– Нет. Это не по моей части.
– Что – это?
– Связывание. Садо-мазо. Все такое.
– Сколько вы дали ей на комнату в тот вечер?
– Сорок.
– Сколько стоит час?
– Не знаю.
– Она принесла вам сдачу?
– Нет, – сказал он.
– Где вы брали деньги, чтобы каждую неделю тратить на девушку из стриптиза?
Гипсон пожал плечами.
– Я подрабатываю в муниципальном колледже; когда родилась дочь, нам понадобились еще деньги.
– Сколько ей?
– Два.
Тут ей пришла в голову одна мысль.
– Как давно вы женаты, Уолтер?
– Полтора года. – Гипсон снова откинулся на спинку стула. Подумал, покорно пожал плечами. Точно говоря: «А что я мог поделать?» – и добавил: – Она моя дочь.
Кроссуайт кивнула.
– Анжела Шрайбер тоже была чьей-то дочерью.
Двое сотрудников тюрьмы округа Кинг увели Гипсона. Пока он был задержан по обвинению в сопротивлении полиции и подозрению в убийстве. Трейси и Кинс вернулись в отсек. Тонкие перегородки делили все помещение отдела по борьбе с тяжкими насильственными преступлениями на четыре части, в каждой из которых было четыре письменных стола по углам и один большой, в центре. По периметру перегородок были двери в кабинеты сержантов и лейтенантов. К каждой из четырех команд придавался еще один дополнительный сотрудник, или, как его обычно называли, «пятое колесо», чтобы был на подхвате. Над отсеком группы В висел плоский телевизор. Показывали игру НБА[14].
Телефон Кинса зазвонил прежде, чем он успел дойти до своего стола. Он ответил, послушал с минуту, сказал:
– Сейчас будем, – и дал отбой. – Ноласко.
Ноласко любил вызывать подчиненных к себе в кабинет – так он демонстрировал власть. Они свернули за угол и пошли по коридору. Окна в кабинете капитана смотрели на Эллиот Бей, точнее, смотрели бы, если бы Джонни хоть когда-нибудь открывал жалюзи.
Капитан сидел за столом, на стене за его спиной висели похвальные грамоты в рамках. На низком горизонтальном шкафу стопки бумаг чередовались с фото детей Ноласко: мальчик в хоккейной форме и девочка с футбольным мячом в руках. И ни одного снимка капитанских бывших, которые, как он любил жаловаться, обирали его до нитки.
Вид у него был недовольный, впрочем, Ноласко редко выглядел счастливым, кроме тех случаев, когда устраивал кому-нибудь разнос.
– Мэйуэзер сказал вам, что я хочу видеть вас обоих, как только вы придете?
– Мы допрашивали подозреваемого по делу об убийствах танцовщиц, – сказал Кинс.
– И?
– Говорит, что он этого не делал.
– Расскажите мне, что у вас есть по этому делу.
Трейси и Кинс продолжали стоять.
– Анжела Шрайбер была стриптизершей в «Пинк Палас», – начала Трейси.
Ноласко откинулся на стуле.
– Я читал показания свидетелей. Я хочу знать одно – тот же это парень или другой.
– Похоже, тот же, – сказала Трейси.
– Слышать не хочу никаких «похоже». Мэр и городской совет прижали шефа полиции с этим делом, так что дерьмо течет рекой.
Вот, значит, почему Ноласко все еще торчит у себя в кабинете. Несмотря на явное сходство обстоятельств гибели обеих танцовщиц, городские шишки и полицейские начальники не хотят признавать серию. Они прекрасно знают, какую истерику устроят журналисты из-за одного этого слова, до какой точки кипения доведут публику, которая и так уже сыта по горло всеми этими кровопийцами, не говоря уже о финансовой стороне дела – расследование серийных убийств всегда тяжким бременем ложится на и без того скудный полицейский бюджет. Серийный убийца может продолжать убивать годами, даже десятками лет, а его безрезультатные поиски будут пожирать человеко-часы, бюджетные деньги и карьеры полицейских.
– Обе жертвы задушены одним способом, – сказал Кинс. – В обоих случаях постель была застелена, а вещи убитых аккуратно сложены.
Трейси внимательно наблюдала за Ноласко – не пробудит ли в нем что-либо из услышанного воспоминаний о Бет Стинсон, но капитан и глазом не моргнул.
– Что с веревкой?
– Предварительно? На вид обе одинаковые, узел один и тот же. Сами веревки сейчас в лаборатории у Мелтона.
– Кто еще работает по этому делу?
– Вик с Делом. Второй парой. Сейчас занимаются отпечатками. Рон сверяет номера машин, припаркованных у мотеля, последние телефонные звонки и текстовые сообщения с мобильника Шрайбер.
– Для разных убийц слишком много общего, – подытожил Кинс.
Ноласко поднял палец.
– Вот почему мы говорим об этом деле в моем кабинете, Воробей, – сказал он, назвав Кинса его кличкой. – Мы еще ничего не знаем.
– Серьезно? – удивилась Кроссуайт.
– Мэр и наш шеф не хотят сейчас отвечать на вопросы журналистов. Так как там зовут того парня, которого вы притянули?
– Уолтер Гипсон, – сказала Трейси. – Сознается, что был в ту ночь в отеле с жертвой. Отрицает, что убил ее.
– Врет, похоже.
– Возможно.
– Насколько сильны улики против него?
– Его отпечатки пальцев в мотеле повсюду. Сейчас ждем анализа ДНК. Хотя в случае с Хансен единственный образец ДНК, найденный на веревке, принадлежал ей же.
