– Ты просто отвратительная, знаешь об этом? – я сажусь и выпрямляюсь, вцепившись в куртку.
Она сидит, обняв колени руками, но теперь поворачивается ко мне:
– Что, прости?
От этого «Чтоо, праастии?» я еще больше вышла из себя.
– Ты. Просто. Отвратительная, – отчеканила я, показав на нее пальцем. – И чем же так ужасна твоя жизнь? Ой, бедняжка, пропустишь показ мод. Какой кошмар, родители хотят дать тебе достойное образование. О ужас, у тебя есть оба родителя, которые о тебе заботятся.
Флора поворачивается ко мне со странным выражением лица.
– Ты… у тебя нет кого-то из родителей?
Я не хотела сегодня об этом говорить.
– Да, – признаюсь я, откидываясь назад. Единственный нарушающий тишину звук – ветер, как в «Грозовом перевале». Тут Флора спрашивает:
– А кто из них?
Она спрашивает, кого я потеряла или кто остался? Да неважно. Отвечаю:
– Мама умерла, когда я была маленькой.
Снова тишина. Потом:
– Насколько маленькой?
Вздохнув, я перекатываюсь на бок и морщусь, наткнувшись спиной на камень:
– Мне было два.
– Да, и правда маленькой, – говорит она не своим голосом.
– Да.
Я больше ничего не говорю. Ни про то, как отстойно не помнить собственную маму. Ни про то, что даже выразить не могу, как сильно люблю папу. Что Анна – крутая мачеха, но появилась в нашей семье, когда я уже была подростком. Что отношения с отцом были бы проще, если бы он так долго не был единственным близким человеком. Я об этом даже с друзьями не говорила, а Флора мне уж точно не подруга. Она, конечно, и не враг, но таким я с ней делиться не стану. Это очень личное и важное.
– Мне жаль, – наконец произносит она. Я оборачиваюсь. Она лежит, повернувшись ко мне лицом. Похоже, ей правда жаль. Или мне кажется. Но она совершенно точно выглядит иначе. Может, даже для нее есть границы?
– Спасибо, – благодарю я, неуклюже поворачиваясь. – На самом деле, я ее даже не помню.
– Это хорошо или плохо?
Неожиданно. Я и сама не знаю – миллион раз сама задавалась этим вопросом, с тех пор как осознала, что у меня нет мамы.
– Сложно сказать, – наконец отвечаю я. – Будто скучаешь по чему-то, чего у тебя никогда не было. Например, ты никогда не ела мороженое, а все спрашивают, не скучаешь ли ты по нему. Ну, только более глобально.
– А мороженое – это твоя мама, – заключает она так серьезно, что я не могу удержаться от смеха.
– Ну… да?
Она улыбается мне в ответ, но не как обычно. Обычно уголки ее губ медленно поднимаются, словно у кошки, поймавшей канарейку. Как будто она училась улыбаться по мыльным операм. Эта – настоящая, и на удивление нелепая. У нее сияет все лицо. Интересно, почему она всегда так не улыбается.
Ей идет.
Она подпирает голову руками:
– В пабе, до того, как началась вся эта заваруха, ты сказала, что тебе нравятся и парни, и девушки.
Вау. Сегодня мы что, всю мою подноготную решили обсудить? Здорово.
Прокашлявшись, я перекатываюсь на спину и смотрю в небо. Скоро совсем стемнеет. Я знаю, что когда солнце окончательно сядет, будет темнее, чем можно себе представить.
– Ага, – отвечаю я. – Равные возможности для всех.
– Бисексуалка, значит, – говорит она. Я смеюсь.
– Формально, да, я би. Что еще ты хочешь обо мне узнать? Номер страховки? Татуировки в неприличных местах?
Она пожимает плечами, не отворачиваясь.
– Раз уж мы здесь застряли, предлагаю узнать друг друга получше. И все по-честному: мне тоже нравятся и девушки, и парни. Парни, скорее, нет. Ну… – она выдохнула. – Я пробовала, но ничего не вышло.
Ладно, это уже интересно.
Снова поворачиваюсь к ней:
– Не вышло?
Она обводит пальцем узор на куртке:
– Они просто такие… парни. Ну ты понимаешь
Кажется, понимаю. Я киваю.
– Об этом кто-то знает? – спрашиваю я. Мне показалось, что это личное, поэтому рассказала первой. – Мой папа и его жена знают. И почти все друзья. Я думала, они не поймут, но все прошло хорошо.
– Моя семья не такая классная, – говорит Флора. – Братья в курсе, они нормально отнеслись. Папа предпочел бы не признавать, что кто-то из его детей вообще думает об отношениях, а мама делает вид, будто это пройдет и я в конце концов исполню королевский долг и выйду замуж за какого-нибудь герцога с тройным подбородком и сотнями акров земли.
Она переворачивается на спину, вытянув одну руку, а другую положив на грудь.
– Рожу трех или четырех наследников. Как-нибудь ужасно их назову.
– Венеция? – предложила я. – Флорисиус?
Она смеется и смотрит на меня:
– Флорисиус?
– Зачем ты мне это рассказываешь? – спрашиваю я. Она поворачивает голову к небу.
– Ты поделилась со мной сокровенным, хотя я не очень хорошо с тобой поступала. Мне показалось, что поделиться в ответ – спортивная честь.
Спортивная честь? Это на нее очень похоже.
– Что ж, я это ценю, – говорю я и добавляю, сама удивившись: – Правда ценю.
Она кивает. Я показываю на нее пальцем и напоминаю:
– Но обмен секретами не оправдывает твоих поступков.
