Мы подъехали к парку, когда стрелки часов показывали без десяти минут одиннадцать. Я надеялась, что у меня будет время найти для Резо какую-нибудь нору, в которой я его ненадолго пристрою, но день не задался: Клим тоже решил приехать пораньше, а мой чертов страж, заметив его машину, припарковался рядом.
Клим, увидев нас, вышел из своего джипа, я мысленно чертыхнулась, распахнула дверь, и Резо, конечно, тоже. Ну и где романтизм, где березовая аллея, шорох листвы и все такое? Какого черта я сюда тащилась? Чтобы мы вот так топтались на тротуаре? Просто безумие какое-то.
Мы дружно поздоровались (причем мужчины рук друг другу не протянули) и замолчали. Я, потому что разозлилась: мой сценарий пошел наперекосяк, Резо мысленно злорадствовал, а Клим диву давался: уж вроде всякого в жизни насмотрелся, но чтоб баба на свидание являлась с охранником…
— Резо, я не хочу тебя видеть, — тихо, но сурово заявила я, взяла Клима под руку и зашагала в сторону парка.
Само собой, мой страж поплелся за нами, причем награждал меня такими мыслями, что сосредоточиться на разговоре с Климом не было никакой возможности.
— Ты прекратишь или нет? — не выдержала я через пять минут, обернулась и даже топнула ногой. Клим замер, не понимая, в чем дело, а Резо насупился и в ответ подумал: «Я этому уроду в три счета шею сверну. Вякнуть не успеет».
Я только головой покачала: это кто же здесь урод?
— Не обращайте внимания, — сказала я Климу. — Папа не разрешает мне одной выходить из дома. К Резо я привыкла, но вам, наверное, неприятно, что он пялится в затылок.
— Переживу, — усмехнулся Клим. Разговор начался совсем не так, как я планировала, более того, в другой тональности: ни тебе романтической грусти, ни легкого намека на шизофрению… Намек организовать можно, но все остальное… нет, не то…
— Ничего, если мы немного прогуляемся по аллее? — спросила я.
— Ничего.
Он смотрел на меня и терялся в догадках, впрочем, уже понял, что дела у меня к нему нет и это скорее всего обыкновенное свидание, если, конечно, можно было назвать обыкновенным то, что Клим в одиннадцать утра таскался по аллее парка под ручку с девицей, за спиной которой с маниакальной настойчивостью следовал охранник.
— Вы не сердитесь, что я позвонила? — спросила я, притормозив. Надо же с чего-то начинать. Потом медленно двинулась дальше, все еще держа Клима под руку.
В целом ситуация его забавляла, и он ничего не имел против того, чтобы немного прогуляться. Резо, конечно, раздражал, но с этим ничего не поделаешь.
— Как вы думаете, он нас слышит? — шепнула я.
— Резо?
— Да.
— Если говорить тихо, нет.
— Тогда давайте говорить тихо.
Необходимо как-то вывести разговор на нужную тему, а из-за этого придурка за спиной и неудачного начала все у меня шло наперекосяк. Я увидела скамью и потянула туда Клима, мой страж устроился на скамье напротив, расстояние приличное, теперь он нас точно не услышит, а по губам, я надеюсь, читать не умеет… точно не умеет.
— Вы, наверное, удивляетесь, почему я вам позвонила? Я бы никогда не решилась, — торопливо добавила я, — просто… — В этом месте я вздохнула и спросила испуганно:
— Вы знаете Сашу Завражного?
— Да, — кивнул Клим, такой поворот в разговоре вызвал в нем легкое недоумение.
— Вы… вы не очень любите друг друга?
— Как кошка с собакой, — хмыкнул Клим.
— Видите ли… — в волнении я начала мять носовой платок (для этой цели извлеченный из сумки). — В нашем доме, я имею в виду дом, где я живу… вы ведь знаете где, так? В нашем доме собираются разные люди… Я никогда не прислушиваюсь к разговорам, но… так получилось. Завражный, по-моему, вас ненавидит, — это я прошептала трагическим шепотом.
«Удивила», — мысленно хмыкнул Клим, но слушал не без интереса.
— И… он говорил ужасные вещи.
Тут в кармане Клима запищал сотовый. Ну что за утро… Мне со злости хотелось пнуть урну, а лучше урну, Клима и Резо сразу.
Клим извлек телефон, поднялся и отошел на пару шагов, а я едва не взвизгнула, поняв, какая удача на меня свалилась. Клим стоял ко мне спиной и рассчитывал, что разговор я не услышу. Вот он заметно дернул плечом, потому что известие получил неприятное. Час назад возле родного подъезда был застрелен его лучший друг, рыболов и повар Вова Федоров. На ногах Олег Николаевич устоял, но ему разом стало не до свиданий. Повернулся, посмотрел вскользь и сказал:
— Извини.
Стало ясно, сейчас он бросится от меня со всех ног, а я еще не успела натравить его на Монаха.
— Вы не поняли, Олег! — вскакивая и хватая его за руку, вскрикнула я. — Это очень серьезно… Я слышала, как он говорил… Он собирался… Господи… У вас есть друг Владимир, у него прозвище такое смешное (прозвище у покойного в самом деле было смешное)… я забыла… так он сказал: «Начнем с него», с этого Володи то есть. — Я ожидала бездну вопросов и лихорадочно прикидывала, с кем мог вести подобные беседы Монах в нашем доме, а главное, когда, но Клима смерть дружка здорово подкосила, он вроде бы малость отупел и никаких вопросов не задал. — Я все думала об этом разговоре… и сказала Папе, но он меня отругал и не велел выходить, когда в доме гости. А в субботу, когда вы на турбазе приходили к нам, я… я поняла, о ком тогда шла речь, и решила предупредить вас.