– Как так?
– Не знаю, – сказала Трейси.
У Кинса завибрировал телефон. Он прочел эсэмэску.
– Серабоне прислал ордер на обыск. Может, найдем у него кусок веревки и пойдем себе спокойно по домам.
Но Кроссуайт на это не надеялась.
Глава 11
Дверь открыла Маргарита Гипсон. Вид у нее был усталый и напуганный. В скромной, но чистенькой квартирке женщина, носившая несомненное семейное сходство с Маргаритой, – возможно, та самая сестра из Такомы, – держала на руках маленькую девочку, которая, привалившись головой к ее груди, сосала пальчик.
«Она моя дочь», – сказал ей Уолтер Гипсон и от этого сразу показался ей как-то человечнее. С другой стороны, Гэри Риджуэй, убийца с Грин Ривер, на чьем счету было по крайней мере сорок девять женщин в Сиэтле, сам признавался, что заманивал жертв к себе в машину, пользуясь тем, что на заднем сиденье сидел его сынишка.
Кроссуайт предъявила ордер на обыск квартиры Уолтера и его гаражного хранилища, и криминалисты принялись за дело, прежде всего достав пистолет Гипсона, который тот хранил в запертом сейфе у себя в спальне. Четырехзначным кодом служила дата рождения Маргариты.
– Это чтобы я не забыла, – сказала она.
Пока шел обыск, Маргарита сидела в гостиной, перебирая четки и то и дело промокая распухшие и покрасневшие от слез глаза носовым платком. Трейси сидела на кушетке напротив. Кинс и сестра стояли рядом. Трейси объясняла, что Уолтер задержан и находится в тюрьме округа Кинг, а потому не придет сегодня ночевать домой.
– Но он говорит, это не проблема, – сказала Маргарита. – Он говорит, его не поймали, потому что это не то, на что полиция тратит… – Она бросила взгляд на сестру, но та лишь пожала плечами и покачала головой.
– Свои ресурсы? – подсказала Трейси.
– Внимание… он говорит, это не то, чему полиция уделяет много внимания. – С последними словами ее грудь всколыхнулась, и она прикрыла рот, откуда наружу вырвался всхлип.
Трейси и Кинс переглянулись. Трейси подумала, не пришлось бы им приглашать переводчика.
– Что имел в виду ваш муж, когда говорил, что полиция не обращает внимания? О чем он говорил?
– О налогах.
– О налогах?
– Он говорит, полиции все равно.
– Ваш муж не платил налоги? – Трейси была уверена, что из зарплаты Гипсона, которую он получал в школе, налоги вычитаются автоматически, но тут вспомнила про муниципальный колледж. – Вы про те деньги, которые он зарабатывает преподаванием?
– Нет, про наживку.
Кинс кивнул Трейси.
– Он продает мушек собственного изготовления.
Маргарита посмотрела на него.
– У нас же ребенок, нужны деньги.
– И он не платит налоги с того, что продает, – сказала Трейси, наконец сообразив, что к чему.
– Он говорит, полиции все равно.
– А где ваш муж делает мушек? – спросила Трейси.
Они обошли «Тойоту Приус», припаркованную под навесом для автомобилей. Маргарита повертела диски на навесном замке.
– Он делает наживку ночью, – сказала она. И потянула замок, но он не раскрылся.
Когда Маргарита снова набрала четыре цифры и потянула, все так же безрезультатно, Трейси сказала:
– Дайте я попробую. Какой код?
– Мой день рождения, – сказала Маргарита. – Чтобы я не забыла. 0-4-1-7.
Та же комбинация открывала сейф с пистолетом. Трейси набрала, потянула – бесполезно.
– У меня в грузовике болторез, – сказал один из криминалистов.
– Неси.
Через несколько минут дужка замка была перекушена. Трейси освободила замок из петли, отодвинула задвижку и потянула дверь на себя.
– Там есть свет, – сказала Маргарита. – Шнурок.
Кроссуайт протянула в темноту руку, ощутила, как что-то щекочет ей тыльную сторону ладони, ухватилась и потянула. Голая лампочка под потолком вспыхнула, залив светом грубоватый верстак, который занимал почти весь чулан. На стене за ним висела пробковая доска, утыканная образцами замысловатых наживок, однако не они мгновенно привлекли внимание Трейси. Когда Маргарита Гипсон сунула голову внутрь, то всхлипнула, прикрыла ладонью рот и снова заплакала.
Уолтера опять привели в комнату для допросов, только теперь на нем был красный костюм типа комбинезона, какие в тюрьме округа Кинг выдавали всем арестантам, белые носки и шлепанцы. На этот раз Трейси и Кинс не стали ждать, пока он «дойдет». Они вошли в комнату вместе. Снимать с Гипсона наручники Трейси не стала.
– Мы были у вас в гараже, Уолтер, – сказала она.
Кадык на горле Гипсона подпрыгнул и опустился.
Кинс выложил на стол фото в пластиковом файле и подтолкнул к нему.
День рождения Маргариты не сработал потому, что ее муж сменил либо код, либо сам замок. Среди сотен «мушек», изготовленных Уолтером Гипсоном и прикрепленных к пробковой доске на стене, были с полдюжины фото обнаженной Анжелы Шрайбер. На некоторых из них Трейси опознала затасканный серый ковер из мотеля на Авроре. Значит, Уолтер был куда сильнее увлечен девушкой, чем хотел казаться. А людям, которые лгут о своих чувствах, обычно есть что скрывать.