– А если взять, как пример, тебя? Сказав, что воспоминания чаще ограничивают в выборе, ты подразумевал в первую очередь себя, свою ситуацию?
Булатов некоторое время молчал. И я уж подумала, что он не ответит, что тема слишком болезненна. Шутка ли, не помнить почти половину из прожитого!
– Я забыл первые пятнадцать лет жизни, может, чуть больше или меньше. И это злит и одновременно радует. Когда мы с братом очнулись в плену, то не помнили собственных имен, как и то, что обладаем звериной ипостасью и должны контролировать превращения. Все о мире Полуночи и природе оборотней нам рассказал приемный отец-вервольф. Даже знания, которые получают дети в школе, мы восстанавливали, перелистывая вместе с ним учебники. – На губах Руслана заиграла теплая улыбка. – Наверное, из-за того, что вервольфов на Земле больше, чем других видов оборотней, они гибче, не цепляются зубами за традиции, как те же вертигры. Они легче подстраиваются под изменяющийся мир, им проще отказаться от архаичных законов. Я рад, что, войдя в семью Булатовых, увидел, как живут другие оборотни.
– И теперь тебе не нравятся порядки в кланах вертигров?
– Не во всех. Есть сибирский клан, который, несмотря на низкую рождаемость, до сих пор отправляет своих женщин рожать в тайгу.
– Одних? – испуганно выдохнула я.
– Со знахарем, что особо не увеличивает шансы на выживание детей.
– Дикость какая-то…
– Я бы сказал, что это преступление. А дикость – это когда сердце умершего вождя съедает его преемник, чтобы на него снизошла мудрость предков.
Съедает сердце мертвеца?! Тошнота подступила к горлу, и я, тормозя разыгравшееся воображение, медленно задышала ртом.
– Еще в одном клане, – как ни в чем не бывало продолжил Руслан, – после первого обращения юным вертиграм купируют хвостики.
Дурнота плохо воздействовала на внутренний детектор лжи, но все-таки я уловила фальшивую нотку:
– Купируют хвостики? Ты ведь шутишь, да?
– Да, – улыбнулся парень, не уточняя, все ли странные обычаи – черный плод его чувства юмора.
Но и от этого неоднозначного признания стало легче. Мой рыцарь закруглился:
– Не помня правил и законов родного клана, я свободнее в своих взглядах.
Тогда как вертигр, который не терял воспоминания, воспринимал бы творящийся в кланах ужас нормально, как нечто естественное. Действительно, память накладывает ограничения на выбор.
Когда мы встали с качелей и пошли в дом, Булатов, забывшись, еще некоторое время обнимал меня за талию. И тут меня внезапно осенило: а ночуем-то мы сегодня вдвоем… Мысленно посмеялась над глупым опасением. Можно подумать, что залогом целомудренных отношений был Лазарус, который, словно меч из древних сказаний, разделял на ложе героя и спасенную им деву. И все же щекочущее нервы осознание, что мы остались одни, не давало покоя до вечера. Руслан вел себя как обычно, я же порой вздрагивала, когда он случайно прикасался ко мне.
– Что с тобой? – не выдержал парень, когда, усаживаясь рядышком на диване, заметил, как я обхватила себя за плечи. – Знобит на нервной почве?
Я и пикнуть не успела, как оказалась в его объятиях закутанная в плед. И это в двадцатипятиградусную жару! Но зато дергаться перестала и спокойно посмотрела телевизор. Точнее, спокойно до вечерних новостей, которых ждала с непонятной тревогой. Но на местном канале ничего нового не сообщили, повторив утренний репортаж. И успокоившись, не заметила, как уснула.
А утро началось с привычного мерзкого голоса Томасовского.
«С пробуждением, драгоценная. Новый день делает нас еще ближе друг к другу».
– Помечтай, – прошептала сквозь дрему – и проснулась.
Что порадовало, наручники лежали без дела на тумбочке. Оборотень то ли всецело полагался на свои реакции, то ли верил в мою силу воли больше, чем вампир.
Зайдя на кухню, испытала острое чувство неловкости – Булатов готовил завтрак. Засмотрелась, как сноровисто он переворачивает блины, подбрасывая их в воздух, а готовые начиняет малиной и сворачивает в трубочки. Ох, разбаловали меня парни… даже неудобно, что они заботятся обо мне больше, чем я о них.
– Доброе утро. Есть новости от Лазаруса?
– Привет, Герда. Нет, он пока не звонил.
– Это нормально? Вы так и договаривались?
– Да, условились звонить по минимуму – раз в два дня.
Блинчики с малиной оказались не хуже слоеных пирожков с клубникой. И мне вновь стало стыдно: у меня, девушки, банальные супы получаются вкусными через раз.
Заканчивая завтрак, засмотрелась в окно. Похоже, собирается гроза – небо затягивали тяжелые, мрачно-синие тучи.
– Скоро начнется дождь, предлагаю собрать малину. Жалко, если ее побьет ливень, – проявил хозяйственные наклонности Булатов.
В очередной раз стало совестно: мне и в голову не пришла идея оборвать спелые ягоды. Я только их есть и умею… Вооружившись пол-литровыми банками, атаковали малинник. А чтобы не пропустить новости о взрыве, поставили в беседке портативный радиоприемник – на местной радиостанции информационные выпуски выходили каждый час.
