Резо расплачивался за помидоры, а я воскликнула:
— Ой, апельсины забыла! — и отошла к противоположной стороне.
Рвануть за мной сразу он не смог, тут возник дядька с тележкой, доверху нагруженной ящиками, и Резо на мгновение потерял меня из виду. Я юркнула в узкий проход между прилавками и бросилась к выходу, используя естественные укрытия. Бегом удалилась от рынка на два квартала, еще по дороге заприметив здесь телефон, и позвонила Скобелеву. К счастью, он оказался дома, был трезв и, как выяснилось, ждал нагоняя за неудачное покушение на Монаха. Я его утешила: в любой работе случаются осечки. Кто б нас со стороны послушал — белая горячка. Я — дело понятное, не зря в психушке отлеживалась, а Скобелев? Не иначе, алкоголизм сумел-таки нанести существенный урон его психике.
«Шеф дает вам возможность реабилитироваться», — мысленно хмыкнула я, а вслух сказала:
— Витя, в твоем почтовом ящике конверт. Человек на фотографии — один из самых гнусных бандитов в городе. Но крайне осторожный.
Скобелев время впустую не тратил, спросил отрывисто:
— Когда?
— Сегодня, ближе к вечеру, он вернется с рыбалки. Адрес в конверте.
Вот тут бы ему опомниться и позвонить в соответствующее учреждение… Правда, после того как машина Монаха взлетела на воздух, звонить было бы затруднительно. Я почти не сомневалась: он сделает, что я хочу, потому что давно, еще год назад, Виктор Скобелев, держа на руках своего погибшего ребенка, разом и окончательно свихнулся. И если бы я не придумала невероятный бред о тайной организации, он сам, по собственной инициативе, в один прекрасный день принялся бы палить по всем, кто казался ему преступником. С организацией намного спокойнее: выполняешь приказ, и вроде бы грех с души снят.
Не успела я закончить беседу, как заметила Резо. Он рыскал по улицам на любимом «Опеле» и был злой как черт. Впрочем, углядев меня, вздохнул с облегчением. Я пошла навстречу машине со счастливой улыбкой. Он открыл окно со своей стороны, я приблизилась вплотную и заявила:
— Не вздумай донести.
Обойдя машину, устроилась на своем месте, а Резо не спеша поехал, на меня старался не смотреть и был несчастен.
«Надо с ним что-то решать, — подумала я, поглядывая на него с большим сомнением. — Давно пора осчастливить парня, но не лежит душа, и все тут».
Разобрав покупки, я занялась работой по дому. Резо мучился по соседству, пытаясь определиться: сообщить Папе о моем бегстве и последующем звонке или нет. Я подошла, погрозила пальцем и повторила:
— Не вздумай…
А он вроде бы испугался: то ли моему провидческому дару, то ли своему отступничеству от незыблемых правил мастера охраны.
— Хочешь салатик? — ласково предложила я, сообразив, что разговариваю с ним довольно грубо и он может расстроиться.
— Не хочу, — ответил он с обидой и стал рассматривать свои ботинки.
— Может, чаю хочешь? — не унималась я.
— Ничего не хочу.
— Так-таки ничего? — Глазки-бусинки смотрели с отчаянием. — Ты мог бы просто посидеть рядом, пока я пью чай, — с тихой грустью заметила я. — В конце концов, это твоя работа.
Услышав любимое слово, он приободрился и потопал за мной.
Обедали мы с Папой, я сидела и прикидывала, стоит ему сказать о том, что я собираюсь позвонить Климу, или дождаться, когда ему об этом донесут. Поразмышляв, я решила: пусть Резо выполняет свою работу, должна быть у человека радость в жизни.
После обеда, когда Папа удалился отдохнуть (чувствовал он себя неважно — гипертония одолела), я решительно подошла к телефону и, не обращая внимания на Резо, позвонила в психушку. Здесь меня порадовали: Док на работу не вышел, приболел. Я перезвонила ему домой, телефон ответил длинными гудками, и я вновь порадовалась: должно быть, все-таки хватило ума, уехал. Резо подошел почти вплотную, уставясь на меня со свирепостью.
— Мне нельзя звонить по телефону? — прошипела я.
— Кому ты звонишь? — прошипел он в ответ.
— Леониду Андреевичу. У меня болит голова. Я ужасно себя чувствую, и, если ты не прекратишь шпионить за мной, у меня начнется припадок, — к этому моменту я уже возвысила голос, но не до такой степени, чтобы обеспокоить Папу.
— Леонид Андреевич уехал, — торопливо заверил меня Резо и начал заметно впадать в отчаяние. С каким-то садистским удовольствием я достала телефонный справочник и начала искать номер Клима.
— Как его зовут? — спросила я Резо.
— Кого? — заморгал он.
— Вчерашнего парня.
— Зачем тебе? — он вроде бы испугался, а уж несчастен был прямо до слез.
— Хочу ему позвонить. И встретиться. Может быть, мы сходим в кино или в кафе, будем есть мороженое и болтать, — говорила я рублеными фразами, при этом выглядела совершенно сумасшедшей, жестикулировала, таращила глаза и всеми доступными средствами давала понять, что вот-вот свихнусь окончательно. Резо отобрал у меня справочник, я топнула ногой, а он жалобно произнес:
— Хочешь чего-нибудь выпить?
— Чего, к примеру? — осведомилась я.
— Ну… не знаю. Может, пиво.
