ика Джаггера[38]. Полицейские сверкнули своими жетонами.
– Вы Джеймс Томи? – спросила Трейси.
– А в чем дело?
– Нам надо задать вам несколько вопросов.
Томи был одет в штаны защитного цвета, черный кардиган и домашние тапочки, но расслабленным не выглядел. Наоборот, похоже было, что он сильно нервничает.
– Довольно поздно, чтобы приходить к людям в дом, детективы. Какова природа ваших вопросов? Они имеют отношение к кому-то из моих клиентов? Если так, то я вынужден сослаться на право адвоката не разглашать информацию, полученную от клиента.
Трейси не понравился снисходительный тон этого типа. Кроме того, она ощутила за ним фальшивую браваду.
– Нам известно, который сейчас час, мистер Томи, и, поверьте, нам также хотелось бы сейчас быть дома. Вы предпочитаете, чтобы мы задавали вам вопросы прямо здесь, на крыльце, или в доме найдется спокойное местечко для разговора? Если нет, то я могу найти такое сама.
Томи посмотрел на нее сквозь круглые очки в черепаховой оправе. Потом вздохнул, словно склоняясь перед неизбежным, и отступил от двери. Сыщики вошли в переднюю, обшитую деревянными панелями, – женщина стояла у противоположной двери, привалившись плечом к косяку.
– Это детективы из полиции Сиэтла, – сказал ей Томи. – Пришли задать мне пару вопросов об одном из моих клиентов. Мы поговорим в кабинете.
– Поздно же, – заплетающимся языком сказала женщина.
– Мы недолго, – ответил Томи.
Через богато убранную переднюю он провел Трейси и Кинса в столь же впечатляющую «берлогу» – с резным деревянным столом и книжными шкафами от пола до потолка, где вровень с краями полок выстроились книги. Бесшумно затворив дверь, Томи предложил полицейским сесть. Мебель в комнате была кожаная, как и пристало кабинету, хозяином которого был мужчина, мягкий свет исходил от лампочек в шкафах и большой лампы тиффани на письменном столе. Трейси уловила остаточный аромат дорогих сигар. Кожаное кресло позади стола крякнуло, когда Томи опустился в него.
– Так в чем же дело?
– Габриэль Лизотт, – сказала Трейси.
– Мне очень жаль, но мне это имя не знакомо. – Томи откинул со лба густую прядь светлых волос, все еще стараясь выглядеть ненапряженным.
– Возможно, вам она известна как Французский Огонек, – продолжала Трейси, все так же внимательно разглядывая Томи.
– К сожалению, нет, – отвечал тот.
Но Трейси была не в духе.
– Мистер Томи, вы водите синий «БМВ», номер Ди-Фенс-4-Ю?
– Да, вожу.
– Этот самый «БМВ» был припаркован на Первой авеню вчера вечером, около одиннадцати часов.
– Это вопрос, детектив?
– Нет. Это факт.
– В чем же тогда вопрос?
– Вы были в «Пинк Паласе» один или с кем-то?
Томи на мгновение замешкался с ответом, прокашливаясь.
– Я был один. Это недалеко от моего офиса. К тому же это не противозаконно.
– Вы заказывали и получали приватный танец от танцовщицы по имени Французский Огонек? – Лицо Томи осталось непроницаемым.
– Танец помню. Имя танцовщицы – нет.
– Рыжие волосы. Миниатюрная фигурка. Никого не напоминает?
– Кого-то напоминает.
Трейси выложила фото Габриэль Лизотт на стол.
– Она проходила мимо вас в клубе. Вы протянули руку и коснулись ее запястья, шепнули ей что-то на ухо, и она повела вас в отдельную комнату.
– Так обычно клиенты договариваются с танцовщицами, детектив. И, повторяю, это не противозаконно.
– Тогда расскажите мне, о чем вы с ней договорились.
Томи опять откашлялся. Он сидел боком к столу, нога на ногу, и посматривал на Кинса и Трейси через левое плечо, как человек, который собирается сказать что-то несущественное.
– Я предложил тридцать пять долларов. Она согласилась.
– Должно быть, ее услуги вас более чем удовлетворили. Ведь вы после этого доплатили ей еще пятьдесят. То есть сто пятьдесят процентов чаевых.
– И снова я не понимаю, это вопрос или нет, детектив?
– Вы ожидали что-то еще в обмен на такие большие чаевые?
– Я возражаю; это оскорбление.
– Вы читаете газеты, мистер Томи?
– Обычно «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост».
– Тогда позвольте, я сообщу вам кое-что о местных новостях. Габриэль Лизотт нашли мертвой в комнате мотеля на Аврора-авеню сегодня утром. В «Таймс» или в «Пост» об этом писали?
Томи повернулся к ним лицом. Опустил глаза и уставился в одну точку на столе. Заговорил, но тихо:
– Я знал, что еще одну танцовщицу убили. С моей профессией поневоле обращаешь внимание на такие вещи. Но в газете не было ни имени жертвы, ни ее описания.
– То есть сейчас вы услышали об этом впервые? – переспросила Трейси.
– Вы про имя женщины? Да.
– А имя Вероника Уотсон? Оно вам что-нибудь говорит? Она танцевала под псевдонимом Велвет.
– Да.
– Вы ее выделяли, не правда ли?
– Выделял?
– Вам нравятся большегрудые танцовщицы, не так ли?
Томи наморщил лоб.