– Клубника, малина и небольшие грядки с зеленью… Интересно, откуда здесь все это? Как-то не представляю, чтобы Лазарус в земле копался.
– А я представляю, – хмыкнул из-за куста присевший на корточки вертигр, – да только помню, что он старался не выставлять напоказ свое убежище. Ухоженный земельный участок или остался после предыдущих хозяев, или же возник стараниями сторожа, нанятого Болконским.
Хотя я наелась малины в блинчиках, не удержалась от соблазна, чтобы не бросать ее не только в банку, но и в рот. Увлекшись, не заметила, как раскусила зеленого клопа. Фу, мерзость какая! Лишь две пригоршни ягоды избавили от специфического привкуса.
Прохладный ветерок обвеял спину, сообщая о скором начале грозы. Чтобы не терять время, относя малину в дом, высыпала ягоды на кованый столик в беседке. Руслан последовал дурному примеру, и на дубовой столешнице выросла приличная горка. Третью по счету банку удалось наполнить на четверть, как пошел дождь. Хлынул внезапно, без предупреждающих первых капель. Вмиг промокнув до нитки, с визгом устремилась в беседку. Вода скатывалась с волос, щекоча лицо и шею, заставляя тереть нос. Платье прилипло, балетки, хлюпая, норовили соскочить с ног.
– Надо было в дом бежать, – попенял такой же мокрый оборотень, стряхивая с темно-русых волос тяжелые капли. – Ливень не скоро прекратится.
– Как-то не сообразила.
Я пожала плечами, ловя себя на мысли, что подозреваю подсознание в диверсии: неужели оно надеялось, что Руслан не последует за мной, оставив в одиночестве, и тогда смогу удрать к Томасовскому? Нет, бред, конечно, но…
– Замерзла? – Вертигр неправильно истолковал мою дрожь.
И в один шаг оказавшись рядом, обнял. Чувствуя спиной его горячее тело, едва не застонала от отчаяния. Так старалась избегать его прикосновений – и на тебе! Стою в кольце желанных рук.
– Подождем минут десять – вдруг дождь утихнет? – Да мне бы хоть минуту продержаться, не выдав свою озабоченность… – Если нет, побежим так, потом под душем отогреешься.
Ох, да я уже отогрелась и, по-моему, перегрелась от близости своего рыцаря…
Дождь стеной отгородил беседку от остального мира. Стук по крыше капель. Ненавязчивая болтовня радиодиджея. И легкое дыхание Руслана над моим ухом, посылающее тривиальных мурашек в путешествие по коже.
– В серый дождливый день так хочется тепла. А что лучше согреет, чем объятия любимого человека? – вдохновенно прощебетала радиоведущая. – Дарите близким огонь ваших сердец и помните, что даже после самой затяжной грозы обязательно выглянет солнце. «Plus FM» желает вам хорошего настроения. Не переключайтесь!
Речь диджея сменилась старым хитом, песней о вечной любви. И Булатов, разомкнув объятия, шагнул вперед и, слегка поклонившись, попросил:
– Мой Глас, окажите честь своему рыцарю.
Труднообъяснимый страх требовал отклонить приглашение на танец и сбежать. Но взгляд Руслана – понимающий и… пожалуй, благоговейный, – не отпустил.
– Разве я смею отказать вам, сэр? – улыбнулась, вспоминая хастл на дне рождения Чернова, и подала руку.
В памяти не сохранилось, что мы танцевали и как. Все мое внимание сосредоточилось на Булатове. Наваждение… я тонула в его зеленых глазах, не в силах отвести взор. А потом, словно невзначай, по моей спине, невероятно чувствительной к малейшей ласке, прошлась широкая ладонь. Она скользила медленно, от основания шеи до того места, которое уже не спина. И жар мгновенно растекся по всему телу. Ноги, сбившись в очередном па, подкосились, и только руки Руслана удержали меня от падения. Близость к нему открыла правду, разбивая мои страхи и сомнения в пух и прах.
А он вдруг просительно произнес:
– Герда, иди в дом…
Вертигр коснулся губами моего виска – и я поняла, что пропала. Что опьянела от его запаха, усиленного дождем. Охмелела от нежности в его голосе и глазах, таких красивых сейчас, отливающих желтизной.
– Я не шучу, иди в дом…
От шепота зарывшегося лицом в мои волосы мужчины новая волна жара окатила от макушки до кончиков пальцев на ногах.
– С тобой в дом? – выговорить коротенькую фразу, ощущая, как сильные руки кружат по пояснице, слегка сминая платье, было настоящим геройством.
Быстрые, легкие, словно прикосновение крыльев бабочки, поцелуи прочертили пылающую линию от виска к уголку рта.
Погладив мои губы своими, а потом слегка прикусив их, Руслан выдохнул ответ:
– Нет… одна.
У его поцелуя был вкус малины и греха.
– Тогда не хочу… останусь лучше здесь, с тобой…
Он протестующе застонал:
– Герда…
– Ш-ш-ш… – свела на нет благородный порыв моего оборотня ответным поцелуем.
И его выдержка разбилась вдребезги. Нежность уступила место голоду.
Алчный, сбивающий дыхание поцелуй едва не лишил сознания – когда с меня испарилась одежда, уж точно не вспомню, как и момент, с которого стала ощущать прохладную поверхность столешницы. Последняя связная мысль – хорошо, что стол крепкий…