— Думаешь, я дура?
Он хмурится, редкий миг, когда он не улыбается. Это делает его старше.
— Почему мне так думать?
— Выбрала это место, а не мир смертных. За этими стенами как минимум миллиард теней, которые отдали бы все, чтобы вернуться в место, которое я отдала.
— Тогда зачем отдала?
— Потому что мне там не место. Уже нет. И, как ты сказал, сложно жить меж двух мест. Не принадлежать ни одному. Было бы слишком тяжело пытаться быть частью обоих миров.
Гермес вздыхает.
— Не стоило так тебе говорить. Я… завидовал, если честно.
Я смотрю на него, сажусь на лестнице, хлопаю по месту рядом с собой. Он приподнимает бровь — серьезно, все так могут, кроме меня? — и садится.
— Завидовал? Почему?
Он изящно сдвигает волосы, почти как Аид, двигает ладонью так, словно волосы его сильно обидели.
— Ты принадлежишь обоим мирам. У тебя семья в обоих мирах. У тебя цель в обоих мирах.
— Как и у тебя.
— Нет. Я — Гонец. Я существую только между. У меня есть дядя в этом мире, который терпит меня, потому что я вожу некоторых его мертвых, и отец в другом, который ждет, что я буду шпионить для него. Я шпионю за Аидом. Он не пойдет туда, не пустит их сюда, так что я говорю им, что он делает, если он не решит отчитаться перед ними.
— Зачем ему? — спрашиваю я, удивляя себя тем, как меня злит идея. — Он вытянул короткую соломинку, получив это место. Если другие переживают, нужно было с ним поменяться. Они не должны влиять на то, что он тут делает.
Гермес улыбается.
— Согласен. Но я все еще докладываю, и мой дядя это знает, так что подсознательно держит меня на расстоянии руки. И другие не могут терпеть упоминание смерти или этого места, так что они избегают меня, когда могут.
— Ты одинок, — понимаю я. Все те намеки на горечь и печаль скрыты за яркими улыбками. Он ощущает одиночество.
— Не важно, — говорит он, звуча как смертный парень.
Я подвигаюсь и задеваю его локтём.
— Я живу теперь тут, так что можешь в любое время навещать меня. И оставаться на ужин.
Гермес ничего не говорит, но подвигается ко мне, замирает, мы прислоняемся друг к другу. Он встает, движение плавное.
— Долг зовет, — говорит он, смотрит на меня с привычной улыбкой. — Увидимся.
— Я серьезно насчет ужина, — говорю я, пока он идет по холлу.
— Ты пожалеешь, что вступила в эту семью, — говорит он.
— Я не вступала в семью.
— Пока что, — бросает он через плечо, одна из теней открывает ему дверь. — Пока, тетя Кори.
Мои щеки горят.
* * *
Он ушел, и я продолжаю экскурсию. Я нахожу комнату с белым пианино, крышка опущена. Когда я поднимаю ее и нажимаю на клавиши, звук не настроенный, давно не использовался. Видимо, тут гостиная, с одним твердым стулом и одним столом.
Он тоже был одинок. Он явно думает, что ничего не заслуживает.
Я нахожу кухню — я думаю, что это кухня. Там длинный стол и открытый камин, на одной стороне смертная еда: чаши фруктов и стопки лепешек, бутылки оливкового масла, стеклянные кувшины воды. Все для меня. Я откупориваю кувшин, собираюсь выпить, но он ускользает из моих рук.
Аид появляется из воздуха и ловит его.
— Здравствуй, — говорит он, протягивая мне кувшин.
Я качаю головой и прижимаю ладонь к груди.
— Не делай так.
— Извиняюсь, — он опускает кувшин.
— Привет, — говорю я, сердце снова бьется нормально. — Как давно ты тут был?
— Какое-то время, — уклоняется он.
— С тех пор, как я тут? — он медлит, потом кивает. Я не удивлена. — Почему ты не сказал, что был тут?
— Я сказал, что не буду манипулировать тобой, но кувшин… — он замолкает.
Что-то трепещет в моей груди.
— Спасибо за это. И, раз я теперь тебя вижу, ты можешь показать мне замок. Я уже видела часть пустых комнат и стен без окон, но я уверена, что их куда больше.
Он моргает, и я вдруг ощущаю себя неловко и грубо, оскорбляя его дом в лицо.
— Шучу. Отчасти. Ты не обязан. Я не должна была…
— Я бы с радостью.
Я сгибаю локоть и протягиваю к нему.
— Тогда идем?
Он странно смотрит на меня, потом берет меня за руку.
— Это кухня, — говорит он.
— Вижу.
— Тут минимализм.
Я смотрю на него краем глаза. Он пошутил?
— Скажи, что ты хотела бы тут? — спрашивает он.
Я медленно поворачиваюсь, ведя его за собой.
— Стулья для стола.
— Сколько?
— Хотя бы три. Я порой буду звать Гермеса на ужин.
Аид не смотрит на меня, три стула появляются у стола.
— Я слышал.
— Это можно? — спрашиваю я, вдруг неуверенная.
— Можно, — говорит он, и слово звучит странно от него. — Чего еще ты хочешь?
Я озираюсь. Нам не нужен холодильник, но печь или плита были бы хороши. Вряд ли мне нужна смертная еда, но я хочу этого. Полки для посуды. Посуда. Свечи. Ваза. Я говорю ему все это, и он серьезно кивает на каждую просьбу, хотя я просто говорю все, что приходит в голову. Я не знаю, как строить дом. Как жить в таком доме.
