Но больно.
Я надеваю джинсы и джемпер, но штаны сковывают, мои ноги отвыкли быть в джинсах. Приходится надеть свободное хлопковое платье, похожее на то, в каком я прибыла, которое я прячу на дне шкафа. Я достаю мягкие туфли, чтобы защитить ступни, заплетаю волосы, уже не пшеничные, а русые, словно Подземный мир вытянул из них цвет, в пучок на макушке. Я замираю, чтобы поправить постельное белье, потом спускаюсь. Мерри все еще с телефоном, хотя уже говорит о работе, о волонтерах и команде. Я машу, проходя мимо, пока она расхаживает по гостиной. Я иду на кухню, чтобы налить себе кофе.
Кофеин ударяет меня, как поезд, встряхивает тело. Без молока в доме я добавляю воду из холодильника, разбавляя кофе, пока не перестает ощущаться, что я пью молнию. А потом я выхожу в заднюю дверь.
Больно.
Мир зеленый и синий, от красок перехватывает дыхание. Поля за моим садом, листья на деревьях, изумрудные и яркие, синее безоблачное небо. Свет солнца напоминает желток, льется из-за дома и озаряет сад, теплое красное сияние терракотовых кирпичей стен. Птицы поют, для меня это громко, сложно представить, что я ранее не заметила бы это, если бы не пыталась. Теперь это буйство, и голова звенит.
— Тут холоднее, чем кажется, — Мерри присоединяется ко мне, скрестив руки. — Мы не знали, что с этим делать, — она кивает на сад. — Но еще достаточно рано, чтобы начать сезон. Если ты остаешься, — добавляет она неуверенно.
Я молчу.
— Мы закажем чай, если хочешь? — продолжает Мерри, сглаживая неуверенность. — Я могу заказать в индийском магазине, как ты любишь, и он прибудет сюда на лодке в семь часов. Подарок ко дню рождения.
— Будет мило, — я стараюсь звучать так, будто это важно для меня.
— Кор, признаюсь, мы ничего не подготовили тебе на завтра, — неловко продолжает она. — Буду честной, это вылетело из головы, а потом я увидела твою записку… Прости, милая. Мы загладим вину.
— Все хорошо, — говорю я, хотя больно быть забытой. Но я заслуживаю этого. — Я ничего не ожидала.
— Это восемнадцатилетие, Кори, — говорит она. — Не верится, что мы не вспомнили. Но ты знаешь, как может запутать работа, — она хмурится, растерянная из-за того, что забыла нечто такое важное. Я тоже растеряна, если честно. Меня не было пять месяцев, а не пять лет.
— Ничего, — я поворачиваюсь к ней, обнимаю ее. Она не виновата. — Хватит и того, что я снова тебя вижу.
— Да, хорошо, — она улыбается, сжимает меня и отпускает. — Слушай, мне нужно к скалам, чтобы встретиться с волонтерами, считающими гнезда, — говорит она. — Хочешь пойти?
— Я буду в порядке. Я схожу к Астрид.
Мерри бросает на меня взгляд.
— Она в школе. Вторник.
Школа.
— Точно. Но уже почти обед. Я просто загляну.
Она прищуривается.
— Как школа на юге? Все в порядке?
Я пожимаю плечами.
— Нормально. Скучно. Школа как школа.
Она не верит, и меня спасает только ее телефон. Я иду за ней внутрь, слушая, как она говорит кому-то, что уже в пути.
— Мы поговорим позже, — обещает она и хватает сумку со стола.
— Да, — я улыбаюсь. — Увидимся.
— Кори… — она медлит на пороге. — Я люблю тебя. Ты же знаешь это? Я знаю, что ты не моя, но люблю тебя как свою.
— Я твоя, — тут же говорю я. — Твоя и папина. И я тоже тебя люблю. Вас обоих, больше всего.
Мерри обнимает меня, и я сжимаю ее крепко, вдыхаю ее.
— Хорошо, увидимся, — она целует меня в щеку, как делали Фурии, и уходит.
Я выдыхаю, ощущая себя опасно близко к слезам.
* * *
Я должна проработать историю за утро, придумать что-то убедительное о матери, которую не могла выделить в толпе, о нашей жизни вместе на континенте, ложной школе, ложных друзьях, ложном бывшем парне — моя отговорка для неожиданного появления. Я даже открываю ноутбук, включаю его, пальцы вводят сами пароль, который я едва помню. А потом я закрываю его, спускаюсь и хватаю куртку, выхожу из дома. Я хочу быть снаружи. Я хочу использовать ноги.
Если я ночью думала, что мир был слишком ярким, а сад — буйством, но это не сравнить с тем, как плохо в свете солнца. Как люди живут так постоянно без мигреней? Краски всего бьют по мне, я едва дохожу до конца улицы, приходится бежать домой и рыться в трюмо в поисках солнцезащитных очков. Я надеваю их. Они немного помогают, приглушают худшее, и идти к центру Дэли уже терпимо. И там я узнаю, что они не скрывают меня.
— Это же Кори Оллэвей? — Кэлли Мартин выходит из «Спар» и глазеет на меня. — Когда ты вернулась?
Похоже, меня простили за то, что я сказала ей отвалить.
— Этим утром, — говорю я поверх плеча, не желая останавливаться. — Прости, Кэлли, я опаздываю.
— Загляни на обратном пути, — кричит она. — Я хочу услышать о жизни на континенте, если ты не слишком важная теперь для нас, людей Острова.
Я чуть не поворачиваюсь и говорю это снова. Почти.
