– Д-да, – кивнул лейтенант. – Но это, наверное, строго между нами?
– Именно так, – с некоторым облегчением вздохнула Лиза, сделала большой глоток старки и наконец закурила.
– Про бомбардировщики, это оттуда? – спросила после пары затяжек.
– Так точно! – подтянулся Виктор.
– Мы же без чинов, – напомнила Лиза. – Я тоже кое-что знаю. Помню из фильмов и книг. Там ведь это не секретные данные. Но я та, которая оттуда, по профессии инженер-электрик, так что у меня тоже, знаешь ли, есть про запас пара идей. Другое дело, что я, Виктор, попросту не хотела слишком уж ускорять военно-технический прогресс этого мира. Ты же понимаешь: сделаем мы те же бомбардировщики, через полгода они будут уже у всех. И пошло!
– Что-то изменилось?
– Да, – кивнула она. – Себерия стремительно втягивается в Мировую войну.
– Про мировую войну помню, – наморщил лоб Виктор. – Кажется, даже про две.
– Две и было, – подтвердила Лиза. – Но ты вот что, лейтенант. Давай-ка мы сразу договоримся, такие разговоры только наедине и когда точно знаешь, что никто не слушает. Нам обоим лишние вопросы не нужны. Согласен?
– Да.
– Тогда еще вопрос. Есть сомнения в том, что Себерия – это наша родина?
Закономерный вопрос, между прочим. Личные интересы дело хорошее, лояльность тоже. Но, если сомневаешься в том, что это твоя родина и другой уже не будет, дело швах. Сотрудничать можно, разумеется. С осторожностью и оглядкой, но работать вместе – нет. Так что вопрос она задала самый что ни на есть уместный: родина тебе, друг сердечный, Себерия или нет?
– Родина! – твердо ответил Виктор. – Я здесь, считайте, второй раз родился и вырос.
– Отлично! – с известным облегчением кивнула Лиза. – Теперь вернемся к нашим баранам. У меня, я тебе об этом уже говорила, и у самой были идеи, но я их очень осторожно озвучивала, чтобы не ускорять гонку вооружений. Однако теперь не до щепетильности и моральных императивов. Себерии надо воевать и победить, и здесь приветствуется любая помощь. Поэтому Техническому Бюро быть. Я уже подобрала для него пару-другую гражданских «психов», они и сами не дураки, но, главное, под их прикрытием можно будет опробовать несколько небесполезных идей. Например, нормальная система наведения для торпед. Но под своим именем я такое предложить не могу, разве что озвучу завиральную концепцию. Доводить все равно придется тебе. Звание у тебя низковатое для наших целей, но думается, старлея я тебе в ближайшее время пожалую, а там, глядишь, и за немереные заслуги перед Флотом пробьем тебе внеочередного каплея. Идеи-то стоящие. Инфракрасный датчик, например, или, вообще сделать радиоуправляемую ракету.
– Радиоуправляемая ракета с радиоскопом, – предложил вдруг Виктор. – Чтобы оператор видел, куда ведет ракету.
– Умничка! – похвалила Лиза.
«Действительно, не дурак! Очень удачно, что он оказался под рукой».
– Ты по-русски читать умеешь? – спросила, вспомнив про свою секретную библиотеку.
– На таком? – спросил Виктор, переходя на «настоящий» русский.
– Да.
– Умею, – кивнул он. – У меня там какое-то высшее техническое образование вроде бы было.
– Это хорошо, – улыбнулась донельзя довольная этой встречей Лиза. – У меня одно время был канал в один из миров. Не мой. Может быть, твой…
Всей правды она ему открыть не могла. Слишком опасно, а береженого, как известно, бог бережет.
– У нас там, откуда я родом, социализм, знаешь ли, победил. Те самые коммунисты-ленинцы Троцкого. А вот у тебя наступил капитализм. В общем, пока был канал, я оттуда книг натащила: физика, математика, химия, электроника… Кое-что по оружейной и авиационной тематике. Немного, но есть чему поучиться. Все книги на том русском, без обложек и форзацев. Но все равно светить их не стоит. Все, что нужно, переписываешь от руки и «продаешь» как новую идею. Свою или какого-нибудь безымянного гения. Или, скажем, наша разведка где-то что-то пришустрила. Хранилище я тебе потом покажу и предоставлю доступ…
Задействовать Виктора в операции «Научно-технический прогресс» представлялось правильным и уместным, а значит, так тому и быть.
2. Шлиссельбург
Январь, 1954
Ара выписалась из госпиталя только в конце ноября и практически на следующий день вернулась в Академию. Она попросту не могла откладывать возвращение, поскольку и так уже пропустила почти весь осенний семестр. Отчислить, наверное, не отчислят – все-таки она герой боев за Дальний Восток, – но легко могут оставить на второй год, а этого она себе позволить не могла. Интуиция подсказывала, что военные действия, идущие сейчас в Маньчжурии и на Земле Хабарова, – это только начало. Возможно, мир попросту сходит с ума, или он всегда был таким, только историки забыли написать об этом в своих умных книгах? Однако, так или иначе, по ощущениям – для аналитики у Ары не хватало самого главного – фактов – эта война так быстро не закончится. Дай бог, чтобы не расползлась на другие страны! Но даже если не распространится на другие территории, в ближайшее время Себерия будет нуждаться в хороших пилотах, а у Ары, как ни крути, имеется настоящий боевой опыт. Она была под огнем, и знает, почем фунт лиха. Она битая, и недаром за таких, как она, двух небитых дают!
