– Может быть, вы помахали ей или как-то иначе поприветствовали?
– Нет.
– Что было надето на вас?
– То же, что я всегда надевал на работу. Серые брюки, синяя рубашка.
– Значит, вы были не в комбинезоне.
– Надел, когда полез под дом.
Дэн торопливо нацарапал несколько слов под записью о том, что Джо Энн Андерсон видела Герхардта в комбинезоне днем.
– В каких вы были ботинках?
– «Тимберленд».
– Подошвы толстые?
Герхардт показал пальцами, раздвинув большой и указательный примерно на два дюйма[27].
– Какой у вас рост, мистер Герхардт?
– Почти шесть и три. А что?
Дэн продолжал стремительно писать.
– Джо Энн Андерсон утверждала, что человек, которого она видела в ту ночь, был ростом с деревцо во дворе. Девять лет назад оно было высотой шесть футов. Вы в ботинках на толстой подошве были скорее шесть и пять.
– Она говорила, что было темно, она не так уж хорошо видела.
Дэн улыбнулся, и в первый раз что-то похожее на надежду мелькнуло в глазах Уэйна Герхардта.
– Почему вы сознались в том, чего не делали, Уэйн?
Герхардт пожал плечами. И опустил взгляд. Когда он снова поднял глаза, в них стояли слезы.
– Знаете, мне тогда показалось, что все против меня. Та женщина, она сначала выбрала меня в полиции на опознании, а потом еще в суде. – Его худые плечи вздрогнули. Он едва сдерживался. – Адвокат сказал, что у меня нет шансов. Он сказал, что, если я не признаюсь, прокурор будет требовать для меня смертного приговора. Он говорил, что есть улика, подтверждающая, что я изнасиловал ее, а потом убил и что это отягчающее обстоятельство.
– А он объяснил вам, что это за улика?
– ДНК.
– Он говорил с вами о необходимости провести анализ ДНК?
– Он сказал, что если окажется, что это моя ДНК, то никакой сделки не будет – прокурор не сможет оправдать ее перед своим начальством. Это была ошибка. Я был молод и напуган. – Он смахнул со щеки непрошеную слезу. Затем выпрямил спину и заговорил спокойнее: – Зря я тогда согласился. Потом я несколько лет потратил, пытаясь добиться пересмотра дела. Писал в проект «Невиновность», в университет штата Вашингтон, в Бостон, куда только не писал.
– А как же ваш адвокат?
– Это из-за него я здесь. За все эти годы я ни разу о нем ничего не слышал. А у вас есть какие-то идеи?
– Да, есть. Анализ ДНК можно сделать сейчас. Ордер на это выдаст любой судья.
– Зачем это ему?
– Ни за чем, если я не укажу ему очень вескую причину.
– А она у вас есть?
– Ответьте еще на один вопрос, Уэйн. Вы кому-нибудь говорили, что идете по вызову в дом Бет Стинсон? Кто мог знать, что вы были там днем?
Герхардт задумался.
– Мой начальник. Еще кое-кто из слесарей. Я наверняка говорил по рации о том, что еду к ней. У меня на работе мог знать кто угодно.
Дэн сделал еще одну запись.
– А почему вы меня об этом спрашиваете?
– Простая логика, Уэйн. Если вы не убивали Бет Стинсон, значит, это сделал кто-то другой. И не исключено, что этот другой знал, что вы были в ее доме в тот день.
– Ну это вряд ли.
– Возможно.
– И вы думаете, этого достаточно, чтобы сделать ДНК-тесты?
– Не вполне, но я над этим работаю.
Герхардт не улыбнулся, вообще никак не среагировал. Он просто сидел и смотрел перед собой в плексиглас. За последние десять лет его надежды разбивались вдребезги уже не один раз, и Дэн знал это.
Глава 35
Вопросы полетели в Трейси и Кинса из толпы репортеров, как только они вышли из машины на парковку мотеля.
– Убийца снова Ковбой, детективы?
– Это опять танцовщица?
– Детектив Кроссуайт, у вас есть психологический профиль убийцы?
Как и во всех остальных случаях, комната – угловая в одноэтажном здании Г-образной формы – была далеко от офиса мотеля. Трейси не сразу пошла туда. Сначала она прошла по дорожке, опоясывавшей здание, и оказалась на стороне заднего фасада, который выходил на боковую улицу, примыкавшую к Авроре. Кинс шел за ней.
– Вряд ли он паркуется на стоянке, как все, – сказала она. – Иначе у нас давно были бы номера. Думаю, он оставляет машину в каком-нибудь переулке, а сам идет сюда пешком. – Она подозвала сержанта патрульной службы и велела ему окружить территорию за зданием полосатой лентой, как и место происшествия. – Может быть, криминалисты найдут какой-нибудь отпечаток, – окурок, да что угодно.
Они с Кинсом расписались в журнале и вошли в комнату.
– Боже, нет! – вырвалось у Трейси, когда она увидела жертву. Маленькая, рыженькая. Незачем было даже проверять ее лицензию танцовщицы. Это была одна из тех, с кем они говорили в гримерке «Пинк Паласа».