– Вы допрашиваете меня как свидетеля или как подозреваемого, детектив?
– Вы – адвокат по уголовным делам, мистер Томи. Вас видели в компании двух жертв, в том числе Габриэль Лизотт вчера вечером. С ней у вас состоялся интимный разговор и еще более интимное рандеву. Также вы заплатили ей непомерные чаевые. Вскоре после этого вы покинули клуб.
– Все это верно.
– Куда вы направились из клуба?
– Вернулся домой закончить письмо суду, которое мне необходимо было приобщить к делу сегодня.
– Какому делу? – Кинс поднял голову от блокнота. Иногда он умел превосходно рассчитать время. Ничто так не выбивает из колеи врущего свидетеля, как конкретный вопрос о деталях, который задает человек с ручкой и бумагой в руках.
– Что?
Кинс подался вперед.
– Как называется то дело, к которому вы приобщили письмо сегодня?
– Не помню.
– Вы же сказали, что работали с ним сегодня.
– У меня довольно плотный график. Мне надо уточнить по календарю.
– А как зовут вашего клиента?
Томи перевел взгляд с Кинса на Трейси.
– Мне нужен адвокат. – И он протянул руку к аппарату на столе.
Кроссуайт тоже протянула руку и накрыла ею телефон.
– Такое право у вас, разумеется, есть. Но, раз уж вы решили вызвать адвоката, пусть все идет официально. Встаньте и заложите руки за спину.
– Что?
– Вы имеете право сохранять молчание. Все сказанное вами может быть использовано против вас в суде.
– Вы что, запугиваете меня с помощью объявления прав?
– Пожалуйста, не перебивайте меня, мистер Томи. Вам известно, что я должна зачитать вам ваши права, а вы – выслушать их.
– Вы не можете это сделать, – сказал он.
Трейси продолжала:
– Вы имеете право на адвоката. Если вы не в состоянии нанять его сами, он будет вам предоставлен.
Кинс встал и снял с пояса наручники.
– Пожалуйста, встаньте и заложите руки за спину.
– Это возмутительно, – сказал Томи. – Никакой надобности в наручниках нет.
– Вы поняли права, которые я зачитала вам только что? – спросила Трейси.
– Я хочу позвонить моему адвокату.
– Вам понятны ваши права? – настаивала Кроссуайт.
– Да, понятны.
– Вы имеете право позвонить после оформления задержания в тюрьме, – сказал Кинс.
– По какому обвинению? Нет ничего противозаконного в том, чтобы зайти пропустить стаканчик в клубе для джентльменов.
– Мы арестуем вас за сексуальное домогательство, – сказала Трейси. Она не сомневалась, что мистер Джун опознает адвоката как человека, которого он по крайней мере дважды видел в мотеле в компании Вероники Уотсон. Трейси также подозревала, что это с Томи Уотсон встречалась в ту ночь, когда в ее комнату вломился Таггарт, и что это он ждал Лизотт в мотеле. Правда, убивал он их или нет – это уже другой вопрос.
– Встать! – скомандовал Кинс.
Томи заговорил почти шепотом:
– Наверху мои дети.
– А мои дома, как раз ложатся спать, – сказал Воробей. – Спиной ко мне.
Глава 42
Трейси стояла рядом с Риком Серабоне и наблюдала за Томи в одностороннее зеркало. На оформление его привезли в Центр юстиции, а не в тюрьму округа. Учитывая профессию Томи и его требование адвоката, Кроссуайт показалось необходимым проконсультироваться с кем-нибудь из офиса прокурора. Кинс за своим столом готовил ордеры на обыск дома и офиса Томи, а также на получение образцов его крови, волос и слюны для анализа ДНК. Позже он просмотрит их с Серабоне, и если тот решит, что документы в порядке, то понесет их к судье на подпись. А пока Трейси посадила Вика с Делом за изготовление фотомонтажа со снимками Томи для мотеля Джуна. Потом тот же монтаж они предъявят в «Танцах голышом». О том, что он был завсегдатаем «Пинк Паласа», они уже знали и так.
Когда погасили верхний свет, кнопки записывающего оборудования зажглись красным, зеленым и желтым.
– Я уверена, что мистер Джун опознает его как человека, которого он по крайней мере дважды видел с Вероникой Уотсон. И еще я готова поспорить, что прошлым вечером с Габриэль Лизотт был тоже он.
– Кому он звонил? – спросил Серабоне. – Кто его адвокат?
– Кто-то из его партнеров. Бывший прокурор. Стэн Бустаманте.
Рик улыбнулся.
– Он проходил у меня практику. Потом мы шесть лет работали вместе, пока он не переметнулся на темную сторону.
Зазвонил телефон Трейси. Офицер у стойки в фойе здания сказал, что к ней посетитель.
– Ведите его сюда.
– Это он? – спросил Серабоне.
– Нет, это мой друг.
Дэн уже звонил ей раньше и сказал, что им надо многое обсудить. Кроссуайт ответила, что они только сейчас привезли еще одного подозреваемого и она будет дома поздно, если вообще придет. Дэн настаивал, говорил, что дело не ждет. В Центре поздним вечером было почти пусто, в частности, отсутствовал Ноласко, и Трейси решила, что ничего страшного, если Дэн зайдет к ней туда.
Дэн вошел в комнату в сопровождении офицера в форме. Трейси представила его. Познакомившись со всеми, Дэн вдруг поглядел куда-то через плечо Серабоне и шагнул к зеркалу.