В общем, выписалась и притащилась в Академию. Там, разумеется, все смотрели на нее, как на икону Иверской Божьей Матери. Особенно курсанты. Мало того что Ара уже мичман, так у нее еще и орден на груди, – и не какой-нибудь вообще, а Себерский крест 1-й степени, – две медали «За героизм в бою», да еще и золотая нашивка за ранение на левом рукаве тужурки и шинели. Правда, для курсантов-девушек не менее значимой оказалась информация о том, что Варвара Бекетова умудрилась на войне выйти замуж, и муж у нее зачетный – кавторанг и командир полка торпедоносцев. То есть по факту это был настоящий триумф. Вот только Ара едва стояла на ногах, мундир висел на ней, как на вешалке, лицо выглядело, как римская посмертная маска – бледное до синевы, бескровное, с черными тенями вокруг глаз. Про такие лица говорят, что краше в гроб кладут. Но бог бы с ней, с красотой! Хуже было другое. Ее все еще качало от слабости, мучили ноющие боли в груди и влажный кашель приступами. А ночью она просыпалась в холодном поту от не отпускающих ее военных кошмаров.
Так она промучилась почти две недели, стоически преодолевая и слабость, и боль, и тоску, а потом в Академию приехала ее крестная и своей властью адмиралтейского боярина забрала Ару домой. Впрочем, не к отцу, а именно к себе в Кобонский Бор.
– Поживешь пока здесь. – Голос адмирала звучал ровно, но не понять, что это приказ, было бы большой ошибкой.
– Летную практику тебе и так зачтут, – объяснила, чтобы погасить вспыхнувший в душе Ары пожар, – а теорию по всем предметам сдашь экстерном. Я тебя сюда не бездельничать привезла, а тяжело работать. Ты мне нужна в строю, и как можно скорее. С этим все ясно?
– Так точно! Но…
– Без «но», – отрезала адмирал. – Сейчас тебя осмотрит доктор. Хороший доктор, ты уж мне поверь, и начнем приводить тебя в порядок. Отца твоего я предупредила, мужа тоже. Скоро приедет. Я имею в виду Олега. Ему все равно отпуск положен, так что не думай, это не протекция. Заодно получит очередной орден. С этим всё?
– Так точно! – отрапортовала Ара, которая, несмотря на слабость и боль, соображала быстро.
– Тогда так, – кивнула адмирал. – Я здесь иногда ночую, но чаще все-таки в городской квартире. Слуги предупреждены и будут о тебе заботиться. Не стесняйся, если что нужно – купить, приготовить, передать, – обращайся к Анне Карловне. Чаю, не забыла еще нашу Карловну?
– Никак нет.
– Хорошо, – снова кивнула адмирал. – Телефон, радиоскоп, библиотека – все в твоем распоряжении. Программу четвертого курса, все необходимые книги и… – подмигнула Браге, – комплект очень хороших конспектов от очень хорошего человека тебе завтра подвезут прямо сюда. Это все! Теперь пошли показываться доктору.
– Вот, Маша, – сказала адмирал, когда они вошли в одну из комнат второго этажа, – это Варя, ее надо бы подлечить.
В комнате их ожидала высокая и очень красивая молодая женщина. Стройная брюнетка с полной грудью. Не девочка. Это определенно. Но сколько ей лет на самом деле, понять было сложно. Не меньше двадцати пяти – это первое, что Ара могла о ней сказать.
«Не меньше двадцати пяти… И… Не более тридцати пяти!»
Но, разумеется, это были всего лишь догадки. Ничего определенного, однако в глазах… В красивых синих глазах чудилось отражение очень долгой и очень бурной жизни.
– Это Мария Ивановна Бессонова, – представила женщину адмирал. – Она очень хороший врач, Варя. Ты уж мне поверь на слово. Здесь, в Шлиссельбурге, оказалась сейчас случайно. Можно сказать, проездом. Так что, считай, тебе крупно повезло.
– Все, Маша, оставляю девушку на твое попечение, – обернулась адмирал к Марии Бессоновой. – Завтра поговорим, а сейчас мне надо бежать.
– Езжай, Лиза! – махнула рукой доктор. – Не волнуйся. Вылечим мы твою красавицу!
У Марии Бессоновой оказалось очень странное произношение. Ара каких только акцентов не слышала, – в Земле Хабарова вообще говорят по-русски так, что смех разбирает, – но такого необычного произношения нигде пока не встречала.
– Акцент не мешает? – между тем спросила доктор, и ее вопрос прозвучал так, что становилось понятно, ее везде про это спрашивают.
– Нет, я вас хорошо понимаю, – заверила Ара.
– Ну ладно тогда, – усмехнулась Мария Бессонова. – Я родом с Мадагаскара, из Старой колонии в Тулеаре. Это для справки. А теперь раздевайся, будем смотреть, что там у тебя и как.
Следующие полчаса женщина вдумчиво слушала дыхание Ары и ее сердечный ритм через стетоскоп, осматривала шрамы, оставшиеся от пулевых ранений, пальпировала тут и там, выстукивала то пальцами, то молоточком, осматривала горло, надев ларингоскоп, и уши с помощью прибора, похожего на воронку, расспрашивала о том, о сем, и вообще делала много очень разных вещей, ничего, впрочем, не записывая, и никак результаты своего осмотра не комментируя.