– Я уже говорил вам: я никого не убивал, – сердито проговорил плейбой. – Понятия не имею, какие такие следы вы нашли во дворе возле убитого Владимирова, но лично я сегодня ночью не выходил из дома. И Евгению я тоже не убивал, а если вы собираетесь обвинить меня в том, что я мог как-то сократить дни старика Адрианова или профессора, то… Простите, это просто нелепо.
– Ну что вы, что вы, – усмехнулся Кошкин. – Просто занятно, в доме собралось столько людей, подкованных в области детектива. И если бы все это было сюжетом романа… – Он немного подумал. – Конечно, я не Виктория Александровна. Но если бы я был писателем, то, наверное, убийцей все-таки бы сделал вас.
– Да? – возмутился Макс. – И что бы у вас получилось? Что я убил Евгению, а потом нанял сыщика, чтобы расследовать ее смерть? Причем в конце концов убил бы и его тоже, да? Бред какой-то!
– Ну авторы детективов ведь не могут сочинять прямолинейные истории, – улыбнулся Кошкин, и тут Макс почувствовал, что удав обвился-таки вокруг него и вот-вот проглотит, словно уверенный в себе, непрошибаемый мужчина был милой маленькой мышкой. – Сюжет, к примеру, такой. Вы убили Евгению и дали взятку профессору, чтобы он молчал. Все замечательно, но тут до вас доходят слухи, что тело подняли и, похоже, нашли следы убийства. Чего уж проще – вы шлете сами себе довольно глупое письмо, якобы анонимное, и под предлогом этого письма нанимаете сыщика Владимирова, чтобы в случае чего предстать чистеньким. – Макс дернул щекой. – Увы, сыщик оказался не настолько глуп, и его приходится убрать. Также вы убиваете Адрианова, чтобы не осталось лиц, заинтересованных в расследовании, и профессора, который мог вас выдать. – Макс вскочил с места, но Кошкин резким движением потянул к себе ружье, так что фактически его собеседник оказался под прицелом. – В финальной сцене, как водится, вы пытаетесь убить прыткого сыщика, то есть напористого и настойчивого меня. Так, кажется, вы меня охарактеризовали?
– Вы больной, – прохрипел Макс, не сводя глаз с Кошкина. – Просто больной!
– Нет, это вы больной, – вернул ему комплимент капитан, – раз так реагируете на мои выдумки. Я же сказал, что собираюсь потягаться с Викторией Александровной в ее ремесле, и только. Сядьте, Максим Петрович. Наш с вами разговор еще не закончен.
– Знаете, – признался Макс, сев обратно на стул и нервно расстегивая воротник рубашки, – что-то у меня вообще пропала охота с вами разговаривать.
– И тем не менее нам придется кое-что обсудить. Евгения Адрианова была беременна от вас?
И Макс словно физически почувствовал, как глаза собеседника впились в его лицо.
– Это так важно? – пробормотал он, ненавидя Кошкина всей душой.
– Это может быть очень важно, – ответил тот. – Давайте, Максим Петрович. Вы же хотите знать, кто ее убил? Я тоже хочу это знать. И если вы на одной стороне со мной, то вы не станете ничего от меня скрывать. Ничего, – с расстановкой, по слогам повторил Кошкин.
– Вы сукин сын, – мрачно сказал Макс. – Но каким бы сукиным сыном вы ни были, они не дадут вам довести следствие до конца. Просто – не дадут. У них слишком много связей, а у вас слишком маленькая зарплата. Они задавят вас.
– А мы не станем спрашивать у них разрешения, – очень спокойно ответил Кошкин. – Мы сами решим, что нам можно, а что нельзя. – Он откинулся на спинку стула. – Вы так и не ответили на мой вопрос.
– Как я могу ответить, если не знаю? – с раздражением проговорил Макс. Он покосился на капитана, но тот даже не улыбнулся.
– То есть в принципе это мог быть и ребенок Адрианова?
– Наверное. Но Женька себя не стесняла. Я совершенно точно знаю, что у нее был кто-то еще.
– Кто именно?
– Думаете, она мне сообщала? – усмехнулся Макс. – И вообще, это было… глупо. – Он поколебался. – Знаете, по-моему, она хотела банально мне отомстить. За… за то, как я себя с ней вел. Но, знаете, когда женщина начинает тягаться с мужиком в распутстве, это всегда выглядит… Жалко, – закончил он.
– Так, – сказал Кошкин. – А теперь пересмотрим всю историю вашей дружбы с Евгенией от начала до конца. Материалы дела я читал, так что на официальной версии не станем задерживаться. Вы знали ее давно, еще до замужества, у вас был роман, вы расстались, она вышла замуж, вы общались только по очень большим праздникам, хоп – она умерла, вы приехали на ее похороны, и все. Теперь правду, Максим Петрович, и ничего, кроме правды.
– Правду о чем? Я действительно знал ее еще до замужества. И у нас действительно были… отношения.
Почему-то Кошкину понравилось, что плейбой сказал «отношения», а не «роман» или какое-нибудь другое, более вульгарное слово.
– Дальше.
– Дальше что? Мы расстались.
– Э, нет, так не годится, – предостерегающе проговорил Кошкин. – Мы же уговорились: правду, и ничего, кроме правды. Вы ее бросили?
– Ну… да.
– Почему?
– Не знаю. Хотя нет, знаю. Потому что был дураком. – Макс дернул ртом. – Знаете, как это бывает… Мне казалось, что отношения исчерпаны, и вообще, баб много, незачем на ком-то задерживаться. Как-то так.