Так по всей Хай-стрит, люди зовут меня, пялятся, словно у меня рога, от этой мысли я смеюсь, потому что только это во мне не прячется. Я сворачиваю в переулок и иду там, уклоняясь от урн, направляясь спокойно к школе. Я слышу, как колокол звонит двенадцать, понимаю, что могла увидеться с Астрид за обедом, если хотела. И мне нечем заняться.
Школа на Острове — два низких каменных здания на востоке Острова, одно для приемной и младших учеников, другое для старших. Пару лет назад совет решил смешать нашу школу с двумя другими, но это не вышло, потому что нам пришлось бы плавать на лодке на другой остров туда и обратно каждый день, и в плохую погоду — а она такая зимой — мы пропускали уроки. И мы остались в своей маленькой школе.
Я медлю, прячась за толстым дубом, жду, смотрю, как двери открываются, дети выбегают на площадку.
Я вижу кроху Энгуса и малыша Мика — братьев Бри — они выбегают, застегнув куртки только на воротнике, и они развеваются за ними, пока они бегут, направляясь к дому на горячий обед, который миссис Давмуа готовит им каждый день. Больше следует, потом двери старшей школы широко раскрываются, и в маленькой толпе подростков я замечаю Астрид, оживленно болтающую с Хантером, за ней Ларс и Ману держатся за руки. От этого я улыбаюсь, я рада, что они все еще вместе. Я хочу позвать их, но замираю.
Мое сердце трепещет, но с неохотой, как собака, делающая старый трюк для нового хозяина, когда Али выходит, прислоняется к стене и кого-то ждет. Оно снова трепещет, когда девушка выходит и шагает к нему, прощаясь с друзьями. Я не сразу узнаю ее: Мириэлль Мейсон, на год младше нас. Она смотрит на него и улыбается, он склоняется и целует ее, и я готовлюсь к боли, но ее нет, ни капли.
Когда он заканчивает поцелуй, он смотрит в мою сторону, словно ощущает мой взгляд, и я прячусь за дерево, сердце колотится, я пытаюсь понять, почему прячусь в солнцезащитных очках, выглядя безумно.
Но он не подходит, и я обхожу ствол, смотрю, как он идет к своему дому, как когда-то делал со мной, потом с Бри, закинув руку на плечи Мириэлль, ее рука под его курткой обвивает пояс. Они уйдут в его дом, где Али сделает им тосты, и будут целоваться. Они могут и не есть, или она сделает еду, и они поспешат в школу, чтобы успеть до звонка. Я знаю, потому что так когда-то проводила обеды.
Часть меня хочет знать, когда он начал встречаться с Мириэлль, как долго скорбел по Бри. Он ждал, пока его волосы отрастут, или он уже искал замену на перидейпноне Бри, решал, кто будет следующей жертвой.
Я понимаю, что думаю, и мне все равно, даже не так любопытно, чтобы спросить у кого-то, и это удивляет меня. Это случилось без ритуалов, без того, что я считала нужным. Время прошло, и я преодолела первую любовь.
Первую романтичную любовь.
Я смотрю на Али и Мириэлль, на миг хочу окликнуть их, догнать их, поприветствовать, как со всеми. Но желание проходит, и я отворачиваюсь.
— Кори?
Мистер МакКиннон стоит с велосипедом, улыбается мне.
— Ты вернулась?
— Да.
— Вернешься в школу? — спрашивает он.
Наверное. Я киваю.
Он тоже.
— Хорошо. Мы скучали. Как на континенте?
— О, вы знаете. По-другому.
— Ты кого-то ждала?
— Нет. Просто проходила мимо.
— Я тебе поверю, — он начинает увозить велосипед, замирает и оборачивается. — Завтра твой день рождения, да? С днем рождения заранее, если не увижу тебя.
— Спасибо. Пока, мистер МакКиннон.
День рождения Бри через месяц после моего. Целый месяц «Слушай меня, я старше и мудрее тебя» и «Не переживай, бабушка, я о тебе позабочусь». А теперь этого не будет. Я всегда буду старше и мудрее, а ей будет всегда семнадцать, она едва увидела лучшее лето в ее жизни.
Я шагаю в другую сторону, не желая видеть никого из школы. Я понимаю, куда иду, когда холм появляется надо мной, и я вижу храм, и это ощущается неизбежно. Я снимаю очки, протискиваюсь в калитку и иду по дорожке к кладбищу.
Могилу Бри просто найти, даже если бы я не видела место с холма Линкея в день похорон. Она — одна из двух новых, добавленных с моего последнего визита сюда, который был с ней и Али, забавно, перед тем, как все пошло не так.
Я смотрю на надгробие Бри. Я думала, миссис Давмуа сделает что-то большое и резное, в форме сердца, с колоннами, может, даже с фотографией Бри, но это простой белый прямоугольник, в вазе в стороне розовые розы и полевые цветы, с другой стороны — лекифос. Я беру лекифос и наливаю на траву немного масла.
Бри Давмуа, любимая дочь и сестра, забранная слишком рано.
Ей должно было хотя бы исполниться восемнадцать.
— Разве не говорят, что преступник всегда возвращается на место преступления? — хрипит голос, и я поворачиваюсь, раскрыв рот, и вижу, как Оракул идет ко мне, ее черная собака шагает рядом, шарф цвета полуночи трепещет за ней, как крылья.
28
ЦВЕТЫ
— Что вы тут делаете? — от шока я забываю о вежливости. — Я не думала, что вы покидали свой островок.