— Мне нельзя алкоголь, я сумасшедшая. Я ведь сумасшедшая, правда? Поэтому я не могу позвонить по телефону парню, который мне понравился. В психушке был санитар, а здесь ты. Почему бы тебе не снять свой дурацкий костюм и не напялить халат. Тебе пойдет.
— Я знаю номер, — сказал Резо. — Только он еще не вернулся с турбазы. Он приезжает поздно. И ты не сумасшедшая. Глупость какая-то. Почему это ты сумасшедшая? Ты лучше всех играешь в шахматы. Лучше Папы.
«Боже, кругом одни психи», — подумала я, разворачиваясь на пятках.
Вечером Резо аккуратно постучал в дверь моей комнаты, я сказала «да», и он вошел, бочком и с некоторой робостью.
— Чего тебе? — хмуро спросила я. Он молча положил на стол листок бумаги с записанным на нем телефонным номером.
— Его зовут Олег. А Клим — его прозвище. Ты понимаешь?
— Я могу позвонить? — насторожилась я.
— Папа сказал, ты можешь делать, что хочешь.
— С какой стати тогда ты морочил мне голову?
— Я не морочил, — нахмурился он. — Просто Клим тебе не подходит. Он не очень хороший человек. Я бы даже сказал, он плохой человек. Хотя, конечно, говорить тебе это я не обязан, а ты не обязана меня слушать.
— Хорошо, что ты это понимаешь, — обрадовалась я и пошла к телефону, в моей комнате аппарата не было.
Резо поплелся следом, а потом маячил перед глазами с видом побитой собаки. Злобно ухмыляясь, я стала набирать номер. Молнии я метала напрасно, Резо привалился к стене и даже стал насвистывать, давая понять, что поговорить с Климом без свидетелей мне не удастся. Впрочем, разговор мог не состояться: Клим не пожелает меня вспомнить, а если и вспомнит, вполне может вежливо отфутболить. На вежливость я все-таки рассчитывала, потому что, как ни крути, а всеобщий Папа был для меня папой с маленькой буквы.
Не то чтобы я волновалась из-за предстоящего разговора, нет, просто Резо действовал на нервы, а его мысли и того больше.
Длинные гудки шли бесконечной чередой, и я повесила трубку. Так все хорошо складывалось, и вот пожалуйста. Где носит этого идиота? Через пару дней его интерес ко мне поутихнет, а через неделю он меня и вовсе забудет, чего ж мне тогда, опять на турбазе воланчиками разбрасываться? Я взяла и заревела с досады.
Резо потянулся за сотовым, посмотрел на меня с укором и стал кому-то звонить. Этот кто-то оказался Васей, по крайней мере, Резо назвал его именно так, представился и спросил:
— Ты номер сотового Клима знаешь?
— А что? — заинтересовался Вася.
— Надо.
— Тебе? — вроде не поверил тот, а Резо разозлился:
— Мне он даром не нужен. Ну?
— Знаю, конечно, — разом присмирел парень, решив, как видно, что это Папа проявил интерес. Резо набрал номер и протянул мне сотовый. Ответили сразу.
— Олег? — спросила я.
— Да. — Он вроде бы удивился, потому что мой голос, конечно, не узнал и пытался отгадать, кто его беспокоит. А может, наоборот: узнал и теперь прикидывал, с какой стати я звоню. Я решила представиться.
— Это Варя. Мы с вами вчера на турбазе познакомились.
— А… Привет, — теперь он точно был озадачен. Я выдержала паузу и не без робости пролепетала:
— Я хотела бы с вами встретиться. Скажите, это возможно?
Парень явно растерялся, помолчал, потом подал голос:
— Конечно. Когда, где?
— Если вам удобно, завтра в одиннадцать, в парке за Дворцом культуры «Текстильщик». Там есть березовая аллея… я думаю, вы легко меня найдете… — Тут я не на шутку разволновалась и прибавила:
— Может быть, это нарушает ваши планы?
— Нормально, — ответил он, и мы простились.
— И нечего на меня так смотреть! — прикрикнула я на Резо, отправляясь в свою комнату.
Утром я встала очень рано (к десяти часам нужно было закончить всю работу по дому), потом еще полчаса сидела перед зеркалом. Задача передо мной стояла непростая: не внеся особых изменений в свой облик, выглядеть ослепительной красавицей.
Я вышла на веранду, где Папа читал газету, и поняла, что Резо уже расстарался, донес о звонке. Папа оторвался от газеты и с улыбкой спросил:
— Ты не на свидание ли собралась?
Я кивнула, сцепив руки замком, улыбкой демонстрируя счастье юной особы от первого в жизни свидания. Папа загрустил, причем вполне искренне. Отложил газету и сказал мне ласково:
— Сядь-ка рядом, Варя.
Я послушно села и взглянула на него с испугом, умоляя не губить мои юношеские мечты. Папа вздохнул и спросил:
— Он тебе понравился?
Я кивнула с робкой надеждой. Он размышлял минут пять, совсем было собрался обратиться с речью, но неожиданно передумал и сказал:
— Что ж, иди. Только Резо пойдет с тобой. Не обижайся, дочка, но я не хочу, чтобы кто-то тебя обидел.
«Вот так подарок! И что я с этим дурачком делать буду? Он же начнет топтаться рядом и не отойдет ни на шаг. Как говорится, от черта молитвой, а от этого недоумка ничем».
Но Папе такое, конечно, не скажешь. Он уже решил, а к возражениям не привык и уж точно привыкать не станет. Пришлось мне радостно улыбнуться и двигать к выходу.