНУ». Но, как оказалось, не тону. Вода-то чуть выше колен. Я насквозь промокла, волосы тоже. Оглядываюсь и вижу Флору. Она сидит на мели у берега, задрав колени, с мокрыми растрепанными волосами, прилипшими к лицу, очки криво свисают с одного уха.
Оленя нигде не видно. Флора убирает мокрые пряди с лица, ее грудь вздымается. Она осматривается и, наконец, заявляет:
– Я тут кое-что вспомнила. Наше национальное животное не олень, а единорог.
Я смотрю на нее и отвечаю, стуча зубами.
– Ну, может, еще появится.
Мы выбираемся из реки и идем.
Понятия не имею куда: пока мы ехали, я не особо обращала внимание на наше местоположение. Не знаю, насколько нам это поможет, но школа должна быть или на востоке, или на западе от нас. Глупо, конечно, но тогда я рассчитывала на то, что у меня есть компас, карта, палатка и все необходимое, чтобы пережить поход.
Мы все идем и идем.
Взбираемся на очередной холм, Флора останавливается и оглядывает свои грязные штаны:
– По крайней мере, теперь мы правда выглядим так, будто потерпели бедствие.
Я обошла ее.
– А мы и терпим бедствие!
Солнце за облаками медленно садится, и я чувствую, что из-за сырости холод пронизывает до костей. Мы неизвестно где, посреди холмов. О боже, я что, вот так умру? И все из-за того, что избалованная принцесса захотела вернуться к мамочке?
– Ты вроде бы обещала, что больше не будешь пытаться вылететь из школы, – напоминаю я. Зубы стучат от холода.
– Так и есть. Мамочка ясно дала понять, что этого не позволит. Но! – она подняла палец вверх. – Это же не я доставляю школе неприятности. Это школа – небезопасное для меня место.
Она опускает руку и пожимает плечами:
– Разница очевидна.
Клянусь, если бы Флора использовала свой мозг для чего-то помимо выдумывания хитроумных планов, она бы управляла миром, но я слишком зла, а потому не впечатлилась.
– Ты вообще понимаешь, что речь не только о тебе? – спрашиваю я, обнимая себя и пытаясь согреться. Флора стоит передо мной, тоже обхватив себя руками.
– Не драматизируй, – отвечает она, дрожа, а я еле сдерживаюсь, чтобы ее не придушить.
– Не драматизируй? – повторяю я. – Ты что, серьезно? Ты, девчонка, всерьез решившая подорвать столетнюю репутацию школы из-за желания жить поближе к дому?
Флора закатывает глаза:
– Хорошо, а тебе-то что? Это мои предки сюда ходили. И они фактически построили ее.
– Так зачем же ты пытаешься ее уничтожить? – возражаю я. – Доктор Макки прекрасный директор, она любит Грегорстоун. Или она очередное препятствие на пути к твоей цели, пока ты воображаешь невесть что?
– Ты говоришь прямо как мой брат, – ворчит она.
Я фыркаю:
– Себ? Мне казалось, что у него тоже есть медаль за драматические махинации.
Она морщится:
– Нет, не Себ. Алекс, мой старший брат. Вечно твердит, что я усложняю себе жизнь и что я сама себе злейший враг. Естественно, это полная ахинея.
– Как по мне, звучит здраво, – отвечаю я и хмурюсь. – «Ахинея» – это же значит «неправда»?
Похоже, я угадала. Флора ухмыляется и скептически смотрит на меня.
– Ты наконец-то начинаешь понимать наш сленг, – отмечает она.
Я раздраженно качаю головой:
– А еще я понимаю, что заполучу обморожение, туберкулез или еще какую-нибудь ужасную болезнь.
Запрокинув голову назад, Флора смотрит на небо и вздыхает, подперев бока руками.
– С тобой разве не случалось чего похуже до этого незначительного инцидента? – заявляет она, посмотрев на меня. – Да хотя бы эта бахрома у тебя на лбу.
Я не сразу поняла, что она говорит о моей челке. Я нахмурилась и поправила волосы.
– Уверена, что оскорбления – не самая верная стратегия, учитывая, что именно ты ответственна за наши беды.
Вздохнув в очередной раз, Флора кладет куртку на землю и садится, скрестив ноги.
– Мы же не собираемся здесь помирать, – настаивает она. – Максимум, немного из-за нас понервничают. Зато мамочка увидит, что это место мне не сильно подходит, и тогда уж я навсегда отстану от твоих волос.
Она смотрит на меня краем глаза.
– Разве ты не этого хочешь?