– Справедливо, Квинт, – соглашается она. Я стараюсь улечься поудобнее. Интересно, я вообще смогу заснуть?
Флора привстает и показывает куда-то.
– Это фонарики или призраки?
Я мгновенно вскакиваю и вижу два кружка света, скачущие недалеко от нас, и слышу самый прекрасный звук, который только можно представить – голос Сакши.
– Я же сказала, что надо было раньше лагерь разбивать!
Посмотрев на Флору, я улыбаюсь:
– Мы спасены.
У меня для вас такой скандаааааал, мои дорогие! Неудивительно, но сказка с пугающим названием «Принцесса и турпоход» едва не закончилась катастрофой. Видимо, Флора с напарницей заблудились и ПОТЕРЯЛИ СНАРЯЖЕНИЕ! Их нашли одноклассники, и насколько мне известно, королева может нанести туда ЕЩЕ ОДИН крошечный визит! Проверить, что там происходит. Сначала драка в пабе, теперь это происшествие в походе… Осмелюсь предположить, что наблюдать за Флорой в Грегорстоуне будет даже веселее, чем за Себом.
(«Когда принцессы идут в поход», CrownTown)
Глава 21
– Ну и как ты понимаешь, никто из Макгрегоров с тех пор не ел форель.
– Конечно, – бурчу я в ответ на историю мистера Макгрегора, хотя половину прослушала. Я сижу на заднем сидении «Ленд-Ровера» вместе с Флорой. Вообще-то нас трое, если считать и мистера Макгрегора. Мы возвращаемся в Грегорстоун в темноте. У Сакши и Элизабет рюкзаки были с собой, и они послали сигнальную ракету. Поэтому мы и едем обратно в школу.
– Что я могу сказать. Вам, девчушки, повезло, что это был олень, а не форель, – продолжает он и с грустью качает головой: – Бедный Брайан.
Я не против еще послушать, но мы уже приехали. В школе горит свет, и горящие окна выделяют здание в темноте.
Я бы вздохнула с облегчением, но на крыльце стоит доктор Макки, скрестив руки на груди.
– Вот черт, – выругивается Флора.
Я киваю:
– Ага, хуже не придумаешь.
Я устала, промокла, замерзла и совершенно не в настроении пересказывать директору все наши злоключения.
Мы выходим из машины, но она говорит лишь:
– Обсудим это завтра.
Затем поворачивается и заходит в здание.
Поборачиваюсь к Флоре. Та лишь вздыхает:
– Обдумаем это позже, хорошо? Я пошла мыться. Мне кажется, что запах реки въелся в мои волосы навечно.
Но на следующее утро в кабинет директора нас не вызвали. И потом тоже. Я уже расслабилась и решила, что на ковер нас так и не позовут. Но все вернулись с «Вызова», и когда я шла на урок истории, меня остановил доктор Флайт и сказал, что меня хочет видеть доктор Макки.
И снова я сижу перед директором рядом с Флорой.
На этот раз мы в ее в кабинете, а не в часовне. Флора была уверена, что ее мама приедет, но свиты видно не было.
Только мы.
И доктор Макки.
Она сидит за столом и смотрит на нас, слегка нахмурившись.
– Леди, – начинает она, затем замолкает и качает головой. – Простите, но я даже не знаю, с чего начать. То, что мне рассказали мисс Уорсингтон и мисс Грэм, сбивает с толку, и в их рассказе фигурирует олень.
Флора кивает:
– Да, на нас напал олень. Так мы и потеряли вещи. Кошмарный был стресс. Да, Квинт?
Несмотря на мое отношение к дурацкому плану Флоры, я вдруг закивала.
– Олень. Стресс тот еще, – подтверждаю я слова Флоры. Доктор Макки вздыхает.
– Мисс Квинт, – она смотрит на меня. – Вы бы не солгали, если бы не принцесса, так ведь?
Как она узнала? Она что, мысли читает? Или я совсем не умею врать?
Она перекладывает бумаги на столе и продолжает:
– Мисс Макферсон, подруга мисс Бэйрд, настаивает, что две недели назад мисс Бэйрд призналась ей, что планирует уехать из Грегорстоуна до конца осени, и что у нее был новый план по возвращению домой. Это правда?
Флора замерла, а я чувствую, что напряглась так, словно сейчас заскриплю.
– Нет, не может быть… Я не… это не план, – выдавливаю я. Доктор Макки еще сильнее хмурится и морщится.
– Мисс Квинт, – начинает она, но тут Флора выпрямляется и прокашливается.
– На самом деле, Кэролайн сказала правду, доктор Макки. Это было безответственно, опрометчиво и эгоистично. Милли понятия не имела о моем плане до самого последнего момента. Это я попросила ее соврать ради меня и пригрозила отчислением, если она этого не сделает.
Последнее совершенно неправда. Я с удивлением уставилась на Флору. Неужели несколько часов на холоде так изменили ее? Или за стервозностью все-таки скрывается порядочность?
Доктор Макки тоже не отрывает взгляд от Флоры, сложив руки на столе. Когда она вновь обретает дар речи, то спрашивает:
– Вам что, настолько здесь не нравится, мисс Бэйрд?
Флора сглатывает и ерзает на стуле. Наконец, она отвечает:
– Раньше, думаю, да. Но все… все не так плохо. Девочки, которые помогли нам, Сакши и Элизабет, были… милыми, – она неловко пожимает плечами. – А Милли… мисс Квинт, была так добра ко мне, хотя я этого не заслуживаю. Так что я не знаю, – на ее лице появляется привычное скучающее выражение, которое я столько раз видела. – Наверное, вам удалось нас «сплотить».