Много часов спустя, снова в Комнате Ковбоя, Трейси нашла приколотые над своим столом записки от Ноласко, Беннета Ли и Билли Уильямса. Еще какой-то детектив Феррис, из УПО. Его сообщение она выбросила в корзину. Звонки по горячей линии раздавались один за другим, без умолку, опергруппа не успевала отвечать. Все были злы из-за того, что приходится весь день сидеть, не отрывая задницы от стула, вместо того чтобы «топтать землю» и делать дело. Чтобы проверить все сообщения, которые они получили по телефону за один день, народу потребуется куда больше, чем у них есть, а между тем о расширении группы и мечтать нечего; Ноласко цепко держится за завязки бюджетного кошелька, ожидая, когда Трейси завалит это дело.
Кто-то повесил новую фотографию на стену. Рыжеволосую звали Габриэль Лизотт, сценическое имя Французский Огонек. Двадцать два года, из них два с половиной она танцевала в «Пинк Паласе», в основном в том самом, на Аврора-авеню, где с ней разговаривали Кинс и Трейси. А до того, к немалому удивлению Трейси, Лизотт выступала в «Танцах голышом», и теперь Трейси готова была побить себя за то, что не догадалась спросить у девушек, знал ли кто-нибудь из них Николь Хансен. Вик и Дел повезли сейчас фото Хансен в «Пинк Палас», чтобы расспросить там о ней, прежде чем направиться в «Танцы голышом», где им предстояло задавать вопросы о том времени, когда у них работала Лизотт. Рон Мэйуэзер занимался тем, что сопоставлял список нынешних служащих «Пинк Паласа» с настоящими и бывшими служащими «Танцев голышом», а заодно составлял списки тех, кто заказывал Лизотт онлайн через веб-сайт «Пинк Паласа». У «Танцев голышом» такой роскоши, как свой веб-сайт, не было.
Трейси подошла к столу Кинса. Когда он закончил разговор по телефону, она кивнула ему, и они вместе вышли из комнаты. Прикрыв за собой дверь, они остались на площадке в окружении желтоватого света и запахов сырого бетона. Где-то под ними на металлической лестнице прозвучали шаги, хлопнула дверь.
– В чем дело? – спросил Кинс.
– По-моему, она его знала. По-моему, они все его знали.
– Откуда? Это клиент? Нэш?
– У него наверняка есть возможность настоять на своем, если они артачатся и говорят «нет», а еще он связан со всеми, кроме Николь Хансен.
– То же можно сказать и о Таггарте, – ответил Кинс. – И, возможно, о Гипсоне. Да вообще обо всех служащих.
Она согласилась. В ее теорию не укладывался только один человек – Дэвид Бэнкман. Ни в «Пинк Паласе», ни в «Танцах голышом» никто не выбрал из монтажа его фото.
Рон Мэйуэзер высунул голову в дверь.
– Трейси? Беннет Ли на проводе. Говорит, что ему очень надо с тобой поговорить.
– Сейчас вернусь, одну минуту.
Мэйуэзер закрыл дверь.
– Почему ты думаешь, что они все его знали? – спросил Кинс. – Из-за того, что Анжела Шрайбер сняла комнату больше чем на час?
Вообще-то утаивание информации от напарника было нарушением протокола, но если Трейси влетит за то, что она влезла в старое дело об убийстве Бет Стинсон, да еще и предоставила Дэну доступ к полицейским документам, то пусть наказание понесет она одна, без Кинса.
– С этого все началось, – сказала она, – но теперь я еще вот о чем думаю: что заставило Лизотт согласиться на это свидание? Ты ведь помнишь, как она была напугана в тот вечер, когда мы с ней разговаривали. Даже из гримерки выходить не хотела.
– Тут есть над чем задуматься, – сказал Кинс. – Но мы ведь всех работников клуба проверяли.
– Может быть, он клиент, из тех, которые делают заказы онлайн.
– Тогда он наверняка делает это под вымышленным именем.
Трейси согласилась.
– По крайней мере, теперь у нас есть хоть какая-то связь с Николь Хансен, раз они с Лизотт танцевали в одном клубе.
Кинс громко выдохнул.
– А это уже кое-что.
Они вернулись в комнату. Трейси взялась за трубку телефона.
– Мне нужно заявление для прессы, – услышала она голос Ли.
– Не лучшее время сейчас, Беннет. Я велела дежурным детективам принести сюда все показания свидетелей, да и телефоны звонят, как с цепи сорвались.
– Я понимаю, только Ноласко говорит, что шеф трясет с него хоть что-нибудь. Может, хотя бы портрет?
– Я же говорила тебе, Беннет, мне нужно время, чтобы его составить, и повторяю тебе еще раз – он будет очень общим.
– Когда он будет готов?
Кинс повернулся к ней от своего стола, прижав к груди телефонную трубку.
– Дэвид Бэнкстон. Говорит, что придет.
– Когда? – спросила Трейси у Кинса.
– Мне надо вчера, – ответил Ли.
– Сегодня, – сказал Кинс. – Сразу после смены. Я позвоню Ладлоу, узнаю, сможет ли она устроить полиграф.
– Что? – переспросил Ли.
– Мне придется перезвонить тебе, Беннет.
– Трейси, когда я смогу…
– Я перезвоню. – Она повесила трубку и слушала, как Кинс договаривается с Бэнкстоном на конец дня сегодня.
Наконец Кинс тоже повесил трубку.
– Отлично у нас идут дела, верно? Есть лишь один подозреваемый, которого мы никак не можем связать с танцовщицами, и именно он хочет пройти полиграф.
– Может, позвоним Сантос, попросим ее прийти: пусть подскажет, какие именно вопросы задать ему на полиграфе.