Вот блин, тут она меня подловила. Больше никакой Флоры? Комната полностью в моем распоряжении? Да черт с ним, пусть с соседкой, но нормальной! Которая не планирует постоянно какие-то выходки. Звучит здорово. Флора уедет, а у меня будет такая учеба в Грегорстоуне, о которой я мечтала. Которую я планировала, уезжая из дома.
Но я думаю, что все не так просто, как она себе напредставляла. Уверена, что этот закидон лишь усложнит жизнь всем в школе, так что я не поддаюсь. Я сажусь рядом с ней, на дальний край куртки.
– Да я к тебе вроде начала привыкать, – говорю я. Мне хочется вдохнуть свежего воздуха, но мешают дрожь и заложенный из-за прогулки по холоду нос.
– О, да это же просто смешно, – заявляет Флора.
Я собираюсь спросить, что именно, но тут она придвигается ко мне, кладет руку на мое плечо и притягивает меня к себе.
Глава 20
Она замерзла и промокла так же, как и я, но это так приятно – почувствовать ее тепло. Или она просто решила укрыть меня от ветра?
И как ей удается так хорошо пахнуть после того, как мы столько прошли, упали в реку, а потом еще немного прошли?
Еще одна королевская привилегия?
Хоть дождя нет, но мы все равно промокли, замерзли и потерялись. Близится ночь, и казавшиеся дружелюбными холмы и скалы теперь уже выглядят не приветливыми, а угрожающими и чужими. Я очень, очень надеюсь, что мы больше не встретим диких животных. В Шотландии же больше не водятся волки, правда?
– Прости, что втянула тебя в это, Квинт, – наконец произносит Флора. Я удивленно смотрю на нее.
– Ты что, извиняешься? – удивляюсь я. Она вздыхает, все еще прижавшись ко мне.
– Я просто подумала, что ты заслуживаешь объяснения. Ничего личного.
– Как ни странно, не сильно утешает, когда отмораживаешь задницу в какой-то глуши, – бормочу я. Флора немного отодвигается.
Я смотрю на нее, она всматриваетсмя во что-то прямо перед собой.
Наконец она говорит:
– Ничего я, как ты говоришь, не воображаю. Не совсем.
Я не отрываю от нее взгляда, несмотря на то, что почти вывернула шею. Она поворачивается ко мне. Ее лицо так близко, что я вижу едва заметные веснушки на ее носу.
– С самого начала было понятно, что я стану принцессой, которую ожидают видеть люди. Ну знаешь… милой и приятной. Реверансы, синий бархат и все такое. Я слишком легко раздражаюсь, мне быстро становится скучно. И если быть «правильной» принцессой у меня не получается, то я решила стать вот такой – принцессой-бунтаркой.
Она явно не считает это чем-то странным. Она говорит так, словно люди – набор типажей, и если один из них не подходит, можно выбрать другой.
– Бред какой-то, – отвечаю я. Она кладет голову себе на плечо и изучающе смотрит на меня. Ее влажные волосы спадают с плеч. Кажется, она начинает злиться – губы сжаты, между бровями образовывается складка.
– Тебе не нужно выбирать себе типаж, – поясняю я, ерзая на камне. Холодает, ветер свистит. Мы словно героини из романа Бронте, застрявшие на болотах. – Будь собой, и все.
Она не отрывает от меня взгляд, словно чего-то ждет. Я смахиваю волосы с лица.
– Что?
– О, я просто ожидала, что после подобной реплики заиграет музыка.
Я еще немного отодвигаюсь и снова смотрю на небо.
– Ну давай. Снова веди себя по-идиотски.
К моему удивлению, она расхохоталась. Я снова смотрю на нее. Она оперлась на локоть и наблюдает за мной:
– Боже, ты что, правда в это все веришь? «Будь собой». Как неоригинально.
– Под «неоригинально» ты, должно быть, подразумеваешь «глупо», так что я не буду обращать на это внимания и попытаюсь поспать.
Но вряд ли у меня получится. Вокруг скалы и болота, температура моего тела явно ниже нормы, но если я посплю, то ненадолго выпаду из реальности, словно и нет этого кошмара, в котором высокомерная принцесса затащила меня не пойми куда ради того, чтобы пойти наперекор родителям. Которые, в конце концов, королева и принц.
Я лежу на этой дурацкой каменистой земле, завернувшись в свитер, и чувствую, как во мне закипает злость. Я почти ничего не знаю о родителях Флоры, но в конце концов их двое! Они оба живы, богаты и стараются дать ей самое лучшее, чего бы она не вытворяла. Она не хочет учиться в Грегорстоуне, а я потратила месяцы, читая о нем, выискивала информацию, подавая заявления на все существующие стипендии. Я вспомнила ночи за компьютером, как я писала одно эссе за другим. Конечно, мне не до сна.