– Для нее это было ударом?
– Было, да, – мрачно признал плейбой.
– И что? Она познакомилась с Адриановым?
– Да. Виктория их познакомила, но без всяких таких мыслей. Ему требовался для чего-то художник, а Женька замечательно рисовала. Да и вообще она была яркая, талантливая личность. А он старик, много ему надо, чтобы увлечься?
Кошкин сделал вид, что зевает.
– И когда вы узнали об их свадьбе, вам это страшно не понравилось.
– Он совершенно ей не подходил, – раздраженно сказал Макс. – Да она и сама скоро поняла, какую совершила ошибку.
– Это вы ей помогли понять? – невинно поинтересовался Кошкин.
– Да, через какое-то время мы стали снова встречаться, – нехотя признал его собеседник. – Но она изменилась. – Он вздохнул. – Это трудно объяснить… Короче, Валентин Степанович был очень заботливым мужем, просто идеальным. Это не только в подарках выражалось, но и во всем его отношении к ней… Но чем лучше он с ней обращался, тем хуже ей становилось. Она терпеть не могла его родственников, а они то и дело встревали. Она начала ненавидеть его. Меня тоже. – Макс умолк. – Она делала вещи… нарочно, которые, она знала, могли меня ранить. Заводила романы направо и налево и потом мне о них со смехом рассказывала. Или могла исчезнуть и неделями не звонить, а потом я встречал ее и натыкался на совершенно равнодушное, пустое лицо. Я думаю, я сделал ей очень больно тогда, когда ее бросил… и она захотела отыграться. И этот ее брак, и ее романы – все было ради этого. И в конечном счете все это стало меня утомлять. Я начал подумывать о том, чтобы расстаться с ней насовсем… да и ее, похоже, тоже утомила наша борьба. В общем… Я был уверен, что дело идет к окончательному разрыву, а потом зазвонил телефон, и Виктория сказала мне, что Жени больше нет. Вот и все.
Он отвернулся, и Кошкин видел, что Макс еле сдерживается, чтобы не заплакать. Слезы и этот человек казались чем-то несовместимым, но капитан отчего-то ни капли не удивился, обнаружив, что и у Доронина есть сердце.
– На ее похоронах ударил мороз, и было так мало народу… Десятка полтора человек, не больше. Валентина Степановича поддерживали под руки… потому что он только оправился после инфаркта. Боялись, что он не переживет ее смерть. Говорили на кладбище какие-то дурацкие речи… А еще до того, во время прощания, когда играл марш Шопена, что-то случилось, мелодия стала запинаться… никак не могла кончиться. Как будто Евгения не хотела уходить от нас… И я на всю жизнь запомнил все это, этот проклятый марш, эти лица… Почему обязательно ей надо было умереть? Почему не старухе, не Адрианову, не его убогой дочери, наконец? Никто бы не заметил их отсутствия, никто бы не стал о них жалеть… – Он умолк.
– А дальше? – тихо спросил Кошкин, прерывая затянувшуюся паузу.
– Дальше? – Макс встряхнулся. – Ну, я пришел домой… Ира сидела на ступеньках. Это в мороз, в коротенькой шубе… Забавная девушка, все время за мной бегала, и… не уверен, что только из-за денег. За этот год мы уже раза три расходились, и всякий раз она возвращалась. Меня сначала раздражала ее собачья преданность и это заглядывание в глаза, но… Как-то привык. Хотя глупа она, как полено… С Женькой можно было говорить о чем угодно. С этой – нет.
– Скажите, а Ирина Короленко знала Евгению?
– Да, конечно.
– А о ваших отношениях?
Макс поморщился:
– Да о них все знали, по-моему. Только старик закрывал глаза, наверное, его это устраивало. А что она вас заинтересовала? Или вы всерьез считаете, что она может оказаться убийцей?
– Я обязан рассмотреть разные версии, – спокойно ответил Кошкин. – Если судить с точки зрения мотива, что у нас есть? Возможно, Евгению убили родные ее мужа, чтобы получить наследство. А возможно, ее могла убить ваша девушка, чтобы заполучить вас. Вы думали об этом?
– Какая-то чепуха, простите, – сердито сказал Макс. – Я бы не подозревал Иру даже в страшном сне!
– И последний вопрос, – проговорил Кошкин. – Пока последний, – со значением уточнил он. – Вы упоминали, что у Евгении Адриановой были разные романы. Кто из присутствующих, не считая вас, был ее любовником?
– Началось копание в грязном белье, – вздохнул Макс. – Нет, те люди, о которых вы хотите знать, так сказать, со стороны. Я же говорю, мимолетные увлечения, чтобы меня позлить.
– Да? А Подгорный что-то говорил такое о Филиппе Ермолове. Или у него разыгралась фантазия?
– Евгения терпеть не могла Фила, – сухо сказал Макс. – Называла его червяком, приспособленцем и ничтожеством. Вот в таком духе они общались.
– А об ее отношении к Дмитрию Каверину вы что можете сказать?
– Ничего. Она его просто не замечала. Считала, что ее подруга Надя неудачно вышла замуж. Надя, по-моему, думала то же самое о Женьке, но вслух этого не говорила.
– А Лев Подгорный?
– Он ее когда-то отверг, и она его невзлюбила. Нет, ничего между ними не было. – Макс с любопытством посмотрел на Кошкина. – А что, вы думаете, ее мог убить кто-то из ревности? Ну тогда я должен быть у вас главным подозреваемым. Тем более что и размер мой подходит, и получается, что убил я уже двоих.