Клим кивнул и почти бегом бросился по аллее, а я, опустившись на скамью, плакала, правда, недолго, пока он не скрылся с глаз. Потом вытерла слезы и показала Резо язык.
«Мало романтизма, — вздыхала я всю обратную дорогу. — Идиотский разговор, большой любовью даже не пахнет, и где здесь Ремарк, скажите на милость?»
Немного поскандалив сама с собой, я крепко задумалась и в конце концов смогла удостоиться гениальной идеи. Насчет гениальности я немного преувеличила, зато уж романтизма пруд пруди.
Тут я покосилась на Резо: осуществлять идею, находясь рядом с ним, возможным не представлялось. Придется его на некоторое время чем-нибудь занять.
— У тебя есть родственники? — спросила я.
— Есть, — он вроде бы удивился. — А почему ты спрашиваешь?
«Вот ведь человек: сказал бы „да“ и заткнулся. Ни в жизнь. Ему непременно надо задать свой вопрос».
— А если ты, к примеру, заболеешь, есть кому за тобой ухаживать?
Глаза его полезли на лоб.
— Я никогда не болею, — подумав, заявил он.
— Ну это мы исправим, — утешила я.
Мы вошли в дом.
— Идем ко мне, — кивнула я Резо. В моей комнате он всегда чувствовал себя неловко, поэтому заходил редко, и сейчас торчал у двери и переминался с ноги на ногу, вызывая злость и умиление одновременно. — Достань со шкафа мыльницу, — сказала я. — Она туда попала случайно.
Резо подошел и стал шарить рукой по крышке шкафа.
— Ничего тут нет, — проворчал он недовольно.
— Есть-есть. Ищи.
Он начал шарить двумя руками и смотреть вверх. Воспользовавшись его занятостью, я уронила с приличной высоты ему на ногу принтер. Принтером я не пользовалась, и его было не жалко.
— Извини, — сказала я с ласковой улыбкой. — Мыльницы там действительно нет, я вспомнила. Да и откуда ей там взяться?
Резо извлек свою конечность из-под принтера, поднял его, глядя на меня осуждающе, и, поставив его на место, заявил:
— Ты это нарочно сделала.
— Что? — удивилась я.
— Вот это.
— Да брось ты. На самом деле я очень беспокоюсь за твое здоровье. Как нога? Тебе больно?
— Больно.
— Очень или так себе?
— Ты это сделала нарочно, — убежденно заявил он.
— Папе настучишь?
— Я не стукач. А ноге совсем не больно.
Это он врал, потому что пошел, прихрамывая, а назавтра не мог напялить ботинок: нога здорово распухла.
Утром, заметив, что времени уже довольно много, а Резо из своей комнаты так и не появился, я постучала и вошла: он сидел на постели и безуспешно воевал с ботинком.
— Видишь, ты все-таки заболел, — обрадовалась я. — Пойду скажу Папе и вызову врача.
— Не надо, — разволновался он.
— Надо-надо, — заверила я.
Врач прибыл через полчаса, осмотрел увечье и наложил тугую повязку. Было ясно, что Резо временно нетрудоспособен, и мы с Витькой, загрузив его в любимый «Опель», повезли на родную квартиру (то, что она существовала, слегка меня удивило: я была уверена, что Резо родился, вырос и созрел в стенах Папиного дома. Сначала был маленький такой охранничек, в крохотных защитных очках и смешном костюмчике, потом рос, рос и вырос в большого Резо).
Квартира находилась на третьем этаже, правда, в доме с лифтом, так что скакать по ступенькам ему не пришлось. Я немного прошлась по его жилищу. Ничего примечательного, кроме приличного слоя пыли на мебели, указывающего на длительное отсутствие хозяина. Это я и так знала, потому наблюдательность удовлетворения не принесла. Холодильник был пуст.
— Вить, — попросила я. — Сгоняй в магазин, чтобы Резо не умер здесь от голода. А я с ним посижу.
Витя отправился выполнять поручение, а Резо сидел на диване и выглядел жутко несчастным.
— Снимай костюм и ложись. У тебя халат есть? Болеть надо в халате.
— Я через пару дней вернусь, — сказал он.
Я нахмурилась, посмотрела сурово и заявила:
— А вот об этом даже не думай.
Пошарив немного по шкафам, я обнаружила подушки и одеяло и соорудила больному вполне приличное ложе.
— Ложись и болей спокойненько. Вот увидишь, тебе понравится. Хочешь чаю? — Он мотнул головой. — А чего ты хочешь?
Чего он хотел, я очень хорошо знала, но время терпит, сейчас на очереди Клим.
— Ладно, я просто посижу рядышком, и мы поболтаем.
Вернулся Витька, определил продукты в холодильник и заглянул к нам.
— Ну, ты как? — спросил он Резо.
— Нормально, — с отчаянием сообщил тот.
— Я тебя навещать буду каждый день, — попробовала я его утешить. — И сейчас мы никуда не торопимся. Правда, Витя? Хочешь, я тебе почитаю или расскажу что-нибудь смешное?
— Ты это нарочно сделала, — прошипел Резо, воспользовавшись тем, что Витька вышел покурить на балкон.