— Я не знала, что ты ел смертную пищу, — говорю я Гермесу, двигая остатками хлеба по пиале от оливок, пропитывая его маслом с перцем. — Я думала, для богов амброзия.
Он приподнимает брови.
— Все сразу, — говорит он через миг.
— И, похоже, у Получателя хороший стол.
По его замку такого не скажешь. Я пытаюсь представить его на Фесмофории с бургером в руке, но картинка сдвигается, и я вижу его в свете огня, улыбающегося мне.
— Ты часто ешь с ним?
Гермес хохочет.
— Меня не приглашали на ужин. Он предпочитает держать все профессиональным между нами, — я снова вижу горечь в уголках его глаз.
Фурии шевелятся, хмуро глядя на Гермеса, напоминая мне маму Бри, зевающую и вздыхающую, когда наступало девять часов, а я еще была там. Страх разгорается во мне, я не готова пока разбираться с ними. Я бросаю взгляд на свои руки: следа от ростка нет.
— Ты часто его видишь? — спрашиваю я у Гермеса.
— Хватит, — вдруг говорит Мегера резким голосом. — Пора нам спать. Уходи, Гонец.
Одна из чаш падает из моей хватки, стукается об камень и разбивается на три длинных неровных куска. Карта Тройки Мечей сверкает перед глазами. В тот же миг Алекто прыгает в нишу, словно хочет взять меня на руки, и я поднимаю ладони, отгоняя ее.
Ее перья опускаются, она замирает, лицо вытягивается. Я не успеваю остановиться, быстро хлопаю ее по руке, сердце болит, когда она издает благодарный тихий звук и улыбается мне.
Гермес подвигает осторожно носком крылатой сандалии самый большой осколок, Мегера мрачно смотрит на него и поднимает его, и на миг я думаю, что она заколет его им.
Вместо этого она крошит стекло в порошок и сдувает с камня, чтобы он присоединился к панцирям насекомых и кусочкам на земле внизу. Она поворачивается к Гермесу.
— Я ухожу, — говорит он раньше нее. — Я не буду задерживаться. Леди, было приятно. Кори, я скоро вернусь.
— Нет, — рявкает Мегера.
Гермес лениво пожимает плечами.
— Может, у меня нет выбора. Он захочет знать, что случилось. И если он не будет рад моему отчету, он придет посмотреть сам, — он оставляет угрозу в воздухе.
Мегера мрачнеет. Она точно хочет заколоть его теперь. Фурии переглядываются.
— Возвращайся, если он так хочет, — говорит Мегера, повернувшись к богу с серебристой кожей. — Но сейчас уходи.
— Идем, — Алекто проходит ко мне, нежно обвивает рукой мою руку, уводит меня от Гермеса к моему гнезду одеял. Когда я сажусь, я вижу, что Гермес ушел.
— Мы тебя успокоим, — говорит мне Алекто.
Паника охватывает меня, я напрягаюсь.
— Я в порядке. Я устала. Я плохо себя чувствую.
— Побудь с нами, — говорит Мегера, и тон показывает, что это не просьба.
Я помню ее лицо, зубы, когти. Хлыст в руке. Звуки, какие он издает.
Я сцепляю дрожащие ладони на коленях, Тисифона и Мегера опускаются на мою кровать. Фурия со змеями на голове садится передо мной, Тисифона — сзади, а потом их ладони на мне.
Алекто целует меня в висок, начинает перебирать мои волосы, нежно почёсывая мой скальп ленивыми кругами, снова и снова. Должна признать, это приятно. Покалывает. Дрожь холода и жара бегает по моей шее, расцветая на плечах, пока она распутывает мои волосы. Я расчесывала их пальцами каждый день, и я думала, что справлялась, но ощущаю, как ее ногти зацепляются снова и снова, а потом нежно разглаживают волосы.
Я вытягиваю ноги, выгибаю ступни в наслаждении, глаза закрываются. Они открываются, когда Мегера берет в ладонь мою левую ступню, уверенно мнет пятку и носок, стараясь не поцарапать меня, а потом поднимается массажем по моим лодыжкам и голеням, вызывая у меня дрожь наслаждения. И, когда я привыкаю к двойному удовольствию на голове и ногах, Тисифона начинает водить когтем силуэты на моей спине, рисунки и слова на языке, который я не знаю. Они касаются меня не так, как друг друга, подстраиваются к моему человеческому телу. Делают меня единой с ними.
Мегера смотрит на меня, и я улыбаюсь, прикрыв глаза.
— В следующий раз будет лучше.
Я так расслаблена их ладонями, что киваю, а потом понимаю смысл слов.
— Что? Нет! — говорю я, убирая ноги от нее, отодвигаясь от Тисифоны. Змеи Мегеры вздрагивают от резкого движения и поднимаются, раскрывают пасти, шипя. Когти Алекто впиваются в мои волосы, и я вскрикиваю, вырываюсь, оставляя светлые пряди в ее пальцах.
— Нет? — спрашивает Мегера.
— Другого раза не будет, — говорю я, поднимаясь, глядя на них. — Я не могу так снова. Вы меня не заставите.
— Но как ты научишься? — спрашивает Тисифона.
Научишься.
— Зачем мне учиться?
— Чтобы ты присоединилась к нам.
Фурии встают, создавая стену кошмаров.
— О чем вы?
— Потому ты тут, — говорит Алекто. — Мы ощутили твою силу. Она звала нас.
— Я не пришла сюда, это было случайно. И у меня нет силы, — я отступаю на шаг.