Мы выходим из кухни, и я веду его в гостиную.
— Не обязательно делать это сейчас, — говорю я. — Но нам нужны диваны. Уютные. По одному на каждого. И один для гостей.
— Гермес? — догадывается он.
— Да. Может, другие.
Он в панике, и я нежно веду его по комнате.
— Окна, прошу. Я буду создавать сад, нам будет на что смотреть. Стеллажи книг.
— У меня мало времени для чтения.
— У всех так, но нужно, чтобы они были.
— Ясно.
— Камин. Может, зеркало над ним. Ковер.
Аид останавливается.
— Кори. Все это означает, что ты остаешься?
Я киваю.
— Тут?
Еще кивок.
— Как долго?
— Навсегда.
Его ладони оказываются на моих щеках.
— Ты серьезно?
— Да.
Он качает головой.
— Но ты хотела домой.
— Я не могу вернуться, — я беру его за ладони, переплетаю пальцы с его. — Во-первых, я не могу вернуться и жить на Острове, ходить в школу, делать домашнюю работу, побывав тут. Теперь я знаю, что могу делать. У меня есть крылья. Не сейчас, — говорю я. — Но они есть.
Его губы изгибаются.
— Было бы неловко в школе.
— Это была шутка, — я гляжу на него.
— Нет, — говорит он, глаза блестят, и я понимаю, что ошиблась в Эребусе. Он красивый. Просто это не так очевидно. Он приятно выглядит, подкрадывается, и его красота ударяет тогда, как молот. — Ты сказала «во-первых». Какая еще причина?
Я глубоко вдыхаю.
— Я не могу вернуться, потому что то, к чему я хотела вернуться, не существует. Чего я хочу, чего я хотела, — исправляюсь я, — так это чтобы все было как раньше. Я и Бри — подруги навеки, стареющие на Острове вместе. И я хотела этого до того, как прибыла сюда. Этого я ждала. Но это уже пропало. Я просто не приняла это.
— Ясно.
— Думаю, тут я должна быть. Если ты позволишь. Если поможешь мне. Ты сказал, что это место было таким, когда ты получил его, но теперь оно твое. Ты можешь это изменить — должен изменить.
— Я не хотел этого, — тихо говорит он.
— Как и я сначала.
Он смотрит на меня.
— А теперь хочешь?
— Я иду к этому.
Он опускает взгляд, смотрит на мой рот, и мой желудок сжимается. Я не знаю, готова ли к этому.
— Я не выбрала спальню, — говорю я, отпуская одну его руку, но сжимая другую, выводя его из комнаты в коридор. — Но я хочу окна. И двойную кровать, — я краснею, понимая, как это звучит. — Я не знаю, где взять одежду.
— Лампады помогут с этим. Мои слуги, — уточняет он, когда я путаюсь. — Теперь и твои.
Мне не нравится идея со слугами. Бри говорила, что хотела их. Интересно, сколько пройдет времени, чтобы я перестала сразу же думать о ней.
— Твое пианино нужно настроить, — я киваю на него, пока мы проходим мимо.
— Ты играешь? — спрашивает он.
— Нет. А ты?
— Иногда.
— Сыграешь для меня?
— Да.
— Ты просто будешь давать мне все, чего я прошу? — говорю я.
— Да, — он кивает. — Я не хочу давать тебе повод уйти.
— Я захочу порой возвращаться, — говорю я, и он тут же мрачнеет. — Просто увидеть папу и Мерри, убедиться, что они в порядке. Увидеть звезды, солнце и море. Но ты мог бы ходить со мной. Я могу показать тебе мир смертных, — я представляю, как знакомлю Аида с Мерри и папой, и улыбаюсь. — И взамен ты можешь научить меня быть как ты.
— Я не хочу, чтобы ты была как я, — тихо говорит он.
Мое сердце болит, я сжимаю его руку.
Мы идем до холла. Лампад не видно, и я не знаю, что попросить увидеть дальше. Я нервничаю, неуверенная впервые с возвращения.
— Кори? Задай вопрос, — говорит Аид.
— Какой?
Он нежно разворачивает меня лицом к себе.
— Вопрос, который все задают мне, приходя сюда. Задай его.
О.
Я думаю о девочках, рожденных с разницей в месяц, четыре года, как они держатся за руки в супермаркете. Я думаю о том, как они растут вместе, бегают в лес, делят кровати, мечты, надежды и тайны. Делятся всем. Я думаю о том, как много не видела и подвела Бри в этом.
Я все еще не прощаю ее за то, что она сделала. Но я хочу, чтобы она не была мертвой. Правда, хочу.
— Ты отпустишь Бри в мир смертных?
Он широко улыбается, это удивляет так же, как его смех.
— Я уже попросил Судьбы.
Я обвиваю его руками, через миг он обнимает меня, его холодная щека прижата к моей.
— Спасибо, — говорю я.
— Я рискнул, — говорит он мне на ухо. — Я надеялся, что ты вернешься, думал, что ты предпочтешь, чтобы ее тут не было. И ты желаешь очень громко.
Я смеюсь, его руки крепче сжимают меня, словно он пытается поймать смех, удержать близко. Он медленно отпускает меня.
— Тебе нужно что-то еще? — спрашивает он.
Я думаю.
— Пока нет. Постой, — говорю я. — Семена. Мне понадобятся семена.
Он взмахивает ладонью, ловит в воздухе золотой шар и бросает мне.
Это один из плодов гранатов из сада. Он явно взял его до того, как сад разрушили.