— Есть, — Мегера смотрит на меня, будто видит насквозь. — Большая сила, — она произносит слово, которое я не понимаю.
— Что это означает? — спрашиваю я, голос дрожит.
— Это привело тебя сюда. Это ты. Подобное зовет подобное, Вестница Смерти.
Оракул так говорила. Я качаю головой.
— Нет.
Я — садовница. Я даю жизнь. Ращу. Не уничтожаю.
Мой большой палец зудит, где я раздавила росток.
— Ты сделаешь все верным для нас, — говорит Алекто. — Справедливость.
— Нет, — повторяю я.
— Ты как мы. Одна из нас. Потому ты тут.
Алекто шагает ко мне, я отступаю на шаг, мотая головой. Нет, все не так. Не так.
— Кори, стой, — рявкает она, как никогда еще со мной не говорила, пугая меня достаточно, чтобы я отодвинулась сильнее.
Я тут же понимаю ошибку, желудок улетает, подо мной пропадает земля. Я вспоминаю, как земля раскрывается на холме Линкея, и я знаю, что упаду снова, и в этот раз камень разобьет меня.
Но Алекто ловит меня, обвивая руками и крыльями. Я борюсь миг, а потом сдаюсь, испуганная и растерянная.
Другие прижимаются ко мне, и я оказываюсь среди чешуи и перьев, холодной кожи. Меня гладят, и хотя я ненавижу их немного, приятно ощущать себя в безопасности.
— Ты нужна нам, — тихо говорит Мегера, и я не знаю, должна ли слышать ее. Я могу притвориться, что не слышала.
Я поворачиваюсь в объятиях Алекто, сквозь брешь в руках, телах и крыльях вижу точку на полу, где был росток.
Великая сила, сказала Мегера. Я думаю о том, как пальцы покалывало, когда я коснулась ростка.
Семена из кармана не должны были прорасти. Я не знаю, что это было, и я не знаю, как давно росток был там. В море было заклинание — не в море, в Стикс — и, как я указала Гермесу, семена не растут без хорошей почвы, солнца и воды.
Но зернышко проросло.
Предупреждение звенит в моей голове, пока я думаю, можно ли сделать это снова.
Я хочу снова сделать это.
20
МЕСТНЫЙ
Я просыпаюсь среди Фурий, наши конечности, волосы, змеи и крылья спутались. Рука Тисифоны, выбравшаяся из-под моей шеи, разбудила меня раньше, чем я была готова. Она шепчет на ухо, что принесет мне завтрак, целует мой лоб прохладными губами.
— Сестра, — говорит она и уходит.
И я вспоминаю все. Бри, охота. Гермес, росток.
Вера Фурий, что я одна из них.
Борясь с тревогой, я выбираюсь из их объятий, они уже не спят, следят за мной блестящими теплыми глазами. Я выдавливаю улыбку, выбираюсь из одеял и беру свечу, пару спичек в зубы, иду в пещеру-ванную.
Когда я возвращаюсь, став чище, проснувшись чуть сильнее, переживая больше из-за грядущего дня, Тисифона вернулась. К моей радости, с ней Гермес.
Он сидит, скрестив ноги, в нише Мегеры, вместе с тремя сестрами. Судя по тому, как они смотрят на меня — Мегера хмурится — я чему-то помешала. Снова.
— Доброе утро, — кричит Гермес бодро. Его волосы идеальными кудрями обрамляют лицо, его белая туника чистая, серебристая кожа сияет здоровьем. Я понимаю, что на мне одеяние уже дольше трех дней, и мои волосы не спутались только из-за ухода Фурий прошлой ночью.
«Становишься хищной, — говорит голос в моей голове. — Или Фурией, — звучит мрачный ответ».
— Привет, — говорю я слишком громко, пытаясь заглушить шепот во мне.
Они растерянно смотрят на меня, продолжают шептаться.
Я смотрю на них, пока ему, четыре бессмертные головы склонены, говорят тихо и быстро, я ничего не слышу, хотя уши горят. И большой палец пылает и зудит там, где я раздавила росток. Я ожидаю, что он красный, с волдырем, но, когда смотрю, он обычный. Когда я тайком проверяю участок камня, где был росток, все выглядит нормально.
Придется продумать план для следующего раза. Может, попытаться в ванной, куда они не ходят. И мне нужна причина для возвращения плаща: в карманах должны еще оставаться семена. Я решаю, что спрошу у Алекто. Я ловлю ее взгляд, мы быстро улыбаемся и отводим взгляды, словно попались на том, что не должны делать. Нужно застать ее одну. Может, позже, когда мы вернемся с…
Я замираю. Я не знаю, возьмут ли они меня с собой на работу. Я не знаю, заставят ли снова смотреть на наказания. Я отодвигаю еду, меня мутит. Я не могу сделать это снова. Не могу.
Фурии летят ко мне, пока я собираю еду в мешок, и сердце начинает колотиться за ребрами.
— Ты не доела, — говорит Алекто.
— Я не голодна, — говорю я.
Мегера смотрит на меня.
— Нам нужно заняться делами, — говорит она, и все во мне сжимается. — Но ты останешься сегодня тут. Гермес останется с тобой, тебе не будет одиноко, — продолжает она. — Для нас будет время. Много времени. И его предупредили, — зловеще добавляет Мегера.
Мы поворачиваемся к богу, стоящему с красивой улыбкой. Я так рада, что голова кружится.
Алекто шагает вперед, проводит холодным нежным пальцем по моей щеке, потом склоняется и целует в щеку.